Юрий Либединский - Сослан-богатырь, его друзья и враги Страница 3

— Урызмаг, самый добрый из нартов, не надо так убиваться! С каждым из нас может случиться такая беда.

Помогли Урызмагу эти мудрые слова. Повеселел Урызмаг, и долгое ли, короткое ли время прошло — снова стал он скликать нартов на веселые пиры.

2. Рождение Сослана

Отошло горе от Урызмага, но никак не могла успокоиться Шатана: видно, вправду суждено Урызмагу убивать своих сыновей! Но недаром мудрой называли Шатану. Небесной мудростью и земным колдовством одарена была она от рождения, тайны неба и земли ведомы были ей. И вот однажды пошла Шатана на берег звонкошумливой реки, протекающей через селение нартов. Среди белых, синих и серых камней катила река свои быстрые воды; при летнем таянье снегов и равноденственных бурях весны и осени река сама натащила сюда из тайных горных недр эти камни.

Долго ходила Шатана среди камней, пригибаясь к каждому камню, словно прислушиваясь к его шепоту. И вдруг увидела она небольшой округлый камень и долго разглядывала и ощупывала, словно проникая в него своим взором. Точно ржавой окалиной отделан был весь этот черный тяжелый камень.

Нашла Шатана то, что искала. Взяла она этот камень и пошла в горы — все выше, выше, на ту белоснежную гору, где в кузнице своей, сотрясая землю, грохочет молотом небесный кузнец. Курдалагон.

Подала ему камень Шатана. Посмотрел он на камень и сказал Шатане:

— Сто мешков дубового угля изготовь мне, мудрая Шатана.

С помощью Урызмага Шатана нажгла сто мешков дубового угля, и тогда положил Курдалагон камень Шатаны в горн и стал подкладывать уголья в огонь. Велел Курдалагон подручным своим раздувать кузнечные мехи, и, впитывая в себя жар, изо дня в день стал расти камень, принесенный Шатаной.

— А теперь добудь мне сто бурдюков волчьего молока, — сказал Курдалагон.

Не может придумать Шатана, откуда достать ей столько волчьего молока. Думала, думала Шатана и обратилась за помощью к Урызмагу:

— Нужно мне сто бурдюков волчьего молока, достань его мне.

— Скажи мне, как достать его, и я достану, — ответил Урызмаг.

— Вот что скажу я тебе. Там, где сходятся семь дорог, поставь шатер. Самые вкусные яства буду я посылать тебе туда, а ты угощай ими всех прохожих людей и у каждого спрашивай, как добыть молока волчицы.

Так и сделал Урызмаг: на перепутье семи дорог поставил он шатер, и стала Шатана присылать ему самые вкусные кушанья. И всякого прохожего-проезжего обильно угощал Урызмаг. Благодарили люди Урызмага, но когда спрашивал он, где бы добыть ему молока волчицы, то удивлялись гости и думали, что Урызмаг помешался.

Время идет. Сидит Урызмаг в своем шатре на перепутье семи дорог и ничего не может узнать. Вдруг видит он: бежит мимо него всех собак прародительница — вечно голодная собака Силам. Позвал ее Урызмаг и накормил досыта.

— Чего ты здесь ждешь? — спросила его собака Силам.

— Хочу я узнать, как достать мне волчьего молока, — ответил ей Урызмаг. — Вот и сижу здесь, на перепутье семи дорог.

— Целую неделю корми меня досыта тем, что я пожелаю, и достану я тебе волчьего молока, — сказала ему собака.

Согласился Урызмаг и стал посылать к Шатане за всеми кушаньями, каких только ни требовала собака.

«Вот теперь скоро будет у меня волчье молоко», подумала Шатана. И какие бы кушанья ни просил Урызмаг для собаки, все посылала ему Шатана.

Так целую неделю кормил Урызмаг собаку, и после этого сказала ему Силам:

— Теперь построй высокий загон.

Сплел Урызмаг крепкий плетень и построил высокий загон. Побежала собака в лес, и стаю за стаей стала она пригонять в этот загон свирепых волчиц. Далеко слышно было, как воют они, рычат и грызутся в загоне.

— Теперь можешь их доить, — сказала Урызмагу собака Силам.

— Легко сказать — доить! — сердито ответил ей Урызмаг. — Ведь они растерзают меня!

Тогда вошла собака Силам в загон, схватила одну из волчиц за мохнатый загривок и подвела ее к Урызмагу. Выдоил Урызмаг волчицу, и собака Силам отпустила ее на волю. Так одну за другой выдоил он всех волчиц. И наполнились волчьим молоком сто бурдюков.

