Последние дни Помпеи - Эдвард Джордж Бульвер-Литтон Страница 28

Гладиаторы почтительно встали из-за стола при появлении трех щеголей, известных как самые веселые и богатые среди помпейской молодежи, и голоса которых имели большое значение для репутации бойцов амфитеатра.

– Какие славные животные! – молвил Клавдий Главку. – Они достойны быть гладиаторами.

– Жаль, что они не воины, – возразил Главк.

Странно было видеть изящного, прихотливого Лепида, который боялся и сколько-нибудь резкого луча света, и малейшего дуновения ветерка, Лепида, в котором природа как будто спутала и извратила все естественные чувства, сделав из него какое-то сомнительное существо, изнеженное и искусственное, странно было видеть этого Лепида, теперь вдруг ожившего, полного энергии. Своей бледной, девичьей рукой он трепал гладиаторов по широким плечам, жеманно щупал их могучие, железные мускулы и, казалось, с восхищением любовался этой силой, которую всю жизнь старался уничтожить в самом себе.

Так и в наше время мы видим безбородых франтов лондонских салонов, толпящихся вокруг героев кулачного боя: точно так же они любуются, восхищаются, налаживают свои пари. Так и теперь мы видим, как сходятся две крайности цивилизованного общества – патроны удовольствий и их рабы – подлейшие из всех рабов, – свирепые, и в то же время продажные, – мужчины хуже проституток, торгующие своей силой, как женщины своей красотой, сущие животные, но еще более низкие по своим побуждениям, так как последние, по крайней мере, не дают себя калечить за деньги!

– Ну, Гинер, как ты будешь бороться и с кем?

– Меня вызвал Спор, – отвечал сумрачный великан, – и надеюсь, это будет бой на смерть.

– О, разумеется, – проворчал Спор, прищурив свои маленькие глазки.

– Он берет саблю, а я сеть и трезубец. Редкостное будет состязание. Надеюсь, тот, кто останется в живых, получит достаточно для поддержания достоинства короны.

– Не беспокойся, мы наполним твой кошелек, мой Гектор, – сказал Клавдий, – постой, ты дерешься с Нигером? Главк, не хочешь ли пари? Я держу на Нигера.

– Ну, что я говорил! – воскликнул Нигер торжествующим тоном. – Благородный Клавдий меня знает. Пиши пропало, Спор!

Клавдий вынул свои таблички.

– Пари на десять сестерций. Идет?

– Согласен, – отвечал Главк. – Но дай сперва рассмотреть, кто у нас тут? В первый раз вижу этого героя. – И он указал на Лидона, сложение которого было более нежное и тонкое, нежели у товарищей. Что-то изящное и даже благородное сквозило в чертах его лица. Очевидно, он еще не успел огрубеть в своей профессии.

– Это Лидон, юнец, до сих пор практиковавшийся только на деревянных мечах, – объяснил Нигер снисходительно. – Но в его жилах течет хорошая кровь, он уже вызвал Тетреда.

– Это он вызвал меня, а я только принял вызов, – возразил Лидон.

– А как будете вы драться? – спросил Лепид. – Смотри, малый, не рано ли тебе состязаться с Тетредом?

Лидон презрительно усмехнулся.

– А что, он свободный гражданин или раб? – осведомился Клавдий.

– Гражданин – все мы граждане, – отвечал Нигер.

– Вытяни руку, Лидон, – сказал Лепид с видом знатока.

Гладиатор, бросив многозначительный взгляд на товарищей, вытянул руку, которая хотя и не поражала громадностью размеров, как у других, зато отличалась такими твердыми мускулами и была так красива, симметрична в своих пропорциях, что все трое посетителей ахнули от восхищения.

– Отлично! Молодец! Какое же твое оружие? – спросил Клавдий, не выпуская из рук своих табличек.

– Сперва мы будем драться на шестах, а потом на мечах, если оба останемся в живых, – резко отвечал Тетред, нахмурившись от зависти.

– На шестах, – воскликнул Главк, – напрасно, Лидон, это греческий способ, я хорошо его знаю. Для этого тебе надо бы сперва потолстеть, ты слишком худ – избегай железной перчатки.

– Не могу, – отвечал Лидон.

– Почему же?

– Я уже согласился, потому что он сделал мне вызов.

– Но он не принуждает тебя принять выбранное им оружие?

– Моя честь принуждает меня! – промолвил Лидон гордо.

– Держу за Тетреда, два против одного, на шестах, – предложил Клавдий, – согласен, Лепид?

– Если бы ты даже предложил мне три против одного и тогда я бы не согласился, – отвечал Лепид. – Лиону несдобровать. Ты очень любезен.

– А ты, Главк, что на это скажешь? – обратился к нему Клавдий.

– Я согласен, три против одного.

– Десять сестерций[14] против тридцати?

– Идет.

Клавдий записал пари на своих табличках.

– Извини меня, благородный покровитель, – тихо проговорил Лидон, обращаясь к Главку, – как ты полагаешь, сколько достанется победителю?

– Сколько? Да, может быть, сестерций семь.

– Так много! Ты уверен?

– По крайней мере, семь. Но как тебе не стыдно! Грек, наверное, думал бы о славе, а не о деньгах. О, итальянцы! Всюду вы одни и те же.

Румянец выступил на смуглых щеках гладиатора.

– Не суди обо мне дурно, благородный Главк. Я думаю и о том, и о другом, но если бы не деньги, я никогда не был бы гладиатором.

– Низкий человек! Желаю тебе пасть на арене. Скряга никогда еще не был героем.

– Я не скряга, – возразил Лидон надменно и отошел в дальний угол.

– Однако я не вижу Бурбо, куда девался Бурбо? Мне надо с ним поговорить, – воскликнул Клавдий.

– Он там, – отвечал Нигер, указывая на дверь, ведущую в задние комнаты.

– А Стратоника, наша храбрая старушка, где она? – осведомился Лепид.

– Да она была здесь только что, перед вашим приходом, но услыхала что-то такое, что ей не понравилось, и исчезла. Клянусь Поллуксом! Бурбо, вероятно, беседовал с какой-нибудь девушкой в задней комнате. Я слышал женские крики, а старуха ревнива, как Юнона.

– Ого, чудесно! – засмеялся Лепид. – Пойдем, Клавдий, поделимся с Юпитером, – может быть, он подцепил новую Леду!

В эту минуту громкий крик, полный ужаса и страдания, заставил всех вздрогнуть.

– О! Сжалься надо мной! Я еще ребенок, я слепа, и без того я достаточно наказана судьбою!

– О Паллада! Знакомый голос – это моя бедная цветочница! – воскликнул Главк и немедленно бросился в ту сторону, откуда раздавались крики.

Он распахнул дверь и увидел Нидию, отбивавшуюся от разъяренной мегеры. Веревка, уже обагренная кровью, взвилась на воздух и вдруг опустилась…

– Фурия! – воскликнул Главк и левой рукой вырвал Нидию из ее когтей. – Как ты смеешь так обращаться с девушкой, с существом твоего же пола, с ребенком! Моя Нидия, мое бедное дитя!

– О, это ты! Это Главк! – воскликнула цветочница с выражением почти восторга. Слезы застыли на ее щеках. Она улыбалась, прижимаясь к его груди, целовала его одежду…

– А как смеешь ты, дерзкий незнакомец, становиться между свободной женщиной и ее собственной рабыней! Клянусь богами! Несмотря на то что ты наряжен в