Андре де Нерсиа - ФЕЛИСИЯ, или Мои проказы (Félicia, ou Mes Fredaines, 1772) Страница 3

— Берегитесь, дочь моя! — не уставал повторять он. — Мир полон подводных камней и препятствий, особенно Париж! Париж — столица ада. Благочестивую душу на каждом шагу подстерегают дьявольские искушения, спрятанные под ковром цветов. Опасайтесь коварной любви… Пусть всемогущий Господь сам накажет вашего мужа за неверность… Как вы прекрасны! Какой непростительный грех со стороны вашего мужа — не понимать, каким сокровищем он владеет! Да верит ли он в Бога?

— Увы, нет! — отвечала Сильвина. — Несчастный слепец, живя в Риме, научился презирать веру. Он не соблюдает никаких обрядов.

— Нечестивец! Атеист! — восклицал лицемер. — Под страхом Божьего проклятия откажитесь, мадам, от ласк этого человека! Воспользуйтесь любыми предлогами, чтобы отказывать безбожнику!

— Увы! Это так тяжело для меня… Я люблю своего мужа.

— Но ваша душа, несчастная?!

Глава VI. Глава, в которой мы знакомимся с духовником и другом Сильвины

В Париже девочке тринадцати или четырнадцати лет, если она красива, непременно оказывают знаки внимания. В этом возрасте, понимай я скрытый смысл некоторых комплиментов, легко распознала бы в них привкус желания. Увы! Я была способным и умным ребенком, но ничего не понимала в ухаживаниях. Когда кто-то говорил мне: «Я люблю вас, мадемуазель!», я наивно отвечала: «И я люблю вас!», не подозревая о некоторых значениях такого привычного слова любить! Короче говоря, я не знала ничего, совсем ничего, и, если бы не несколько счастливых обстоятельств, внезапно просветивших меня, я, возможно, очень долго пребывала бы под покровом собственного невежества.

Год спустя после нашего приезда в Париж Сильвино должен был вернуться в провинцию по делам семьи, однако мы не остались одни, ибо его жена совершенно изменила образ жизни. Никакого театра, никаких прогулок, прочь наряды и украшения… Сильвина стала носить чепцы, непрозрачные шарфы, строгие платья, она отдалилась от общества. Мы переезжали из одного собора в другой, и — Боже! — как я там скучала… Господин Беатен, духовник и врач моей тетки, сначала посещал нас не слишком часто, потом стал постоянным посетителем, позже его визиты стали ежедневными, а в конце концов он добился от Сильвины, чтобы она никого не принимала в его присутствии. Я тоже оказалась лишней и привыкла, завидев его, немедленно удаляться в свою комнату. Однажды мне ужасно захотелось узнать, чем с такой таинственностью занимались тетя и скромный господин Беатен. Мне удалось ловко отвести в сторону маленькую железную пластинку, прикрывавшую замочную скважину с моей стороны двери, и с восторгом поняла, что вижу людей в соседней комнате так же ясно, как если бы сидела с ними рядом… Но Боже! Каково же было мое удивление! Почтенный доктор стоял на коленях рядом с исповедовавшейся Сильвиной, лицо его пылало румянцем, глаза горели… Нет, этот человек совершенно не походил на господина, которого я привыкла видеть в нашем доме с постной физиономией! Увидев, как он страстно целует руку моей тети (которую она сама с радостью ему протянула!), я подумала, что сплю и вижу сон. Он настойчиво просил ее… не знаю о чем, но его пыл сопровождался настойчивыми жестами; вот его рука скользнула, под шейный платок… другая дерзко потянулась ниже…

— Чудовище! — воскликнул внезапно человек, выскочивший из алькова. Он в ярости вытаскивал шпагу из ножен. — Какая низость! Как ты можешь так беззастенчиво пользоваться доверчивостью женщины?! Ты умрешь, предатель!

В глазах «Тартюфа» блеснуло бешенство, но он не посмел ответить. Прекрасная же грешница мгновенно потеряла сознание и упала без чувств. Ужасным нарушителем всеобщего спокойствия был некий Ламбер, скульптор, друг Сильвино, настойчивый поклонник моей тети, один из тех мужчин, против чьего присутствия самым настойчивым образом возражал Беатен. В тот день Ламбер неизвестным мне способом проник в дом, но обморок Сильвины спас доктора — светский человек спешит спасти даму, прежде чем убить соперника. Приводя в чувство тетю, Ламбер в самых суровых выражениях советовал предателю убираться, тот было заспорил, но две энергичные пощечины убедили совратителя в необходимости уступить человеку, проявившему такую силу и решительность.

Пока Беатен искал скуфью и надевал пальто, я выскочила на лестницу, желая насладиться его смущением, но мне это не удалось: проходимец снова надел маску смирения. Он любезно поклонился мне и, надо отдать ему должное, был весьма хладнокровен.

