История о царице утра и о Сулеймане, повелителе духов - де Нерваль Жерар Страница 25

Тогда Адонирам повернулся к двери, собираясь уйти. Но тут от колонны отделилась человеческая фигура, и полный злобы голос произнес:

– Если хочешь выйти отсюда живым, скажи мне пароль мастеров!

Адонирам был безоружен: пользующийся всеобщим уважением, привыкший, что его приказы беспрекословно исполнялись по мановению руки, он и помыслить не мог, что когда-нибудь ему придется защищать свою жизнь.

– Негодяй! – вскричал он, узнав рудокопа Мифусаила. – Убирайся вон! Ты войдешь в ряды мастеров, когда предательство и преступление будут в чести! Беги же вместе со своими сообщниками, пока не настигло вас правосудие Сулаймана!

Услышав эти речи, Мифусаил своей мощной рукой поднял молоток и с силой обрушил его на голову Адонирама. Мастер пошатнулся, оглушенный, и инстинктивно метнула в поисках выхода к Северной двери. Но там стоял сириец Фанор. Он сказал:

– Если хочешь выйти отсюда живым, скажи мне пароль мастеров!

– Ты не отработал семь лет в подмастерьях! – угасающим голосом отвечал Адонирам.

– Пароль!

– Никогда!

Каменщик Фанор всадил свой резец в бок мастера, но нанести второй удар он не успел: словно разбуженный болью, строитель храма стрелой кинулся к Восточной двери в надежде вырваться из рук убийц.

Там поджидал его финикиец Амру, подмастерье-плотник. Он тоже крикнул:

– Если хочешь пройти, скажи мне пароль мастеров!

– Я узнал его не так просто, – с трудом выговорил обессиленный Адонирам. – Пойди и спроси его у того, кто тебя послал.

Он попытался оттолкнуть своего противника и добраться до двери, но Амру вонзил острие своего циркуля прямо ему в сердце.

В этот миг грянул оглушительный удар грома и разразилась гроза.

Адонирам лежал на каменном полу; три плиты занимало его тело. Трое убийц стояли подле него, держась за руки.

– Это был большой человек, – прошептал Фанор.

– В могиле он займет не больше места, чем ты, – отвечал ему Амру.

– Да падет его кровь на Сулаймана ибн Дауда!

– Нам впору оплакивать самих себя, – вмешался Мифусаил, – ведь мы знаем тайну царя. Надо скрыть следы преступления. Пошел дождь; ночь беззвездная; сам Иблис помогает нам. Унесем останки подальше от города и предадим их земле.

Они завернули тело в длинный передник из белой кожи, подняли его и бесшумно спустились к берегу Кедрона, направляясь к одинокому холму, возвышавшемуся за дорогой на Вифанию. Когда убийцы добрались туда, трепеща от страха, они вдруг столкнулись лицом к лицу с группой всадников. Преступление трусливо, и трое подмастерьев остановились; но те, кто спасается бегством, тоже боязливы… и вот царица Савская молча проследовала мимо охваченных ужасом убийц, которые несли останки ее нареченного супруга Адонирама.

Они же пошли дальше, вырыли на холме яму и засыпали тело художника землей. После этого Мифусаил вырвал с корнем м акацию и воткнул ее в свежевскопанную землю, под которой покоилась их жертва.

Балкида тем временем скакала во весь опор через долины, молнии полосовали небо, Сулайман спал.

Его рана была самой тяжелой, ибо ему предстояло проснуться.

Солнце взошло и снова закатилось за горизонт, когда рассеялись чары выпитого им зелья. Страшные сновидения терзали его он пытался вырваться из сонма обступивших его призраков и вдруг, пробудившись словно от сильного толчка, возвратился в мир живых.

Он приподнялся на ложе и удивленно огляделся; взор его блуждал, как будто глаза искали утраченный рассудок своего хозяина, наконец он вспомнил…

Перед ним стояла пустая чаша; последние слова царицы всплыли в его памяти; он не увидел ее рядом, и в глазах у него потемнело солнечный луч, насмешливо коснувшийся его лба, заставил его вздрогнуть; царь все понял, и крик ярости вырвался из его груди.

Он расспрашивал всех, но тщетно: никто не видел, как ушла царица; свита ее тоже скрылась, а в долине нашли лишь следы исчезнувшего лагеря.

