Виктория Горнина - Троя. История первая. Первый поход греков против Трои Страница 16

– Ну что, девочка моя? Что ты хочешь? Ты видишь, я занят, – ворчал царь, счастливый тем, что ему докучают.

– Ты правильно поступил, – сказала дочь, отвечая скорее на собственные мысли, чем на вопросы отца. – Если и они погибнут, это будет несправедливо. Ведь мы даже не знаем, почему это чудовище обосновалось здесь и что оно хочет.

Гесиона подошла к креслу, куда наконец-то после долгих хождений опустился троянский царь, и уселась на подлокотник. Она нежно обняла отца, прижалась мягкой щёчкой к его лицу.

– Я знаю, ты спасешь всех нас. Ты самый добрый, самый сильный. Я так люблю тебя, папочка, – щебетала девушка.

Лаомедонт ощутил настоящее блаженство. Ах, если бы можно было так сидеть бесконечно долго – нет больше никаких чудовищ и бед, вообще ничего нет, только он и эта чудесная девушка, его дочь, совершенство, посланное ему богами. И всё же тень последних событий витала здесь, в этой уютной комнате, не позволяя расслабиться.

– Обещай мне больше не покидать пределы города.

– Ну что ты, папочка, я и так до смерти напугана.

– Вот-вот. А ещё лучше посиди-ка дома. Теперь даже я не знаю, что ждёт Трою завтра.

– Зато я знаю, завтра мы с тобою отправимся в храм просить Зевса о защите. Так когда-то обращался к нему дед – ты сам мне рассказывал, помнишь? Боги должны помочь тебе, папочка, – она поднялась, прошлась по кабинету, выглянула в окно. – Смотри, люди до сих пор стоят. Разве может Зевс отвернуться от тебя, когда так много людей ожидают помощи?

– Ты права, принцесса. Ступай, уже поздно, – мягко завершил беседу Лаомедонт. Проводив дочь, он вновь принялся в раздумье ходить по кабинету.

Люди, люди ожидают помощи, но, что я могу? Вот и дети вызвались спасти город, они только ждут моего приказа, чтобы пойти на смерть, а дочь, как и большинство троянцев, отправится завтра в храм. Как дед… Обратиться к Зевсу, как дед… Почему я сам не сообразил? Ведь отец мой Ил дерзал задавать вопросы богам, так что я медлю? Нужно немедленно отправиться в храм. Нельзя ждать до завтра. Нельзя ждать больше ни минуты.

Лаомедонт поспешно спустился по мраморной лестнице вниз, в ту самую залу, что несколько месяцев назад так неприятно поразила своей роскошью наказанных богов, и приказал подать носилки.

– Как спасти Трою от невиданной беды? Скажи, как избавиться от чудовища, всемогущий Зевс?

Слова прозвучали гулко в огромной пустоте центральной залы главного храма. Лаомедонт преклонил колена пред изваянием Зевса и, смиренно склонив голову, ожидал ответа. Мрак спустившейся ночи проник в помещение храма, окутав колоннаду и многочисленные статуи богов, жрецы закрепили факелы на стенах, их пляшущее пламя неверным светом освещало зал, скрывая в темноте за колоннами любопытных служителей. Скупо освещённое безмолвное пространство создавало иллюзию полного одиночества. Лаомедонт едва бросил взгляд на утративший свою силу (как ему казалось сейчас) Палладий, скромная статуя находилась слева от величественной фигуры Зевса: главный небожитель восседал на золоченом троне в строгой торжественной позе.

– Неужели проклятие холма Ата не утратило свою силу?

Царь едва выдерживал гнетущую тишину: она казалась зловещей, предвестие недоброго исхода ясно ощущалось в сгустившемся полумраке. Факел вспыхнул на миг, затрещал, рассыпая искры, и, в последний раз осветив золотое изваяние, погас. Лаомедонт вздрогнул, причудливые тени, бесшумно скользившие по стенам, напугали его.

– Чем Троя навлекла на себя гнев богов?

Голос его дрожал, мысли лихорадочно путались: Лаомедонт ждал ответа и в то же время боялся услышать его. Напряжение достигло того предела, когда отчетливо слышны удары сердца, а дыхание прерывается от недостатка воздуха и страх совершенно сковывает тело. Следующий факел погас, за ним другой – тьма постепенно заполняла зал, пока полностью не завладела всем пространством. И тогда, в кромешной темноте прогремел ответ, он звучал сразу со всех сторон, словно не имел определенного источника. Звуки громоподобного голоса отражали стены, наполняли воздух, внушая непреодолимый ужас. Лаомедонт рухнул на мраморный пол.

– Правитель Трои виновен сам. Ты оскорбил богов, помогавших тебе – боги мстят за это. Теперь ты должен принести в жертву чудовищу старшую дочь свою – только так можно спасти город.

Эхо многократно повторяло звуки. Жуткая какофония пропитала страхом сердце, Лаомедонт всё лежал на полу в неудобной позе, совершенно без сил.

