Евгений Таран - Мудрость Востока. Притчи о любви, добре, счастье и пользе наук Страница 10

Абл-Эддин спокойно поклонился и сказал:

– Ты можешь меня казнить, но в правосудии ты мне отказать не захочешь. Ты можешь посадить меня на кол, но сначала спросим у самого народа: ропщет ли он и недоволен ли? У тебя есть средство знать сокровенные мысли персов. Я дал тебе это средство. Обрати его теперь против меня.

На следующий же день Мугабедзин, в сопровождении Абл-Эддина, в сопровождении всех своих визирей, поехал по улицам Тегерана: «Чтоб прислушаться к голосу народа».

День был жаркий и солнечный. Все попугаи сидели на окнах. При виде блестящей процессии зеленые птицы таращили глаза и кричали:

– Да здравствует великий визирь! Абл-Эддин – благодетель персидского народа!

Так они проехали весь город.

– Вот сокровенные мысли персов! Вот что они говорят между собой у себя дома, когда уверены, что их никто не подслушивает! – сказал Абл-Эддин. – Ты слышал своими ушами!

Мугабедзин был тронут до слез.

Он сошел со своего коня, обнял Абл-Эддина и сказал:

– Я виноват перед тобой и перед собой. Я послушался клеветников! Они сядут на кол, а ты садись на моего коня, и я снова поведу его под уздцы. Садись, тебе говорят!

С тех пор Абл-Эддин не выходил больше из милости у великого визиря.

Ему при жизни была оказана величайшая почесть. В честь него был устроен великолепный мраморный фонтан с надписью:

«Абл-Эддину – благодетелю персидского народа».

Великий визирь Мугабедзин жил и умер в глубокой уверенности, что он: «Уничтожил недовольство в персидском народе и внушил ему самые лучшие помыслы».

А Абл-Эддин, до конца дней своих торговавший попугаями и наживший на этом большие деньги, записал в своей летописи, откуда взят весь этот рассказ: «Так иногда голоса попугаев принимают за голос народа».

Без Аллаха

Однажды Аллаху надоело быть Аллахом. Он покинул свой трон и чертоги, спустился на землю и сделался самым обыкновенным человеком. Купался в реке, спал на траве, собирал ягоды и питался ими.

Засыпал вместе с жаворонками и просыпался, когда солнце щекотало ему ресницы.

Каждый день солнце всходило и заходило. В ненастные дни шел дождик. Птицы пели, рыба плескалась в воде. Как будто ничего и не случилось! Аллах с улыбкой глядел кругом и думал: «Мир, как камушек с горы. Толкнул его, он сам собой и катится».

И захотелось Аллаху посмотреть: «Как-то живут без меня люди? Птицы, те глупы. И рыбы тоже глупы. А вот как-то без Аллаха живут умные люди? Лучше или хуже?»

Подумал, оставил поля, луга и рощи и отправился в Багдад.

«Стоит ли уж и город-то на месте?» – думал Аллах.

А город стоял на своем месте. Ослы кричат, верблюды кричат, и люди кричат.

Ослы работают, верблюды работают, и люди работают. Все, как было и раньше!

«Только моего имени уж никто не поминает!» – подумал Аллах.

Захотелось ему узнать, о чем люди разговаривают.

Пошел Аллах на базар. Входит на базар и видит: торговец продает лошадь молодому парню.

– Клянусь Аллахом, – кричит торговец, – конь совсем молодой! Три года всего, как от матери отняли. Ах, какой конь! Сядешь на него, витязем будешь. Клянусь Аллахом, что витязем! И без пороков конь! Вот тебе Аллах, ни одного порока! Ни самого маленького!

А парень смотрит на коня:

– Ой, так ли?

Торговец даже руками всплеснул и за чалму схватился:

– Ой, какой глупый! Ой, какой глупый человек! Таких глупых я еще и не видывал! Как же не так, если я тебе Аллахом клянусь? Что же мне, по-твоему, своей души не жалко!

Парень взял коня и заплатил чистым золотом.

Аллах дал им кончить дело и подошел к торговцу.

– Как же так, добрый человек? Ты Аллахом клянешься, а ведь Аллаха-то и нет больше!

Торговец в это время прятал золото в кошель. Тряхнул кошелем, послушал звон и усмехнулся.

– А хоть бы и так? Да разве, спрашивается, иначе-то он купил бы у меня коня? Ведь конь-то старый, да и копыто у него треснувшее!

Улыбнулся Аллах и пошел дальше.

А навстречу ему носильщик Гуссейн. Куль такой несет, вдвое больше, чем он сам. А за носильщиком Гуссейном – купец Ибрагим. У Гуссейна под кулем ноги подкашиваются. Пот градом льет. Глаза на лоб вылезли. А Ибрагим идет следом и приговаривает:

– Аллаха ты не боишься, Гуссейн! Взялся куль нести, а несешь тихо! Этак мы в день и трех кулей не перенесем. Нехорошо, Гуссейн! Нехорошо! Ты бы хоть о душе подумал! Ведь Аллах-то все видит, как ты лениво работаешь! Аллах тебя накажет, Гуссейн.

Аллах взял Ибрагима за руку и отвел его в сторону.

