А. Немировский - Мифы и легенды народов мира т. 2 Ранняя Италия и Рим Страница 15

– Горькая наша судьбина! Сколько еще придется терпеть нам невзгод, словно бродягам морским? Когда же у нас будет дом, прочно стоящий, а не гонимый ветрами?

Тогда показалась старица в черном и, втесавшись в круг матерей дарданских, заговорила со страстью, для лет ее неподходящей. Узнали в ней жены Берою, вдову Дорикла. На корабле она оставалась, больная.

– Подруги! Боги вернули мне силы, чтобы я могла дать вам совет. Семь лет миновало, как мы покинули берег отчизны. Все это время мы настигаем нам обещанный берег, но он ускользает. Зачем нам участвовать в этом? Ведь мы не дети и не рабыни. Среди вас немало женщин, которые, как и я, могут гордиться знатностью рода. Пусть нам объяснят, чем этот берег хуже других. Ведь не случайно выбрал его наш земляк Эрикс и нас дружески встретил Акест! Почему бы здесь, где похоронен Анхиз, не построить новую Трою? Кротостью мы ничего не добьемся! Возьмем спасенье мужей в наши слабые руки. Если сжечь корабли, придет скитаньям конец.

Сказав это, Бероя выхватила головню из костра и метнула ее в ближайший корабль. И не промахнулась.

Старица Пирго, кормилица царского дома, разгадала обман:

– Не верьте ей, сестры! Не Бероя она! На лице ее знаки божественной красоты, а речь вдохновенна. Я лишь недавно ушла от захворавшей Берои. Горько она сожалела, что ей не удастся почтить манов Анхиза. Не добраться бы сюда Берое одной.

Но в это время вспыхнула и охватила полнеба радуга. Охваченные безумием, женщины ринулись к алтарям и, выхватывая головни и горячие ветви, стали кидать их в корабли. Мнимая Бероя, воспользовавшись суматохой, растворилась в воздухе. Ее образ приняла враждебная Энею Юнона.

Увидев из лагеря языки пламени и столбы дыма, Асканий решил, что напали враги. Собрав несколько юношей и вооружившись, он бросился к берегу. Навстречу бежали перепуганные пламенем и ощущением вины троянки. Поняв, что произошло, Асканий преградил им дорогу.

– Остановитесь! Это я, Асканий! – Он скинул шлем и бросил его себе под ноги. – Что вы наделали?

Образовав цепочку, мужчины передавали друг другу пифосы, стараясь усмирить огонь водой. Но пламя тлело под намокшей древесиной и в пакле. Лишились бы троянцы всех кораблей до одного, если бы с неба не ударил внезапно гром, сотрясая равнины и горы Тринакрии. Струями захлестал дождь, наполняя каюты и трюмы. Спасти всю флотилию не удалось. От четырех кораблей остались лишь головешки да медная обшивка носов.

Эней сидел в горестном раздумье, когда к нему подошел старец Навт, жрец Афины Паллады. Утешая вождя, он сказал:

– Богорожденный! Порой нам кажется, что, приняв решение, мы идем, а нас судьбы влекут. И противиться им невозможно. Рок победить удается, лишь отдавшись ему. Имеется друг у тебя – троянец Акест. Передай ему всех, кто стал помехой в пути к цели, – старцев, согбенных годами, матерей, уставших от моря. Пусть для них в Тринакрии будет воздвигнут город, носящий имя Акеста.

Тем временем ночь на черной своей колеснице заполонила небо. Из мрака возник образ Анхиза и предстал перед Энеем. И услышал он милый сердцу отцовский голос:

– Сын мой, бывший мне жизни дороже, покуда был жив! К тебе, в чьих руках судьба нашей Трои, я послан Юпитером, исполненным жалостью к тевкрам. Он ведь спас корабли, защитив их влагой небесной от пламени. Следуй совету Навта, мудрого старца: отбери из троянцев юношей, крепких телом и духом, могущих вынести тяготы странствий и битв. С ними в Италию мчись. Там тебе предстоит сломить суровое дикое племя. Но перед тем Аверн посети и через него проникни в глубины подземного мрачного царства, чтобы меня отыскать. В элизии светлом, селении праведных душ, я обитаю. Путь тебе укажет Сивилла, пожертвовав черных овец. Я тебе покажу весь род твой и город, который возвысит его. Пока же прости, что тебя покидаю: восток повеял влажным дыханием буйных коней нового дня.

Так он сказал, растворяясь в воздухе легком.

Жертвы богам принеся, Эней на ноги поднял друзей и передал им повеленье родительской тени. Акест, его здесь принявший, решил остаться в Тринакрии и возглавить тех, чьи помыслы чужды великой славы и кто страшится испытаний.

