Автор неизвестен - Эпосы, мифы, легенды и сказания - Исландские сказки Страница 14

Парень обрадовался и от всей души поблагодарил священника. С тех пор он стал самым преданным другом Сэмунда и, говорят, до самой смерти сохранил светлый разум.

КАУЛЬВЮР СОСТЯЗАЕТСЯ С СЭМУНДОМ МУДРЫМ

Однажды Каульвюр, который вместе с Сэмундом учился в Школе Чернокнижия и которого Сэмунд в свое время избавил от черта, сказал своим домашним, что он хочет посетить Сэмунда и посмотреть, сможет ли он превзойти старого друга в черной магии.

Приехал он в Одди, так назывался хутор, где жил Сэмунд, и постучал в дверь. Сэмунд послал работника узнать, кто приехал. Работник никого не увидел, вернулся и сказал, что там никого нет. Снова раздался стук. Сэмунд послал другого работника, но и тот никого не увидел, хотя все постройки обошел.

Наконец постучали в третий раз. Сэмунд вскочил и говорит:

— Видно, гость все-таки хочет, чтобы его нашли.

Вышел он сам и увидел Каульвюра сына Ауртни. Друзья сердечно обнялись. Каульвюр попросил разрешения остаться, и Сэмунд пригласил его в дом. Но Каульвюр сказал, что надо сначала стреножить его лошадь.

— Хоть и неловко обращаться к тебе с такой просьбой, но мне было бы приятно, если бы ты сделал это сам, — сказал Каульвюр.

Сэмунд обещал все сделать собственноручно и ушел. Он не возвращался так долго, что Каульвюр даже удивился.

— Ты что же лошадь стреножить не можешь? — спросил он Сэмунда, когда тот вернулся.

— Стреножить лошадь дело нехитрое, — ответил Сэмунд, — если б только я знал, где у нее ноги.

— Думаю, они у нее под брюхом, как у всех лошадей, — сказал Каульвюр.

Сэмунд опять ушел надолго, но нам так и неизвестно, удалось ли ему в конце концов стреножить ту лошадь.

Вернувшись, он попросил гостя пожаловать в дом. Сам он прошел вперед со свечой и остановился в сенях. Каульвюр хотел войти следом, да потерял дверь и никак не мог отыскать ее. Тут и жена Сэмунда вышла узнать, кто к ним приехал.

— Мой друг Каульвюр, — ответил ей Сэмунд.

Жена удивилась, почему он не приглашает гостя в дом.

— Давно уж пригласил, — ответил Сэмунд.

Тогда она хотела сама пойти за гостем, но Сэмунд не позволил. Долго им пришлось ждать, покуда Каульвюр нашел двери и попал в дом. Он был сам не свой от злости и попросил хозяйку принести ему побольше воды.

— Зачем тебе столько воды? — полюбопытствовал Сэмунд.

— Думаю, что сегодня вечером она понадобится не мне одному, — ответил гость.

Каульвюра провели в парадную комнату, подали ему мясо и дали нож. Начал он есть, но нож был тупой и ничего не резал. Тогда Сэмунд взял нож и пошел его точить. Вернувшись, он отдал нож Каульвюру и предупредил, чтобы тот был поосторожней — нож теперь очень острый.

— Пустяки, — сказал Каульвюр, но, отрезая первый же кусок, рассек тарелку, столешницу и собственное колено.

— Я же предупреждал тебя, — сказал Сэмунд, но Каульвюр ответил, что эта рана несмертельная, и перевязал ее.

В те времена был обычай читать застольную молитву до и после еды. Только Каульвюр начал читать молитву после еды, как Сэмунд помертвел и откинулся на спинку стула. Каульвюр велел спрыснуть его водой. Жена Сэмунда так и сделала, но это не помогло. Тогда Каульвюр вскочил и тоже стал брызгать на Сэмунда, тот пришел в себя и по приказанию Каульвюра выпил воды.

— Я знал, что не мне одному захочется пить нынче вечером, — сказал Каульвюр. — Не зря я так долго искал твою дверь.

На этом друзья прекратили свои забавы и здраво обсудили, кто же из них более сведущ в колдовстве. И Каульвюру пришлось признать, что Сэмунд постиг премудрости Школы Чернокнижия все до единой.

ТОРМОУД ОТКРЫВАЕТ ДВЕРИ ЛАВКИ

В те далекие времена, когда в Исландии жил мудрец и колдун по имени Тормоуд, там было принято торговать только летом. Особенно этого придерживались на Западе, в Стиккисхоульмуре и Оулавсвике. На зиму купцы перед отъездом из страны запирали и опечатывали свои лавки. Если же зимой случался голод, чиновник, которому были доверены ключи, открывал какую-нибудь лавку, отпускал беднякам зерно, кому в долг, кому за наличные деньги, а потом снова запирал и опечатывал лавку.

