Елена Асеева - Бой Святозара. Сквозь Пекло. Часть первая Страница 10

Тур выставил вперед два пальца, сделав «козу», и двинул их на сидящую слева Малушу.

Но Малуша не долго, думая, так стукнула брата по козе, что Тур благоразумно убрал руку и поморщился.

– Я уже выросла из того возраста, когда ты пугал меня козой, – произнесла Малуша и гневливо на него зыркнула.

– У, какая ты… ты только с Ратишей ласковая, да? – засмеявшись, поспрашал Тур и лукаво глянул на сестру.

Малуша нежданно густо покраснела, испуганно воззрилась на Любаву, точно ожидая от невестки защиты и поддержки. Но Тур не обращая внимания на многозначительные взгляды Любавы, уже вновь начал говорить:

– Вот, вспомнил, что вам хотел рассказать. Представляешь, брат, знал бы ты, что я видел в лесу.

– Оставь свои рассказы при себе, – ровным голосом молвил правитель, на морг прекращая есть. – Кого бы ты там не встретил, это твое испытание, и…

– Да, погоди, отец, что я, правда, не понимаю, – отозвался совсем по-взрослому Тур. – Тут совсем другое. Послушай и сам все поймешь. Я уже победил лешака и шел по лесу, и вижу поляну, а ней стоит избушка. Представляешь, Святозар, избушка на курьих ножках, из бревен сложена, тесом крыта, да, повернута к лесу передом, а ко мне задом, рядом на полянке маленькая покосившаяся банька. Ну, я подошел к избушке и говорю: «Изба, избушка! Стань по-старому, как мать поставила ко мне передом, а к лесу задом». А, избушка стоит себе, не шевелиться, будто мертвая. Ну, я обошел ее, поднялся по ступенькам, открыл дверь и вошел в избу. Там по правую сторону стоял деревянный стол, накрытый чистой скатертью, а слева высилась большая печь, лавка около печи, да прялка. И видно, что в избе давно уже никого нет. Вышел я из избы, дверь аккуратно прикрыл, и слышу, вроде из бани стон идет, прислушался и верно, кто-то там плачет, да причитает. Я, тогда, поспешил к бане, вошел и узрел на полке сидящего баенника, жену его не менее привлекательную баенницу, да двух их сынков. И все весьма громко рыдают. – Тур прервался, сделал серьезное лицо и продолжил, – я у них спросил, что за беда случилась с вами, почему плачете. А они погодя утерли свои маханькие глазки и ответили мне, что у них горе… Хозяйка их Баба Яга умерла, и теперь они остались…

– Умерла? – перебив брата, звонко выкрикнул Святозар, и лицо его болезненно дрогнув, исказилось. – Ты сказал, умерла?

– Да, Святозар, они сказали, умерла. Брат, что с тобой, ты так побледнел? – взволнованно молвил Тур.

Святозар тяжело поднялся с сиденья, и, покачиваясь, оперся руками о стол:

– Ты сказал, умерла? – словно не понимая слов Тура, вновь переспросил наследник. – Умерла?

Тур перевел недоуменный взгляд на отца, потом нанова посмотрел на Святозар, и весьма тихо добавил:

– Ну, ты, чего, правда? Я же сказал, умерла, ты ее знал, что ли?

Святозар оторвал руки от стола, закрыл ладонями лицо, и громко застонав, упал, потеряв сознание.

Наследник очнулся на своем ложе, нога так болела, что хотелось кричать, но еще сильнее болела душа. Любава сидевшая на ложе, подле мужа, нежно гладила его по волосам, а увидев, что он пришел в себя, подавила в голосе дрожь и тихо спросила:

– Святозарик, что с тобой? Что с тобой, голубь мой сизокрылый, свет души моей. Ты так нас напугал, особенно отца, он сам не свой. Родненький мой, это Баба Яга, ты ее знал?

– Ах, Любава, не спрашивай меня, не спрашивай, – замотав головой, ответил наследник, и лицо его перекосилось от боли. – Позови отца, пусть прочитает заговор.

Любава кивнула головой, и, встав с ложа, поспешила из покоев, а лишь за ней закрылась дверь, наследник схватил рядом лежащую подушку, положил ее на лицо, и, прикусив край зубами, застонал. Вскоре в опочивальню вошел правитель, приблизившись к ложу наследника, он снял с лица сына подушку, и, присев подле его вытянутой больной ноги, встревожено спросил:

– Болит, мальчик мой? – да, так и не дождавшись ответа, приподнял портки, и принялся шептать заговор над рубцом. – Сынок, – обратился он к наследнику, увидев, как лицо Святозара посветлело. – Я не понял, почему ты так разволновался из-за смерти Бабы Яги? Все мы, мальчик мой, смертны. Ты хотя и знал ее, но не был ей близким человеком, так стоит ли…

Но Святозар перебил правителя, и, стукнув кулаками по ложу, громко закричал:

– Отец, отец, замолчи!..Ты не знаешь, не знаешь, кто она мне. – Наследник смолк, глубоко выдохнул, и добавил, – она, отец, моя дочь… Понимаешь моя дочь, мой первый ребенок на этой земле.

– Твоя дочь? – удивленно переспросил правитель, и, увидев, как сын кивнул в ответ, внезапно поднялся с ложа и быстрым шагом вышел из покоев.

Святозар приподнявшись на ложе, сел и уставившись на закрывшуюся за Ярилом дверь, тревожно прошептал:

– Отец, отец, куда, ты? Вернись, мне надо с тобой поговорить.