– Так вот как, – вскричал Сулайман, бросив злобный взгляд на великого священника Садока, – вот как твой Бог помогает своим слугам! Это ли ты мне обещал? Он бросил меня, как игрушку, на растерзание джиннам, а ты, пустоголовый советник, что правит от Его имени, пользуясь моей слабостью, ты покинул меня на произвол судьбы, ничего не предвидел, ничему не воспрепятствовал! Кто даст мне крылатые легионы, чтобы настичь коварную царицу? Стихии земли и огня, мятежные силы, небесные духи, поможете ли вы мне?

– Не кощунствуйте! – воскликнул Садок. – Только Иегова истинно велик, а это ревнивый Бог.

Среди всей этой сумятицы вдруг явился прорицатель Ахия из Силома, мрачный, грозный, с божественным огнем в глазах; бедняк Ахия, внушающий страх богачам, неимущий, но великий духом. Он обратился к Сулайману:

– Бог отметил печатью чело убийцы Каина и сказал: «Всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро». А когда потомок Каина Ламех пролил кровь, сказал Бог: «Если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха в семижды семьдесят раз». Слушай же, о царь, что Всевышний повелел мне передать тебе: «Тому, кто пролил кровь Каина и Ламеха, отмстится в семьсот раз семеро».

Сулайман поник головой; он вспомнил об Адонираме и понял, что его приказание выполнено, и нечистая совесть исторгла у него крик:

– Несчастные! Что они наделали? Я не велел им его убивать…

Покинутый своим Богом на произвол враждебных духов, презираемый, обманутый царицей савеян, Сулайман в отчаянии опустил веки, и взор его упал на безоружную руку, на которой еще сияло кольцо, полученное им от Балкиды. Этот талисман зажег в его душе искру надежды. Оставшись один, он повернул камень к солнцу, и тотчас слетелись к нему все птицы небесные, кроме одной Худ-Худ, священного удода. Он звал трижды, наконец заставил ее повиноваться и приказал ей отнести его к царице. Худ-Худ взмыла ввысь, и Сулайман, протягивая к ней руки, почувствовал, как неведомая сила отрывает его от земли и поднимает б небеса.

Страх обуял его, он опустил руку и вновь оказался на земле. А птица Худ-Худ покружила над долиной и уселась на ветку тоненькой акации, росшей на вершине холма; как ни старался царь, он не смог заставить ее покинуть это деревце.

Разум Сулаймана помутился от горя: мечтал собрать несметное войско, чтобы предать огню и потопить в крови царство савеян. Теперь он часто запирался один в своем дворце, проклинал судьбу и вызывал духов.

Он принудил одного из ифритов, демонов бездны, служить ему, и тот сопровождал царя в его одиноких странствиях. Чтобы забыть царицу и заглушить сжигающую его страсть, он повелел доставить ему со всех концов света чужеземных женщин и вступил с каждой в брак по их нечестивым обрядам; они приобщали его к своей вере, и он стал поклоняться идолам. Вскоре, чтобы умилостивить духов, он возродил языческие святилища, а неподалеку от Фавора воздвиг храм Молоху.

Так сбылось пророчество тени Еноха, который сказал в царстве огня сыну своему Адонираму: «Тебе предназначено судьбой отмстить за наш род, и храм, что ты строишь для Адонаи, станет причиной гибели Сулаймана».

Но царь иудеев сделал еще больше, как о том говорится в Талмуде, ибо слух об убийстве Адонирама разнесся по всей стране, возмущенный народ потребовал, чтобы свершилось правосудие, и Сулайман приказал девяти мастерам отыскать тело, чтобы подтвердить смерть художника.

Прошло семнадцать дней; поиски в окрестностях храма оказались бесплодными, и тщетно рыскали мастера по полям и долинам. Но однажды один из них, обессилев от жары, схватился, чтобы легче было вскарабкаться на холм, за ветку акации, с которой взлетела при его появлении неизвестная птица с блестящим оперением. Он с удивлением обнаружил, что деревце поддалось под рукой, корни не держались в земле. Еще больше удивило его то, что земля была недавно вскопана, и он тут же позвал своих спутников.

Все девятеро принялись рыть землю ногтями и вскоре раскопали свежую могилу. Тогда один из них сказал своим братьям:

– Убийцы, должно быть, и есть те негодяя что хотели выведать у Адонирама пароль мастеров. А вдруг им это удалось? Не лучше ли будет нам изменить пароль?