Павел Крусанов - Калевала Страница 12

— Не оживают мертвые — гляди: уже сиги его поели, и щуки ободрали плечи. Брось тело обратно в реку Туонелы — пусть станет там герой трескою или обратится тюленем.

Но не послушала мать черную птицу, не бросила сына в воду — снова опустила она грабли и до тех пор бороздила дно подземной реки, покуда не отыскала все недостающие части.

Принялась затем мать составлять молодое тело Лемминкяйнена: стала примерять кость к кости, считать и связывать жилы — складывала она сына таким, каков он был прежде, и приговаривала знахарские заклятия:

— Суонетар, краса-девица,Вещих знахарей богиня!Жилы ты прядешь отменноСвоим стройным веретенцем!Приходи, прошу покорно,И своею белой ручкойЗавяжи покрепче жилыНа отверстых страшных ранах!Дева на дуге воздушнойВ крытой красной медью лодке!Опустись с небесных высейИ пройди сквозь эти жилы,Уложи их все на место,Ниткой шелковой зашей их,Проплыви в костях разъятых,Их скрепи, как было прежде,Увяжи все сухожилья,Пробуди биенье крови!Если сил твоих не хватит,Пусть придет на помощь Укко!Запряжет коней летучих,На санях проедет быстрыхВдоль костей, мечом разбитых,По трепещущему телу —Бросит серебро на связки,Золото уложит в раны!Укко! Где зияет рана —Нарасти ты новой кожи,Где разбиты ныне кости,Пусть срастутся так, как прежде,Где увидишь опустелымСердце — влей горячей крови!

Собрала мать тело Лемминкяйнена, составила кости и скрепила жилы — вроде то же оно, что было прежде, но зияют на нем раны и нет в нем жизни. Поняла старушка, что не обойтись ей без целебных медовых мазей — не залечить без них иссеченного тела, не пробудить биение сердца, не открыть сыну уста для дыхания и песен. Позвала она пчелу, легкого человечка, царицу лесных цветов, и попросила ее слетать в душистую Метсолу, в благовонную Тапиолу, — попросила осмотреть ароматные цветочные чашеч-ки и принести к сумрачным берегам Туони пыльцу, нектар и медовые соты.

Все исполнила пчела — слетала в душистую Метсолу, в благовонную Тапиолу, собрала пыльцу и нектар, высосала на лугах сто цветов расцветших, сварила языком целебный мед и принесла его матери Ахти. Приняла старушка мазь, натерла Лемминкяйнену раны, заврачевала несчастному растерзанное тело — и срослось мясо, затянулись раны, сошлась рассеченная кожа: лежит Ахти как живой, только не бьется его сердце и молчат уста.

Тогда вновь позвала мать пчелу и попросила ее слетать в иные страны — за девять морей, на дальний остров с медовыми полянами, где живет племя малых людей.

— Там, в новом доме Тури, в жилище Палвойнена, где дым выходит в дыру на крыше, — сказала мать Лемминкяйнена, — варится благодатный мед и чудодейственные мази, что лечат лучше всех земных снадобий. Принеси мне, легкий человечек, этих мазей, чтобы помогла я беде сына!

Полетела пчела за девятое море — без отдыха мчалась три дня, ни присев по пути ни на камыш, ни на прибрежную иву, — и отыскала среди равнины вод остров с медовыми полянами. Там, в доме Тури, нашла она в глиняных кувшинах и медных котлах готовый мед и сваренные мази: были котлы у малого племени шириною в палец, а у кувшинов горла — с ноготь. Все мази собрала пчела и, жужжа, поспешила обратно: семь чашек несла она на спине, шесть полных чашек держала в лапках.

Взяла мать Лемминкяйнена принесенные меды и намазала ими бездыханное тело Ахти. И тут же забилось сердце героя, ожило в груди дыхание, но еще нет в богатыре полной жизни — по-прежнему не открывает Лемминкяйнен глаз и не может вымолвить слова.

Последняя надежда осталась у матери — в третий раз попросила она пчелу:

— Слетай, милая, за девятое небо! Найдешь ты там дивные меды — сам Укко им хозяин. Боги варили эти чудные мази: лечат они от всех недугов, и даже смерть им подвластна. Обмакни в тот мед крылья, принеси дивных снадобий бедной матери!

— Не знаю я туда пути, — ответила пчела, — из слабого я народа и никогда в те выси не летала.

— По силам тебе эта дорога, — сказала мать Ахти. — Полетишь ты выше месяца, но ниже солнца, между дивных небесных звезд: в первый день висок луны заденешь, — на другой — нырнешь под лопатку Медведицы, на третий — взовьешься над спиной семизвездья, а там уже недолог путь до престола Укко.

