Жерар де Нерваль - История о царице утра и о Сулеймане, повелителе духов Страница 14

Адонирам поднял глаза на эту огромную тень: у Еноха была длинная, заплетенная в косички борода; тиара его, перевитая алыми лентами и украшенная двойным рядом звезд, была увенчана шипом, заканчивающимся клювом грифа. Две ленты с бахромой ниспадали на его волосы и хитон. В одной руке он держал длинный жезл, в другой – наугольник. Своим гигантским ростом он возвышался над отцом своим Каином. Рядом с ним стояли Ирад и Мавъяил; волосы их были перехвачены простыми лентами, руки обвивали браслеты. Один из них некогда покорил воды источников, другой обтесал кедры. Мефусаил создал буквы и оставил книги, которыми потом завладел Идрис и укрыл их под землей – книги «Тау»… На плечи Мефусаила был наброшен священный плащ, на боку висел меч, а на его сверкающем поясе сияла написанная огненными штрихами буква Т – знак, объединяющий всех владеющих ремеслами, потомков духов огня.

Адонирам смотрел на улыбающееся лицо Ламеха, чьи руки были покрыты сложенными крыльями; выглядывающие из-под них узкие ладони лежали на головах двух сидевших у его ног молодых мужчин. Тувал-Каин между тем покинул своего подопечного и вернулся на свой железный трон.

– Ты видишь славный лик моего отца, – сказал он Адонираму. – Те, чьи волосы он гладит, – сыновья Ады: Иавал, который раскинул шатры и научился сшивать верблюжьи кожи, и мой брат Иувал, который первым натянул струны на гусли и на арфу и сумел извлечь из них звуки.

– Сын Ламеха и Силлы, – отвечал Иувал голосом мелодичным, как пение ветерка летним вечером, – ты велик в сравнении с твоими братьями, и ты царствуешь над предками твоими. От тебя пошли все ремесла и искусства мира и войны. Дав людям золото, серебро, медь и булат, ты дал им плоды с древа познания. Золото и железо вознесут их на вершины могущества, но они же и погубят их, и это будет нашей местью Адонаи. Хвала Тувал-Каину!

Многоголосое эхо ответило на этот возглас со всех сторон; легионы гномов долго еще повторяли его вдали, а потом принялись за работу с удвоенным усердием. Гулко стучали молотки под сводами вечных мастерских, и сердце Адонирама… ремесленника, попавшего в мир, где ремесленники были царями, наполнилось ликованием и гордостью.

– Дитя рода Элохимов, – обратился к нему Тувал-Каин, – мужайся, слава твоя в твоем рабстве. Твои предки сделали ремесла человеческие грозной силой, потому наш род был обречен. Он боролся две тысячи лет; нас не смогли уничтожить, ибо мы рождены от бессмертной сущности, но нас сумели победить, потому что кровь Хевы смешалась с нашей кровью. Твои предки, мои потомки, спаслись от вод всемирного потопа. Ибо, пока Иегова, готовясь уничтожить нас, копил воды в хлябях небесных, я призвал на помощь огонь и устремил быстрые токи к поверхности земли. По моему повелению огонь расплавил камни, и под землей пролегли длинные галереи, которые должны были послужить нам убежищем. Эти подземные лабиринты выходят на равнину Гизы, неподалеку от берегов Нила, где был построен город Мемфис. Чтобы защитить галереи от воды, я собрал племя исполинов, и наши руки воздвигли гигантскую пирамиду, которая будет стоять столько, сколько простоит этот мир. Камни ее скреплены непроницаемой смолой, и только один узкий коридор ведет внутрь – вход в него я сам замуровал в последний день старого мира.

Наши жилища были пробиты в толще скал; чтобы попасть туда, надо было спуститься в глубокую пропасть; они располагались уступами вдоль низкой галереи, ведущей к воде. Я заключил подземные воды в каменные берега, сделав широкой рекой, чтобы укрывшиеся под землей люди и их стада могли утолять жажду. За этой рекой, в огромном зале, освещенном трением противоположных металлов, я поместил плоды, питающиеся соками земли.

Там обитали, спасаясь от вод потопа, жалкие остатки потомства Каина. Немало испытаний мы пережили и преодолели, но пришлось преодолеть еще больше, чтобы вновь увидеть свет, когда воды вернулись в свое русло. Подземные дороги полны опасностей, а воздух там несет медленную смерть. Спускаясь в бездну и возвращаясь обратно к поверхности земли, мы теряли одного за другим наших спутников. Выжил я один, да еще мой сын, которого подарила мне моя сестра Ноема.

