Анатоль ле Бра - Легенда о Смерти Страница 18

Так вот, когда кто-нибудь желает кому-то смерти, он сговаривается с одной из этих вдов. Обычно в дом к ней не идут, а стараются попасться ей где-нибудь на пути, чтобы сказать самым естественным образом:

— Moereb, тетушка, у меня нужда до вас.

Если она расположена выслушать вашу просьбу, она вам укажет уединенное место, где ее нужно ждать после захода солнца. Чаще всего это скалы, которые называются An Iliz (Ан-Илиз — «Церковь») на полдороге между селом и маяком.

Там вы назовете ей имя человека, которого вы хотите погубить. Она вас спросит:

— Сколько времени ты дашь ему, чтобы он раскаялся в том зле, которое он тебе причинил и загладил свою вину?

Обычно называют какой-то срок — неделю, две, месяц. Чем короче срок, тем дороже придется платить ведунье.

Если договорились, можете спокойно возвращаться домой: в назначенный день ваш враг погибнет.

Из-за каждого, кого старуха предает, она должна трижды выйти в море, присутствовать на трех шабашах и отдать демонам ветра и воды какой-нибудь один предмет, принадлежащий человеку, о котором идет речь.

Люди знают некоторых жителей острова, именно так покинувших этот мир. Я, например, слышала такой рассказ.

Два брата смертельно поссорились из-за наследства. Однажды утром они отправились в море — естественно, на одном и том же баркасе, — а их жены, как это заведено на острове, пришли на мол посмотреть, как они отплывают, — жены рыбаков всегда опасаются, не остались ли мужья напиваться где-нибудь в кабаке. И вот, когда жены там стояли, избегая глядеть друг на друга, одна другой и говорит:

— Шла бы ты лучше домой и посмотрела, не закончила ли мастерица шить тебе вдовий чепец.

И вправду, ее муж не вернулся. Он ушел в пучину точно в том месте, которому он был «предан».

ГЛАВА VI

ИСХОД ДУШИ

Как только человек умирает, его душа отправляется на Божий суд, где она должна получить свой отдельный приговор. Но как только приговор вынесен, она возвращается к телу (но не внутрь) и остается с ним все время, пока идут похороны, и какое-то время после предания тела земле. Видеть ее дано главным образом священнику, который служит во время похорон. А месье Долло ее видел всегда и даже знал, в какое место поблизости она должна затем удалиться, чтобы нести наложенное на нее наказание.

* * *

Этот месье Долло, настоятель прихода Сен-Мишель-ан-Грев, один из тех священнослужителей, кто лучше всех осведомлен обо всем, что касается Анаон — души и обиталища душ усопших. Он знал, где рассеяны души всех умерших, которых он хоронил, за исключением двух.

* * *

Помимо священников, отделение души от тела могут видеть люди, которые получили особый дар, или те, которым по той или другой причине была открыта тайна.

Однажды вечером пошла я провести ночь у ложа одного из моих родственников из Трелеверна, который был при смерти. Человек грешный, по имени Жан Гильше, он в свои лучшие времена был одним из самых крепких парней в округе. Даже и теперь, ослабевший от нищеты и старости, сохранял он необычную силу. Из-за этого-то и собрались вокруг него люди: уже два дня длилась агония, тело не соглашалось отпустить душу.

Поминутно кто-нибудь у постели говорил:

— Сейчас, на этот раз!

И всем казалось, что дыхание его прекратилось. Но через мгновение он открывал глаза, смотрел на людей у его ложа и делал знак, чтобы ему дали воды.

Когда я пришла, он уже совсем затих. Однако меня он узнал. Я села у его изголовья и принялась вместе со всеми присутствующими читать отходные молитвы. Вдруг я почувствовала, что кто-то тронул меня за локоть. Это был он, старый Гильше, который хотел привлечь мое внимание. Я наклонилась к его лицу.

— Вы хотите мне что-то сказать? — спросила я его.

Он с трудом сделал усилие и очень, очень слабым голосом прошептал мне в ухо:

— Окно забыли открыть: моя душа не может уйти.

В комнате было только одно окно: я подбежала к нему и, нажав на шпингалет, широко распахнула створки. Вернувшись на свое место возле умирающего, я почувствовала какой-то легкий аромат, хотя ни одного цветка не было в доме, — это было в самую зимнюю пору, в середине декабря.

Когда я снова уселась на свой стул, я увидела, что глаза Гильше неподвижны, а рот приоткрыт: за этот короткий миг он отдал душу.