Но наследник зря волновался, потому как отец вернулся через мгновение и принес в небольшой глиняной мисе согревающую мазь. А вошедший вслед за ним Борщ принес кувшин с горячим молоком.

– Борщ, – обратился правитель к слуге. – Скажи жене наследника, чтобы она не тревожилась, я поговорю с ее мужем, успокою его, и она к нему вернется.

– Хорошо, ваша милость, – суматошно ответил Борщ и незамедлительно покинул опочивальню.

– Отец, – прошептал наследник. – Дочь она моя…

– Но, как это может быть? – спросил правитель, и, приподняв портки, принялся растирать ногу сыну мазью.

Святозар, молча, наблюдал за правителем, который мазал ему ногу, словно обдумывая, что-то или припоминая, а когда Ярил опустив портки прикрыл его укрывалом, и подложив под спину сына подушку, сел рядом, с трепетанием в голосе начал свой сказ:

– Помнишь, я, тебе рассказывал, что в первой своей жизни любил Богиню? – отец кивнул головой. – Я полюбил не просто Богиню, а проводницу душ Бурю-Ягу-Усоньшу-Виевну. Первый раз мы увиделись, около ворот Ирий-сада, а посем когда я вернулся в Явь, она стала ко мне приходить… Когда она сказала мне, что у нас будет дитя, я предложил ей выйти за меня замуж, но она смеялась… Смеялась и говорила мне, что я сам дитя еще, и, что не стоит ей такой много знающей и много видящей Богине, выходить замуж за ребенка. Но погодя она задумалась и сказала, что если я принесу ей кольцо Бога Камы, то так и быть выйдет она за меня замуж. Ты, знаешь, отец, что я вместе с ДажьБогом отправился на поиски кольца… А когда вернулся к ней, она… она вышла замуж за Бога Велеса. – Святозар прервался, муторно перевел дух так, словно каждое сказанное слово жгло ему рот. – Отец, кто я и кто она… Но ДажьБог заставил ее прийти ко мне и поговорить. Я протянул ей кольцо, а она правильно говорил ДажьБог… она всегда была изменчива, сказала мне, что она замужем. Я рассердился и выкинул это кольцо, а ее спросил: «А мой ребенок?». Она засмеялась, ответив: «Ребенок, твой ребенок? Ах, Святозарушка, ты и сам как ребенок. Твой отец ДажьБог сразу не сможет воспитывать двоих. Так, что нашего дитя буду воспитывать я». Впрочем когда моя дочь родилась, Бог Велес принес мне ее. Я посмотрел в светлое лицо Бога, который волей Бури стал моим соперником и произнес: «Она же решила, что сама будет воспитывать ребенка». А Велес почему-то сердито зыркнул на меня и раздраженно молвил: «А она передумала, Святозар… передумала… Вот она такая… такая, то одно говорит, то другое. Уж слишком она изменчива, ты не замечал?»

Наследник замолчал, он тяжело вздохнул, справляясь с волнением, и засим продолжил:

– Я назвал ее Дареной. Мои божатые к тому времени умерли, а Дарене кроме отца нужна была мать. Тогда я взял в жены себе дочь Богумира и Славуни Травяню. И мы вместе с ней стали растить мою, вернее нашу дочь, Дарену, а затем наших сыновей. Дарена была такая светлая девочка, и выросла в такую же светлую, чистую и необычайно красивую деву. Сын моего друга полюбил ее и просил стать его женой, но дочь ответила ему отказом. «Почему Дарена, ты не хочешь выйти замуж за Будимира, ты его не любишь? – спрашивал я ее. «Люблю, отец, так люблю, что дышать без него трудно», – отвечала она. «Тогда, я тебя не понимаю, почему ты ему отказала?» – не унимался я. «Да, потому, отец, я ему отказала… потому как люблю его больше жизни… Жизни, которая у меня будет не такая как у тебя и Будимира, не такая как у всех. Помнишь, что сказал тебе Бог Велес, когда отдавал меня, что из-за бессмертия матери, буду я жить очень долго… так долго, что увижу смерть не только своих братьев, но и их далеких потомков».

Правитель налил сыну молока из кувшина, и, подавая чашу, вопросил:

– Ты, ей рассказал об этом?

Святозар взял чашу, отпил из нее немного молока, и, пристраивая ее на вытянутых ногах, пояснил:

– И да, и нет… Когда Велес ее отдавал, он все мне поведал, а она знаешь… хоть и была младенцем, все запомнила. Когда же она подросла и научилась говорить, так все и спросила. Я хотел было пока ей не сказывать ничего, но она умела так глянуть, что по неволе ничего не скроешь… Когда она отказала Будимиру я ее долго уговаривал, говорил, что она не разумно поступает, что у нее могут быть дети, внуки, говорил, что она увидит правнуков и праправнуков… А она плакала и отвечала: «И всех, всех, отец, я буду хоронить…» Не было, отец, тех слов, которые могли ее переубедить. Ни я, ни Травяня ни смогли их найти. Помню, последний наш разговор, я сказал ей… что придет время и ты, Дарена, умрешь, и ежели у тебя не было мужа, детей, внуков, то кто тебя встретит в Ирий-саду? А она обняла меня, поцеловала, посмотрела своими небесно-голубыми глазами на меня и ответила: «Меня там встретишь ты, отец, и мать моя, Травяня». – Святозар смолк, провел пальцем по краю чаши, отвлекая свои мысли и стараясь справиться с душевной болью, да тихо добавил, – ах, девочка моя!.. Как же ты была не права… ни я, ни Травяня тебя там не встретят, не кому тебя там встретить… не кому… одна ты там будешь… одна.