Я открыл вход в пирамиду и увидел землю. Как она изменилась! Пустыня… хилые животные, чахлые растения, бледное солнце, не дающее тепла; там и сям островки бесплодного ила, по которым ползали гады. Вдруг порыв ледяного ветра, напоенного зловонными испарениями, ворвался в мою грудь и иссушил еe. Я захлебнулся и вытолкнул из легких смрадный воздух, но тотчас, чтобы не умереть, снова вдохнул его. Я не знал, какой яд проник в мою кровь; силы покинули меня, ноги подкосились, меня окутала тьма, зловещая дрожь охватила мое тело. Климат земли изменился, остывшая почва не давала больше тепла и не могла вдохнуть жизнь в то, что она питала прежде. Подобно дельфину, выброшенному из родной стихии моря на песок, я чувствовал свою смерть и понял, что час мой пробил…

Из последних сил цепляясь за жизнь, я хотел бежать и, вернувшись в пирамиду, упал без памяти. Она стала моей могилой; моя душа, освободившись от тела, устремилась, притянутая огнем недр, к душам своих отцов. Что до моего сына, едва вышедшего из детства, то он выжил, ибо был молод, но перестал расти.

Он стал скитальцем, разделив участь нашего племени; и жена Хама, второго сына Ноя, сочла, что он красивее сына человеческого. Он познал ее, и она произвела на свет Хуша, отца Нимрода, который обучил своих братьев искусству охоты и заложил Вавилон. Они начали строить Вавилонскую башню; тогда Адонаи узнал Каиново семя и вновь стал преследовать их. Род Нимрода был рассеян.

Голос моего сына завершит для тебя эту горестную повесть.

Адонирам с тревогой огляделся, ища сына Тувал-Каина.

– Нет, ты не увидишь его, – произнес царь духов огня, – душа моего сына незрима, ибо он умер после потопа и его телесная оболочка принадлежит земле. Незримы и души всех его потомков, и твой отец, Адонирам, блуждает здесь, в огненном воздухе, которым ты дышишь… Да, твой отец.

– Твой отец, да, твой отец, – повторил подобно эху, но с выражением глубокой нежности чей-то голос, поцелуем коснувшийся чела Адонирама.

Художник обернулся и заплакал.

– Утешься, – сказал ему Тувал-Каин, – он счастливее меня. Он оставил тебя в колыбели, но твое тело не принадлежит еще земле, и ему выпало счастье видеть тебя. Но слушай же внимательно рассказ моего сына.

Тут другой голос заговорил:

– Единственный среди смертных нашего рода духов я видел землю до и после потопа и лицезрел лик Адонаи. Я ждал рождения сына, и холодные ветры состарившейся земли теснили мою грудь. Однажды ночью мне явился Бог – невозможно описать Его лик. Он сказал мне: «Надейся…» Еще неопытный, одинокий в незнакомом мне мире, я прошептал, оробев: «Господи, мне страшно…» Он отвечал: «Этот страх будет твоим спасением. Тебе суждено умереть, братья твои не узнают твоего имени, и оно будет забыто в веках, от тебя родится сын, которого ты не увидишь. От него произойдут существа, затерянные в толпе, как блуждающие звезды в небесах. Родоначальник племени исполинов, я отнял силу у твоего тела; твои потомки родятся слабыми, век их будет коротким, и уделом их станет одиночество. В их душах будет жить драгоценная искра духа огня, и величие их обернется для них пыткой. Превосходящие людей, они станут их благодетелями и будут презираемы ими; лишь их могилам будут поклоняться. Непризнанные на земле, они пронесут через свой земной век горькое сознание своей силы и употребят ее во славу других. Предвидя беды и невзгоды, которые постигнут человечество, они захотят их предотвратить, но их не станут слушать. Они покорятся власти слабых и недалеких царей и тщетно будут пытаться одолеть этих презренных тиранов. Их великие души станут игрушками в руках богатых и счастливых в своем неведении. От них пойдет слава народов, но самим им не суждено вкусить ее. Титаны разума, светочи знания, создатели всего нового, творцы искусств, дарующие человечеству свободу, они одни останутся рабами, презираемыми и одинокими среди людей. Добрые и чистосердечные, они будут окружены завистью; сильные, они будут скованы по рукам и ногам ради блага слабых… На земле они не узнают друг друга». «Жестокий Бог! – вскричал я. – Но век их будет короток, и душа разобьет оковы тела». «Нет, ибо они будут питать надежду. Обманутая, она будет вечно возрождаться, и чем больше станут они трудиться в поте лица, тем неблагодарнее будут люди. Даруя радости, они будут получать взамен лишь печали; бремя трудов, которое возложил я на потомков Адама, самым тяжким грузом ляжет на их плечи; бедность будет следовать за ними по пятам, и голод станет их неразлучным спутником, ибо не дано им будет прокормить свои семьи. Покорные или строптивые, они всегда будут унижены; их удел – работать для других, и пропадут вотще их гений, их мастерство и сила рук».