– Чего ты все Аллаха на каждом шагу поминаешь? Ведь Аллаха-то нету!

Ибрагим почесал шею.

– Слышал я об этом! Да ведь что ж ты поделаешь? Как иначе Гуссейна заставить кули поскорее таскать? Кули-то тяжелы. Денег ему за это прибавить – убыток. Отколотить – так Гуссейн поздоровее меня, самого еще отколотит. К вали его отвести – так Гуссейн по дороге сбежит. А Аллах-то и всех сильнее, и от Аллаха никуда не сбежишь, вот я его Аллахом и пугаю!

Покачал головою Аллах и пошел дальше. И везде, куда только Аллах ни заглядывал, только и слышал, что: «Аллах! Аллах! да Аллах!»

А день уж склонился к вечеру. Побежали от домов длинные тени, пожаром запылали небеса, и с минарета понеслась протяжная, протяжная песнь муэдзина:

– Ля илль аго илль алла [4]…

Остановился Аллах около мечети, поклонился мулле и сказал:

– Чего же ты народ в мечеть собираешь? Ведь Аллаха больше нет!

Мулла даже вскочил в испуге.

– Тише ты! Помалкивай! Накричишь, услышат. Нечего сказать, хорош мне тогда почет будет! Кто ж ко мне и пойдет, коли узнают, что Аллаха нет!

Аллах нахмурил брови и огненным столбом взвился к небесам на глазах онемевшего и грохнувшегося на землю муллы.

Аллах вернулся в свои чертоги и сел на свой трон. И не с улыбкой уж, как прежде, глядел на землю, которая была у его ног.

Когда первая же душа правоверного предстала пред Аллахом, робкая и трепещущая, Аллах посмотрел на нее испытующим оком и спросил:

– Ну, а что хорошего сделал ты, человек, в жизни?

– Имя твое не сходило у меня с уст! – отвечала душа.

Аллах покачал головой:

– Ну, дальше?

– Что б я ни предпринимал, что бы ни делал, все с именем Аллаха.

– Хорошо! Хорошо! – перебил Аллах. – Дальше-то, что ты делал хорошего в жизни?

– А я и другим внушал, чтоб помнили Аллаха! – отвечала душа. – Не только сам помнил! Другим, на каждом шагу, с кем только имел дело – всем напоминал про Аллаха.

– Экий усердный какой! – усмехнулся Аллах. – Ну, а нажил при этом ты много?

Душа задрожала.

– То-то! – сказал Аллах и отвернулся.

А к душе ползком, ползком подобрался Шайтан, схватил ее за ноги и поволок. Так прогневался на землю Аллах.

Судья на небе

Азраил, ангел смерти, летая над землей, коснулся своим крылом мудрого кади Османа.

Судья умер, и бессмертная душа его предстала пред пророком.

Это было у самого входа в рай.

Из-за деревьев, покрытых, словно розовым снегом, цветами, доносился звон бубнов и пение божественных гурий, призывавшее к неземным наслаждениям.

А издали, из дремучих лесов, неслись звуки рогов, звонкий топот коней и лихие клики охотников. Храбрые, на белоснежных арабских скакунах носились они за быстроногими сернами, свирепыми вепрями.

– Пусти меня в рай! – сказал судья Осман.

– Хорошо! – отвечал пророк. – Но сначала ты должен мне сказать, чем его заслужил. Таков у нас закон на небе.

– Закон? – Судья глубоко поклонился и приложил руку к челу и к сердцу в знак величайшего почтения. – Это хорошо, что у вас есть законы, и вы их исполняете. Это я в вас хвалю. Закон должен быть везде и должен исполняться. Это у вас хорошо устроено.

– Итак, чем же ты заслужил рай? – спросил великий пророк.

– На мне не может быть греха! – отвечал судья. – Я всю жизнь только и делал, что осуждал грех. Я был судьею там, на земле. Я судил, и судил очень строго!

– Вероятно, ты сам блистал какими-нибудь особенными добродетелями, если судил других? Да еще судил строго! – спросил пророк.

Судья нахмурился.

– Насчет добродетелей… не скажу! Я был такой же, как и все люди. Но я судил потому, что получал за это жалованье!

– Невелика еще добродетель! – улыбнулся пророк.

– Получать жалованье! Я не знаю ни одного порочного человека, который бы от этого отказался. Выходит так: ты осуждал людей за то, что у них нет тех добродетелей, каких нет и у тебя. И за это еще получал жалованье! Те, кто получает жалованье, судят тех, кто жалованья не получает. Судья может судить простого смертного. А простой смертный не может судить судью, хотя бы судья и был явно виноват. Мудрено что-то!

Чело судьи хмурилось все больше и больше.

– Я судил по законам! – сухо сказал он. – Я знал их все и по ним судил.

– Ну, а те, кого ты судил, – полюбопытствовал пророк, – знали законы?

– О, нет! – с гордостью ответил судья. – Куда им! Это дается не каждому!

– Значит, ты судил их за неисполнение законов, которых они даже и не знали?! – воскликнул пророк. – Ну, что же ты? Старался о том, чтоб все знали законы? Старался просвещать незнающих?