И тотчас нашлась работа для всех. Юношам на кораблях пришлось заменять обгоревшие бревна, строгать весла, ладить канаты. Готовых взойти на суда оказалось немного, но их доблесть умножила силу. Для решивших остаться Эней запряг белых быков и обвел сошником городскую черту {106}, наметив, где Илиону быть, где Трое стоять {107}, где Форум разбить. Акест же, созвав старейшин, объявил им законы. На вершине Эрикса, что вздымается к звездам, на виду у могилы Анхиза, был заложен храм Идалийской Венеры {108} с рощей священной вокруг.

В душу Энея, объятую тревогой, входит нежданная радость. Продолжением ее стали команда его «В путь!», движенье на кораблях, шум голосов, скрежет донных камней, трущихся о борта. Немедленно были подняты мачты. Ветер-союзник на парусах морщины разгладил. Тронулась стая судов. Летел впереди корабль Энея. Палинур стоял за кормилом {110}.

Влажная ночь на небе почти достигала срединной меты. Гребцы, подняв весла, прилегли на жестких сиденьях. И тогда с эфирных высот Сон соскользнул, сумрак развеял, тени рассеял. Приняв облик Форбанта {111}, он на высокий выступ кормы опустился, и Палинур, ни в чем не повинный, жертвою стал наважденья.

– Палинур, сын Иаса! – бог к нему обратился. – Сами волны корабль твой несут. Тебе слышно дыхание ровное ветра. Наступило время покоя. Склони свою голову и очи смежи, от работы уставшие. Стану сам ненадолго я кормчим.

С трудом глаза открывая, Палинур отозвался:

– Мне ль не знать, что такое моря покой?! Мне ли этому чудищу верить? Сколько раз испытавшему неба обман, ему доверить Энея?

Головой он к кормилу припал, за звездою следить продолжая.

И тогда принявший облик Форбанта поднял ветвь, орошенную Летой и забвеньем стигийских утесов, и тряхнул ею над головой Палинура. И так сладко стало ему, так спокойно, как никогда не бывало. И не спорили больше очи с дремотой. Не отпуская кормила, Палинур выскользнул в море вниз головой. И тотчас Сон крылатый вознесся и растворился в эфире.

Флот по обещанию Нептуна шел, не ведая страха. И когда корабли уже подходили к утесам сирен, пробудился Эней и, увидев, что нет на корме Палинура, дал команду гребцам повернуть судно с помощью весел.

Скорбя, Эней размышлял: «Почему, Палинур, ты доверился небу и спокойному морю? На каком песке теперь лежит твое обнаженное тело?»

IV Книга смерти

Оторвав Энея от родной ему Троады, направив его флотилию к берегам Гесперии, колонизованной финикийцами и эллинами через три с лишним столетия после падения исторической Трои, предшественники Вергилия в разработке троянского мифа определили сыну Венеры и конечную цель странствий – Италию. Римский поэт дополнил и так немыслимый маршрут Энея предварительным спуском в царство смерти.

Смерть так же, как любовь и игра, принадлежит к вечным спутникам человеческого существования. Какова она в представлении людей, зависит от обстоятельств жизни каждого поколения и от его ментальности. Никогда еще, во всяком случае в античную эпоху, боги смерти не собирали такую обильную и кровавую жатву, как в последние полвека республики, предшествующие правлению Августа. И поэтому обращение к теме смерти во времена Августа было попыткой разобраться в смысле великой трагедии прошлого и мысленно проникнуть в будущее Рима-Мира. Шестая книга «Энеиды» занимает в ней центральное положение. Нижний мир композиционно и идейно оказывается вершиной поэмы.

В своем интересе к загробной жизни Вергилий прежде всего этруск. Фрески, покрывающие стены этрусских гробниц VII-V вв. до н. э., превращают их в своеобразные галереи (кое в чем компенсирующие утрату этрусских религиозных книг) с изображением владык подземного мира Лита и Персефнай, с картинами погребальных тризн, сцен жертвоприношений покойным, странствий душ, сопровождаемых демонами смерти в иной мир: по морю – на фантастических животных, по воздуху – на птицах, по суше – пешком, верхом и на повозках. Этрусские представления о загробном мире слились у Вергилия с соответствующими греческими и египетскими, с идеями орфиков и пифагорейцев о бессмертии души и ее очищении в страдании для последующего возвращения в земную жизнь. Непосредственным источником шестой книги «Энеиды» могли стать книги Сивиллы, сделавшиеся достоянием римской религии при этрусском царе Тарквинии Высокомерном[2], и произведения старшего современника Вергилия, знатока мистического учения Нигидия Фигула.