* * *

Когда человек умирает с открытыми глазами, это значит, что Анку не закончил свою работу в этом доме: надо ждать его скорого возвращения за кем-то еще из этой семьи.

Хотя Людо Гарель был всего лишь слугой, он вовсе не был темным человеком. Его голова всегда была полна множеством вещей, о которых обычно не думают простые люди. Его постоянные размышления завлекли его очень далеко. Он сам признавался, что владеет почти всем, что дано знать человеку.

— Однако, — добавлял он, — есть одно, что меня смущает, что мне неясно: это как душа расстается с телом. Когда я проясню этот момент, мне уже и узнавать будет нечего.

Его хозяин, один из последних потомков благородного дома Кенкизов, очень ему доверял, считая его человеком честным и умным советчиком. В один прекрасный день хозяин позвал его к себе в кабинет.

— Мой бедный Людо, — сказал он ему. — Что-то мне сегодня не по себе. Полагаю, что во мне назревает какая-то болезнь, и у меня такое предчувствие, что я от нее не избавлюсь. Если бы еще мои дела были в порядке!.. Этот проклятый процесс, который я веду в Ренне, причиняет мне столько мучений! Он тянется уже два года! Если бы по крайней мере я видел, прежде чем умру, что он решается в мою пользу, я бы уходил с более легким сердцем. Я тебя считаю, Людо Гарель, человеком толковым. К тому же — ты не раз мне это доказывал — нет такой услуги, какую бы ты не был готов мне оказать. Я прошу у тебя, наверное, последней. Завтра утром, с первой зарей, отправляйся в Ренн. Ты нанесешь визит каждому из судей и попросишь их как можно скорее вынести свое решение за или против меня. Язык у тебя хорошо подвешен: я рассчитываю, что ты найдешь способ расположить их в мою пользу. А что до меня, так я отправляюсь в постель. И дай Бог, Господь призовет меня, когда ты уже вернешься!

Прежде чем уйти, Людо попытался поднять настроение своему хозяину.

— Занимайтесь только своим здоровьем, господин граф, вы еще не созрели для Анку. Постарайтесь, чтобы я нашел вас здоровым и на ногах. Остальное я беру на себя, вот вам мое слово!

Все время после полудня он провел в сборах, составляя в уме речи, которые он собирался держать перед судьями.

Едва начало смеркаться, он лег спать, чтобы наутро встать пораньше. Спал он плохо. Тысяча идей, тысяча предположений крутились в его мозгу.

Наконец ему показалось, что запел петух.

«О! О! — сказал он себе. — Вот и первая заря. Пора двигаться!»

И Людо Гарель тронулся в путь.

Была самая середина зимы. Он едва различал дорогу. Час или полтора спустя он очутился у стены, преградившей ему путь. Он пошел вдоль стены и оказался перед каменной лестницей. Он поднялся на ее ступени. Эта была ограда кладбища.

«Гм, — подумал Людо, видя вокруг себя могилы и крест, — какое счастье, что дурной час уже давно миновал».

Он еще не договорил эти слова, как увидел тень, поднявшуюся над землей в одной из боковых аллей. Когда тень приблизилась, Людо заметил, что это молодой человек с неясно различимым лицом, одетый в тонкую черную ткань. Он поздоровался с молодым человеком.

— Здравствуйте, — ответил юноша, — так рано, а вы уже в дороге.

— Да я не знаю точно, который сейчас может быть час, но петух пел, когда я вышел из дому.

— Да, белый петух! — откликнулся молодой человек. — А куда вы держите путь?

— В сторону Ренна.

— Я тоже. Не возражаете, если мы пройдем эту часть пути вместе?

— Что может быть лучше!

Лицо и тон юноши внушали доверие. Людо Гарель, сначала немного встревоженный, очень скоро был совершенно очарован своим спутником, тем более что рассвет что-то ужасно задерживался. Идя рядом, они беседовали. Мало-помалу Людо совсем разговорился. Он рассказал незнакомцу с кладбища обо всем, что его заботило: о таинственной болезни хозяина, о мрачных предчувствиях, которые тот ему высказал накануне, о деле, ради которого тот поручил ему предпринять это путешествие. Незнакомец слушал, но почти ничего не говорил.

Между тем на ближайшей ферме раздался петушиный крик.

— Ну вот, — вскричал Людо, — наконец и заря.

— Еще нет, — отвечал молодой человек, — это пропел петух серый.

И действительно, время шло, но было по-прежнему темно.

Оба путника продолжали шагать. Но Людо уже опустошил свой мешок откровений, а незнакомец, казалось, не был расположен открывать свой. Разговор стал вянуть и постепенно затих.