Поднялась пчела ввысь на быстрых крыльях — взлетела над двором месяца, коснулась лопатки Медведицы, пронеслась над спиной ее семизвездной и помчалась в кладовые бога. Отыскав место, где на солнечном огне готовились в серебряных кувшинах меды и вываривались в золотых котлах мази, набрала пчела в рожки того меда, а в чашки чудодейных мазей и слетела с небес обратно в Маналу.

Приняла старушка у пчелы мази, взяла на язык отведать и возрадовалась: то это было средство, которое она искала. Натерла она сына снадобьем, и тут же пробудился Лемминкяйнен от сна, сразу вышел из мертвой дремоты.

— Долго же томил меня сон! — сказал веселый Ахти. — Зато и выспался на славу!

— Спал бы ты без меня и дальше! — обрадовалась мать. — Но скажи, сынок, кто отправил тебя в царство Маны, кто бросил в реку Туонелы?

— Один убогий пастух — старикашка из дремотной страны, — ответил Лемминкяйнен. — Вынул он из волн Туонелы змею и пронзил меня ею, а я не знал, что с раной делать — не ведаю я заклятий от укусов змей и не знаю об их рождении.

— Эх, беспечный герой! Богатырь безмятежный! — засмеялась мать. — Шел ты заклинать чародеев, а сам даже от язв змеиных не знаешь спасения!

И рассказала она Лемминкяйнену о происхождении гадов — о рождении змеи… Начало змеи пошло от воды: родилась она в волнах из мозгов утки и слюны злой Сюэтар, что плевала ядом в воду, — растянули волны слюни, и смешались они с мозгами утки, которые не доклевал ястреб, а потом спекло их вместе солнце в ядовитого гада, и шипящий прибой отбросил змею на берег…

Рассказав о начале змеи, увидела мать, что совсем уже оправился Лемминкяйнен — стал сильней и краше, чем прежде, — и тогда спросила она сына: что еще ему надо?

— Хочу изловить лебедя в черных водах Туонелы, — сказал удалой Ахти. — Осталось мое сердце с красавицей Похьолы, а без лебедя не отдаст мне старуха Лоухи дочку.

— Пусть плывет лебедь с миром! — взмолилась мать. — Пусть живет спокойно в священной реке Туонелы! На беду свою поехал ты свататься в Похьолу! Благодари судьбу, что сызнова родился на свет, что вышел живым из Маналы, — в другой раз спасти тебя уж не удастся! Давай-ка, сынок, вернемся домой, в родные пределы.

Смирился Лемминкяйнен и отправился со старушкой-матерью, дважды подарившей ему дыхание, домой, в родную Калевалу.

16. Вяйнемёйнен отправляется в Маналу за тремя заклинаниями

В то время, бродя по рощам Калевалы, задумал Вяйнемёйнен посвататься в туманной Сариоле к красавице Похьолы, раз не привез ее с собой, сковав Лоухи Сампо, Ильмаринен.

Морем решил отправиться за невестой любимец воды Вяйиемёйнен, и понадобилась ему для этого новая лодка. Но не нашлось вокруг доброго дерева, чтобы натесать из него досок для нарядной ладьи, и тогда призвал на помощь вещий Вяйнё мальчугана Сампсу, сына поляны Пеллервойнена, — его послал искать подходящую лесину.

Взял Сампса раззолоченный топор с медной рукоятью и пошел на восход за годным деревом. Две горы он минул, а на третьей увидел осину обхватом в три сажени. Занес Пеллервойнен топор, чтобы подсечь ей ствол, но затрепетала осина всеми листьями и раздался из ее кроны быстрый лепет:

— Что ты хочешь от меня, первый сеятель Сампса?

— Хочу я натесать из тебя досок, — ответил Сампса Пеллервойнен, — на челн вещему рунопевцу.

— Плохая из меня выйдет лодка, — сказала осина, — даст она тут же течь. Пуст внутри мой ствол — трижды в это лето проточил мне червь сердцевину, трижды подгрызал корни.

Опустил Пеллервойнен топор и, повернувшись, пошел на полночь искать доброе дерево. Вскоре встретилась ему на пути шестисаженная в обхвате сосна; ударил по ней Сампса обухом и спросил:

— Сгодишься ли ты на ладью певцу лесов Вяйнемёйнену?

— Не выйдет из меня хорошей лодки — подточены червем мои корни, — ответила сосна. — Почти уже я сухостойна и теперь для того лишь годна, чтобы каркала в моих ветвях ворона.

Развернулся Пеллервойнен и отправился на полдень. Долго шел он по рощам и наконец увидел могучий дуб обхватом в девять сажен.

— Скажи, отец деревьев, — спросил его мальчуган Сампса, — сгодишься ли ты на знатную лодку для Вяйнемёйнена?

— Статен я, и нет во мне изъянов, — гордо ответил дуб. — Довольно во мне древесины для хорошей лодки — в это лето прогрело меня солнце до самой сердцевины, спускался сиять с моей вершины месяц, а в ветвях моих куковала кукушка.