Привезли Урызмаг и Шатана сто бурдюков волчьего молока Курдалагону, а за это время разжегся огонь в горне, и чудесный камень раскалился и почернел от жара. Наполнили молоком большую чашу, и такой огонь раздул Курдалагон в своем горне, что камень сначала покраснел, потом пожелтел, потом побелел и треснул. Треснул камень, и из пышущей жаром глубины его вывалился добела раскаленный младенец. Закрыты были его глаза, точно он крепко спал, и румянец горел на его щеках. Подставила Шатана подол своего бешмета — насквозь прожег младенец его ткань. Упал он на землю и на локоть ушел в землю. Задымилась, загорелась земля. И тут, ни мига времени не теряя, схватил его Курдалагон большими клещами за колени, опустил в молоко. Закипело и в белый пар обратилось волчье молоко. И спросил Курдалагон у Шатаны:

— Погляди, улыбается он или нет? Не открыл ли он глаза?

Нет, не улыбался младенец, продолжал крепко спать.

Еще раз налил чашу и снова опустил в нее мальчика Курдалагон. И так до семи раз. На седьмом разе улыбнулся мальчик, открыл глаза, и тут увидели все, что в левом глазу у него два зрачка.

— Великим охотником и воином будет этот мальчик, — сказал Курдалагон. — А тело у него теперь стало закаленное, стальное. И будет ему имя — Сослан, солнечное имя.

И только промолвил Курдалагон это имя, как взошло солнце. Первый луч его заиграл и засветился в глазах мальчика. Потянулся он к солнцу, не мигая, как орленок, взглянул на него.

Засмеялась тут Шатана, и спросил ее Урызмаг:

— Что тебя так обрадовало, хозяйка наша Шатана?

И ответила мудрая Шатана:

— Все время беспокоилась я о судьбе нашего из камня рожденного сына, но теперь вижу — все пойдет хорошо. Или ты не видел ту, которая с первым солнечным лучом поцеловала нашего Сослана? Это дочь Солнца — Ацырухс. Только что она родилась — и сразу полюбила Сослана. Суждены они друг для друга и будут счастьем друг другу.

Казалось бы, все предвещало счастье Сослану. Но лукавый нарт Сырдон, проведав о том, что нечто чудесное творится в кузнице Курдалагона, давно уже пробрался сюда — до всего ему было дело. Видел он, как Курдалагон закалял Сослана, и зорким взглядом своим приметил Сырдон то, чего другие не заметили. Клещами стиснуты были колени младенца, когда в волчье молоко опускал его Курдалагон. И догадался Сырдон, что хотя все тело Сослана закалилось, но колени его остались не закаленными, слабыми. И крепко запомнил это Сырдон.

3. Сослан и Хамыц

За день на вершок, за ночь на целую пядь вырастал Сослан, но ходить научился не скоро. Тяжко было его незакаленным коленям носить стальное, быстро наливающееся силой тело. Когда выходил он из дому, мальчишки-сверстники дразнили его «колченогим», а дома ему сидеть не хотелось. В нижнем этаже каменной родовой башни, в которой он помнил себя с рождения, окошечки были маленькие, и когда дверь закрывали, даже в самый яркий солнечный день здесь было сумрачно. Веселее становилось лишь тогда, когда Шатана разводила огонь в большом очаге. Целого быка или оленя можно было зажарить в огне этого очага, возле которого, повелевая дочками своими, верховодила мудрая Шатана.

Нарты-мужчины редко бывали дома. Когда они возвращались, то привозили богатую добычу, а тела их были покрыты кровавыми ранами. Но знала Шатана тайные снадобья; сама она приготовляла их из трав и камней, из лунного света и паутины, змеиного яда и пчелиного меда. Искони умела она врачевать. И когда заживали раны, созывал Урызмаг всех нартов и устраивал в почетной комнате башни, которая была на втором ярусе, веселые пиршества. На пиршествах этих прислуживал старшим Сослан. Несмотря на кривые ноги свои, ловко и весело бегал он среди столов, приносил блюда из кухни, наливал кубки и жадно слушал, как хвалятся мужчины дальними походами и славными подвигами. Неделями длился пир, а когда он кончался, снова уезжали нартские мужи в поход или на охоту, и Сослан опять оставался с Шатаной. Он спрашивал, она рассказывала, и рассказы ее еще сильнее разжигали желание Сослана скорей возмужать и отличить себя подвигами.

С младенчества стало оружие любимой игрушкой Сослана. Трех лет он мог поднять меч Урызмага, который не всякому взрослому было под силу поднять. А брат Урызмага Хамыц сделал Сослану лук и стрелы.

Однажды был на охоте Хамыц. Заночевал он в лесу и вдруг на рассвете слышит — стрекочут над ним сороки. А Хамыц понимал птичий язык. И вот слышит он, сорока-жена говорит сороке-мужу:

— Хозяин нашего дома, остерегайся летать над башней Ахсартагата.[1] С рассвета и до вечера сидит там у двери колченогий мальчишка и ни одной птицы не пропускает. Многие родичи наши погибли, пронзенные его меткими стрелами.