Жрец осторожно приблизился к царю, склонился над ним и, решив, что тот без сознания, подозвал других. Служители вынесли царя на воздух, прямо на ступени широкой лестницы храма. Кто-то сбегал за водой, но даже после всех хлопот Лаомедонт хоть и открыл глаза, однако выражение его лица было бессмысленным и жалким.

Старшую дочь свою… старшую дочь. Подумать только, отдать красавицу Гесиону – его любимицу – на растерзание чудовищу. Это невозможно. Совершенно невозможно. Перед ним возникал тонкий силуэт нежной девушки, её милое личико улыбалось: я так люблю тебя, отец.

Я тоже, тоже люблю тебя, дорогая. Больше жизни, больше всего на свете. Ты для меня – всё.

Совершенно разбитым Лаомедонт вернулся во дворец, сразу заперся в кабинете: лишь бы никого не видеть, ничего не слышать. Царь с тревогой наблюдал, как наступало утро: небо становилось всё светлее, запели беззаботные птицы, ещё несколько часов покоя, а затем, затем… Страшно подумать, что последует затем. Лаомедонт представил себе несчастную Гесиону, его девочку, ведомую на закланье…

Нет, ни за что. Пусть всё гибнет. Пусть чудовище сожрёт весь город, какое мне до этого дело? Но отдать дочь – это уже слишком. Нет, нет и ещё раз нет.

Эта бессонная ночь оказалась для царя слишком тяжёлой: серое оплывшее лицо с ввалившимися глазами, полностью поседевшая голова, резко проступившие морщины, дрожащие руки, беспомощно сжимающие погнутую диадему, и взгляд, беспокойный, бегающий взгляд маленьких серых глаз – таким нашла Гесиона своего отца наступившим утром.

– Что ещё случилось, отец? – она чмокнула его в щеку, внимательно посмотрела ему прямо в глаза – Лаомедонт опустил их, стараясь избежать пытливого взгляда дочери. – Да ты весь седой! – воскликнула она и, помедлив, осторожно спросила: – Мы идём в храм?

– Мне нездоровиться что-то. Не ходи никуда. Побудь со мною.

Нельзя, чтобы она покидала дворец. Она в опасности. Серьёзной опасности. Только не напугать её. Только не напугать. Гесиона присела на краешек кровати, мило улыбнулась отцу.

– Хорошо, папочка. Как хочешь. Я останусь с тобой.

Тем временем город просыпался в большой тревоге. Ранним утром троянцы, затаив дыхание, наблюдали, как ещё одно судно пыталось подойти к их речному порту. Тяжелогруженый корабль шёл медленно, глубоко зарываясь носом в зеленоватую воду; матросы суетились на палубе, готовя крюки и канаты, как вдруг мощный удар сотряс судно, раздался жуткий треск – в реку посыпались стеллажи с пузатыми остроконечными пифонами, ящики и тюки. Судно резко накренилось на левый борт, зачерпнув воды, качнулось вправо, пытаясь занять исходное положение, однако страшная лапа задержала его. Корабль так и остался повернутым набок, чудовище высунулось из воды и, одной лапой придерживая левый борт, другой начала снимать зацепившихся за снасти людей. Жалкая кучка очевидцев из числа самых отчаянных троянцев, что рискнули этим утром оказаться в речном порту, ахнули: они ясно различали повисших на правом борту людей.

Молодой парень в белом хитоне изо всех сил пытался подтянуться, чтобы перелезть за борт, рядом за обрывок снасти уцепился другой, совсем ещё мальчик, и теперь раскачивался, стараясь увернуться от зубастой широкой пасти, грузный старик с жалобным криком сорвался вниз – он тут же был подхвачен когтистой лапой. Чудовище дотянулось до ладного парня с косынкой вокруг головы – в следующее мгновенье он исчез в разинутой пасти. Так торопливо чудище опускало каждого себе в рот, жадно пережёвывая добычу, затем снимала следующего – моряки в ужасе пытались забиться в какую-нибудь щель или спрятаться за выступ, другие прыгали в воду, стараясь спастись вплавь – благо берег недалеко, однако сильные удары хвоста глушили их. Насытившись, чудовище принялось шутки ради громить остатки корабля, отчего поднялись волны, и каждая следующая была выше предыдущей. Портовые постройки, в общем, выдержали удар: волны смыли лишь останки, выброшенные на берег. Затем мерзкая тварь вышла на сушу, гремя чешуёй и стряхивая водоросли с лап. Никто не рискнул узнать, что будет дальше: наблюдавшие утреннюю трагедию троянцы со всех ног бросились за спасительные городские укрепления.

– Спасайтесь. Чудище на берегу, совсем рядом, – кричал босоногий мальчишка, несясь впереди всех. Гордый от сознания того, что видел всё своими глазами, он орал во всю глотку, явно не понимая, какой опасности подвергался только что.