Вернувшись на свой наблюдательный пост, я увидела, что тетя и Ламбер горячо спорят. Сильвина плакала, оскорбляла его, Ламбер стоял перед ней на коленях и пытался убедить ее в своих добрых намерениях. Беседа протекала довольно долго, но закончилась примирением. Ламберу позволили поцеловать даме руку — после долгих уговоров, потом подставили обе щеки. Расставаясь, оба были очень милы друг с другом.

Глава VII. Глава, в определенной степени продолжающая предыдущую, но которую все-таки стоит прочитать

Как легко бывает потрясти юную душу! Я не спала всю ночь. Мне казалось, что Беатен добивался от тети чего-то определенного, но я напрасно мучила себя, пытаясь понять, чего именно. Мне очень понравилось, что Ламбер отвесил ему две звонкие оплеухи, но я сожалела, что все случилось слишком быстро. Беатену, конечно, откажут от дома, и я не смогу наблюдать за его свиданиями с тетей.

Изрядно поломав голову, я нашла способ, который мог помочь мне разобраться в загадке. Мой учитель танцев, прекрасно сложенный молодой человек, красивый, нежный, относившийся ко мне с огромным почтением — его звали Бельваль, — заслуживал всяческого доверия. Ему я могла рассказать все в надежде, что он объяснит, каковы были истинные намерения доктора. А если нет, мы вместе посмеемся над побитым Беатеном и посплетничаем о нем.

Все способствовало исполнению моего плана: Сильвина, присутствовавшая на всех моих уроках, ушла с занятий Бельваля — ей нужно было написать, возможно, Беатену. Кстати, Бельваль немного кокетничал с тетей, и потому она без всяких опасений оставила нас наедине.

Я, посмотрев в замочную скважину и убедившись в том, что тетя пишет письмо, начала со смехом излагать Бельвалю некоторые подробности, так потрясшие мое воображение. Как это ни странно, Бельваль вовсе не разделял моего веселья! Лицо его помрачнело, и я рассердилась.

— Как, господин Бельваль, — возмущенно воскликнула я, — это приключение ничуть не забавляет вас?

— Прошу у вас прощения, мадемуазель… Оно очень странное, это происшествие.

— Знаете ли вы, что Беатен стоял перед тетей на коленях?

— О-о-о! Я верю вам… Эти люди бывают так неловки… Да! Должно быть, сцена вышла очень забавная.

— Но вы почему-то не смеетесь?

— Видите ли, я подумал, что… но продолжайте, я хочу услышать окончание истории. Так вы говорите, он стоял на коленях? Как я сейчас?

— Совершенно верно.

— Ваша тетя сидела?

— Да, как и я теперь.

— Так, а его рука лежала здесь… на ее груди? Вот мерзавец!

— Да, но, господин Бельваль, так ли уж нужно повторять это?

— Конечно, но я не имел в виду оскорбить вас. А другая его рука была вот здесь?

— О боже, Бельваль! Что вы себе позволяете? Рука юного танцора с быстротой молнии повторила путь доктора Беатена под юбки моей тети Сильвины. Я не ожидала ничего подобного, и Бельваль без труда завладел тем, чего никогда прежде не касалась мужская рука… Я приготовилась кричать, но губы очаровательного распутника приблизились к моим, прошептали нежно мое имя… А палец!.. А язык!.. Незнакомое пьянящее чувство овладело всем моим существом. Боже! Какой миг! А что могло случиться секундой позже, если бы не зазвонил тетин колокольчик!.. Бельваль мгновенно вскочил на ноги, поправил одежду и вынужден был несколько раз напомнить мне о необходимости привести себя в порядок. Я начала танцевать менуэт, но ноги дрожали, тело не слушалось, лицо покрывал румянец возбуждения. Вошедшая Сильвина смутила меня еще больше, да и мой учитель едва владел собой… Тетя отослала его и приказала никогда больше не являться в наш дом. Нас заподозрили, однако тетя, имевшая лишь косвенные доказательства проступка и больше занятая собственными делами, не стала мучить меня ни упреками, ни вопросами. Несколько дней спустя мне наняли нового учителя танцев, но такого уродливого, что он никак не мог разрешить мою проблему.

Глава VIII. Глава, не слишком интересная, но и не бесполезная

После описанного в предыдущей главе происшествия Сильвина и Ламбер виделись ежедневно, однако его визиты не доставляли ей такой же радости, как посещения доктора Беатена. Этих мужчин невозможно было даже сравнивать. У Беатена был вид и манеры педанта и лицо священника, правда, очень румяное. Ламбер же был по-настоящему хорош собой: высокий, стройный, с правильными чертами лица, приятной улыбкой и нежными глазами — короче говоря, один из лучших парижских кавалеров. Со стороны Сильвины было бы невероятной глупостью предпочесть ему Беатена. Впрочем, Ламбер умел приручать самых суровых недотрог и холодных ханжей, так что в конце концов он тронул сердце пылкой жены Сильвино.