Титурель - Вольфрам фон Эшенбах Страница 3

В романе упоминаются книги Киота и Флегетаниса (быть может, это одна и та же книга). Вольфрам фон Эшенбах ссылается на эти книги, и его роман как будто на них основывается. Трудно предположить, что поэт-рыцарь воспринял все эти сведения исключительно со слуха, сидя у ног неких учителей, как происходило в индийских Упанишадах. Тогда ему некогда было бы садиться в седло, не то что самому сочинять огромные романы. Не странно ли, что Сигуна, страстная читательница, готовая пожертвовать жизнью своего возлюбленного, лишь бы дочитать таинственную книгу, запечатленную драгоценными камнями на поводке сбежавшего пса Путестража, — любимая героиня повествователя, не умеющего читать? По всей вероятности, есть особый смысл в том, что Вольфрам фон Эшенбах отмежевывается от книг и настаивает на своем незнании букв.

Для читателя уже со времен Дон Кихота романы — книги, по преимуществу, завсегдатаи библиотечных полок. Современному читателю трудно представить себе, что первые романы слагались рыцарями-поэтами в битве с клерикальным книжничеством церковной иерархии, с грамотеями-буквоедами, преданными папству. Вот почему поэтическая инициация романов принципиально выдавала себя за устную в духе древних магических заклинаний. Романы Вольфрама фон Эшенбаха соприкасаются с кельтской традицией, а известно, что глубокомысленная мудрость друидов не подлежала записи. Тысячелетиями Веды произносились вслух или про себя, и предполагалось, что они утратят свою магическую силу, если их записать. Таково же было, вероятно, и творчество вещего Баяна, которому автор «Слова о полку Игореве» бросает вызов, отваживаясь процитировать его в письменном виде.

Романы Вольфрама так или иначе соприкасаются и с каббалой, что засвидетельствовано образом Флегетаниса, происходящего по материнской линии от Соломона, а слово «каббала» означает «предание», в котором устная тайна преобладает над записью. Автор каббалистической книги «Зогар» («Сияние») Моше Леонский был обвинен в подделке не потому, что просто придумал эту книгу, а потому, что записал изначально устные предания, как будто запись — уже подделка.

Еще очевиднее в романах Вольфрама фон Эшенбаха соприкосновения с исламом. Гамурета прямо-таки тянет на Восток. Гамурет и Шионатуландер воюют на стороне халифа багдадского Барука, называемого Ахкарин, что означает «агарянин» (Walter Johannes Stein. Weltgeschichte im Lichte des heiligen Gral. Amonesta. Verlag. Wien, p. 157). Гамурет гибнет на этой войне, и мусульмане не отказывают ему в христианском погребении (еще одна загадка романа). Так что вполне правомерен вопрос, не аналогична ли предполагаемая неграмотность Вольфрама столь же проблематичной неграмотности пророка Мухаммеда. Мухаммед — уроженец и житель большого города. Он ведет дела богатой вдовы Хадиджи, в будущем своей любимой жены. Это не исключает неграмотности в бытовом смысле, но делает ее несколько сомнительной или таящей в себе некое иносказание, как в случае с Вольфрамом фон Эшенбахом. Ангел говорит Мухаммеду: «Читай!», — а Мухаммед, по преданию, отвечает: «Не могу (не умею) читать (The meaning of the Glorious Koran. An explanatory Translation by Mohammed Marmaduke Pickthall. A Mentor Religious Classic, p. 10). Но Мухаммед возвещает Коран, a Коран означает «чтение», «чтение наизусть» (ар.). Это чтение свыше, исключающее и опровергающее мертвую букву. Так и Вольфрам «не знает буквы ни одной», поскольку постигает смысл, который над буквой. Возможно, при этом у Вольфрама ссылка на Новый Завет: «Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа; потому что буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3:6). Не объясняется ли ироническая полемика Вольфрама фон Эшенбаха с Кретьеном де Труа тем, что Грааль у Кретьена — буква, а у него истинный Грааль, разве что поверхностно той буквой обозначенный? Соотношение Предания и Писания глубоко коренится в христианской традиции. Предание и Писание друг другу не противоречат, но не совпадают вполне: «Можно даже сказать: Церковь могла бы обойтись без Писания, но не могла бы существовать без Предания» (Лосский В. Предание и предания. Журнал Московской Патриархии. 1970. № 4. С. 63). В духе этой аналогии Вольфрам фон Эшенбах, вероятно, полагал, что у Кретьена де Труа разве что писание о Граале, причем буквальное, несовершенное, лишь называющее Грааль, тогда как у него, у Вольфрама, Грааль — предание, то есть сам Грааль, таящийся от писания и от буквы, так что Вольфрам фон Эшенбах не знает буквы ни одной, ибо знает, что такое Грааль, ядро и средоточие христианского Предания или даже само это Предание.

Но и у Вольфрама фон Эшенбаха преданию о Граале сопутствует писание, некая книга, найденная в Толедо и пересказанная на французском (или на провансальском) языке и дошедшая в таком пересказе из Прованса до немецкой земли (XVI, 827, 9). Это не столько сама книга, сколько опять-таки предание о книге, связанное с провансальским поэтом по имени Киот. Предположительно это имя восходит к провансальскому Гюйот (Guiot). Это имя провансальского трубадура, чьи песни сохранились. Но в различных рукописях «Парсифаля» и «Титуреля» оно разительно напоминает имя Kiot (Киот) вплоть до полного совпадения. В некоторых комментариях к «Парсифалю» Киот рассматривался как поэтическая мистификация, или предполагалось, что это всего лишь имя переписчика, но совпадение имени Киот в «Парсифале» и «Титуреле» заставляет усомниться в подобной версии. Киот — один из главных героев «Титуреля», супруг Шуазианы, отец Сигуны. При этом он государь Кателангена, а Кателанген (Каталонию) Зимрок называет «транспиренейским Провансом», так что и герцог Киот — в своем роде провансалец, что особенно подчеркивается Вольфрамом, когда заходит речь о мастере Киоте, поведавшем предание о Граале. При том значении, которое приобретает имя в романах Вольфрама фон Эшенбаха, не столь необоснованна, а поэтически вполне убедительна такая гипотеза: Киот, государь Кателангена, и мастер Киот, провансалец, возвещающий предание о Граале, — одно и то же лицо или один и тот же поэтический образ. Государь Кателангена отрекается от престола после смерти любимой жены Шуазианы:

от меча и от щита

Киот отрекся, рыцарствовать неохочий.

Шуазиана — наследница Грааля, и можно предположить, что ее овдовевший супруг посвящает оставшуюся жизнь Граалю, проповедуя его и одновременно храня его тайну. Быть может, Вольфрам фон Эшенбах, выводя Киота в «Парсифале», только отчасти знал, что предшествовало его повествованию, после чего сочинил «Титуреля», среди действующих лиц которого — государь Кателангена, и его имя Киот Вольфрам дал поэту, от которого нечто узнал. Сигуна, бесспорно, главная героиня «Титуреля», внучка старого Титуреля; она тоже из рода Грааля, и Шионатуландер полюбил ее не только ради ее совершенств, но и ради ее происхождения:

Герцогиня Кателангена!

Даруй мне исцеленье!

Слышал я, твой род

могуч в благоволенье.

Ты меня своим излечишь