Как-то зимой бедняки Стиккисхоульмура попросили Тормоуда открыть для них лавку. Они жаловались, что голод скосил уже многих, а в лавке полно продовольствия, которое чиновник отказывается выдать, несмотря на их просьбы. Они были уверены, что перед могуществом Тормоуда не устоят никакие замки и запоры. Тормоуду их просьба пришлась не по душе, однако он уступил беднякам. Стоило ему прикоснуться к запорам травой под названием вороний глаз, как они открылись сами собой, и бедняки запаслись зерном. Себе же Тормоуд не взял ни крошки.

После этого случая недруги Тормоуда распустили слух, будто он обокрал лавку в Стиккисхоульмуре, а друзьям пришлось оправдывать его, говоря, что он хотел помочь нуждающимся. Этот слух дошел и до главного чиновника в Снайфедле Гвудмунда сына Сигурда, того самого, про которого епископ Эсполин писал в своей летописи, что при нем в Оулавсвике разбили окна лавки и совершили кражу. Кто именно обокрал ту лавку, так и осталось неизвестным. Когда же Гвудмунду самому понадобилось оделить бедняков зерном, он даже не стал ломать печати, а влез в лавку через окно и достал оттуда все что нужно. Правда, он понимал, что поступил небезупречно и что рано или поздно ему это припомнят.

Так вот, этот самый Гвудмунд позвал к себе Тормоуда и обвинил его в том, что он взломал лавку в Стиккисхоульмуре и украл зерно. Тормоуд как ни в чем не бывало подтвердил, что так оно все и было, и произнес при этом такие стихи:

Тяжба затеяна — повод законный,налицо и виновник.Будет вести ее Гвудмунд Оконный,благородный чиновник.

Гвудмунд понял намек и отпустил Тормоуда с миром.

Однако дело с лавкой на этом не кончилось. Весной купец вернулся в Стиккисхоульмур, узнал о случившемся и стал осматривать лавку, чтобы проверить, не украл ли чего Тормоуд. Но всякий раз, когда он принимался за дело, ему начинал мерещиться ободранный теленок, за которым на хвосте тащилась его собственная шкура. Этим видением Тормоуд сбивал купца с толку.

Вскоре Тормоуд сам приехал в Стиккисхоульмур. Разозлившийся купец требовал, чтобы он возместил ему убыток, и грозил всякими карами. Тормоуд же не собирался ничего возмещать, потому что не считал себя виновным.

— Хоть тебя и оправдали, к следующему лету ты должен рассчитаться со мной за каждую выданную меру! — кричал купец.

— К тому времени ты будешь болтаться без головы на мысе Хьятланд! — ответил ему Тормоуд.

На этом они расстались, и купец так ничего и не получил. На корабле этого купца плавал парень по имени Пьетур. Он очень почитал Тормоуда, и Тормоуд всегда к нему благоволил. Однажды они разговорились, и Тормоуд посоветовал ему оставить этот корабль. Пьетур отказался. Тогда Тормоуд предупредил его, чтобы во время предстоящего плавания он на всякий случай был начеку. Когда корабль покинул гавань, а было это за два дня до праздника всех святых, Тормоуд снова приехал в Стиккисхоульмур и пропел стихи. Вот их начало:

Из Стиккисхоульмура отплываеттяжелый медведь моря.Туман собирается, ветер крепчает,волны сулят горе.Дочери Ран[8] коня погоняют,в холмы превращают равнину,беловолосые пену роняют,погружается ястреб в пучину.

А спустя несколько дней Тормоуд, сидя ранним утром в ложбине и потирая лицо ладонью, — была у него такая привычка — произнес:

— Нынче ночью корабль из Стиккисхоульмура потонул у мыса Хьятланд.

И надо сказать, что той ночью корабль и в самом деле затонул у мыса Хьятланд и никто, кроме Пьетура, не спасся. Одни говорят, что Пьетур добрался до берега со всем своим добром, а другие — что он выплыл на мешке с гагачьим пухом и на нем не было даже шапки. Еще говорят, будто он видел обезглавленное тело купца, висящее на прибрежных скалах. Пьетур благополучно прибыл в Копенгаген, и после этого случая дела его пошли в гору — он стал купцом в Грундар-фьорде.

О ТОМ, КАК ПАСТОР ЭЙРИК СПАСАЛ ЖЕНЩИН ОТ ЗЛОГО ДУХА

Один крестьянин, добрый знакомый пастора Эйрика, возвращался как-то весной из Ньярдвика после зимнего лова рыбы. Ехал он верхом, лошадь всю зиму держал он при себе. По пути он заехал в Вохсоус к пастору Эйрику. Тот вышел на порог, обнял крестьянина и спросил, как идут дела. Крестьянин ответил, что дела идут неважно — лошадь за зиму отощала и плохо подкована.

— И все-таки тебе надо спешить домой, — сказал Эйрик, — твоя жена лежит при смерти, в нее вселился злой дух.

— Что же мне делать? — испугался крестьянин.

Эйрик подошел к его лошади и поплевал ей на копыта.

— Ничего, поезжай, — сказал он. — Лошадь покуда терпит, и мне сдается, что она выносливая. Как подъедешь к амбару, услышишь там крики своей жены. Беги скорей туда, не здоровайся, а только скажи духу: «Эйрик из Вохсоуса хочет тебя видеть», и посмотришь, что будет.