Павел Крусанов - Калевала Страница 31

Сел песнопевец у руля и сказал крепкой лодке:

— Повернись к отчизне носом, к чужбине встань кормой и беги скорее вперед под гогот уключин!

Налегли на весла Ильмаринен с Лемминкяйненом, и помчался челн по равнинам чистых вод к дому. Легко в руках гребцов взмывали весла, быстро летела по волнам лодка, но вскоре скучно стало веселому Ахти.

— Сколько ни плавал я по морям, — сказал задорно Лемминкяйнен, — всегда так было: гребцы гребли, а искусные певцы пели. Теперь же не слышу я отчего-то в нашей лодке песни.

— Ни к чему нам сейчас песня, — ответил Вяйнемёйнен. — Заслушаются ею гребцы, и ленивыми станут их весла — так и пройдет в праздности золотой день, и тьма накроет море.

— Пой не пой, а все равно уйдет день и набежит на море ночной сумрак, — сказал беспечный Лемминкяйнен.

Два дня летела лодка по синему морю, два дня направлял ее верной рукой Вяйнемёйнен, а на третий не утерпел Кауко и спросил песнопевца:

— Отчего, лучший из мужей, не хочешь ты петь: ведь уже овладели мы Сампо и путь наш ведет нас к дому?

— Не время нам петь песни, — сказал разумно вещий старец, — не время еще торжествовать и праздновать победу — лишь тогда уместна будет песня, когда услышишь ты скрип своей калитки и увидишь двери дома.

— Будь я на твоем месте, запел бы я во всю глотку, — сказал веселый Лемминкяйнен. — Что ж, раз ты, искусный в песнопении, усладить нас не хочешь, тогда запою я свои неумелые песни.

Изготовился Ахти и заголосил что есть мочи грубым голосом — затряслась его борода, налилась кровью шея, и улетела песня, словно грохот горного обвала, над волнами за семь морей. В дальней дали сидел на сыром зеленом холме журавль, поджимал лапы и считал на них пальцы, но, услышав сиплый напев Лемминкяйнена, испугался не на шутку, поднялся в небо и с криком полетел на север. В Сариоле сел он на болото и с перепугу поднял такой шум, что пробудились негодные люди Похьолы от чар Вяйнемёйнена.

Проснулась хозяйка Похьолы, стряхнула с глаз дремоту и пошла проведать стада в хлеву и пересчитать зерно в амбаре, — но на месте оказались коровы и не убавилось зерна в сусеках. Тогда отправилась она с тревогой в сердце к медному утесу и увидела, что поломаны на засовах все замки, распахнуты ворота твердыни и похищено из недр скалы чудесное Сампо с пестрой крышкой. Затряслась от злобы старуха Лоухи — не желала она терять власть и славу, давшиеся ей через изобильную мельницу, — и обратилась к богатой туманом Терхенетар:

— Чадо мглы, тумана дева!Сито частое возьми-ка,Облако просей густое,Ниспошли туманов мглистыхНа хребет прозрачный моря,Чтоб ни зги не видно былоВяйнемёйнену в просторах,Чтоб застрял УвантолайненБез пути на водных гладях!

Подумав, решила Лоухи, что мало будет напустить на похитителей туман, и стала заклинать дальше:

— Ику-Турсо, ужас моря!Подними главу из бездны,Калевы героев дерзкихУтопи в пучине темной —Сампо же возьми из лодкиИ верни в утес обратно!Если толку не дождемся —На тебя надежда, Укко,Золотой мой повелитель,Мой серебряный владыка!Подними с постели бурю,Пробуди ветра в просторахНа погибель калевальцам,Чтоб не мог УвантолайненПо желанью править лодкой!

Надышала дева тумана густую мглу на море, плотно застлала воздух, чтобы не мог Вяйнемёйнен понять, куда ему плыть средь широких вод. Простояв три дня и три ночи посреди морских потоков, не стерпел Вяйнемёйнен пустого ожидания и воскликнул:

— Даже слабейший из героев тумана не убоится и в слепоте его не согласится погибнуть!

С теми словами выхватил старец свой огневой клинок и рассек плотную мглу — от такого удара поструился по мечу сок тумана, а сам он поспешно воспарил к небу. И расчистились воды, и прояснели широкие дали.

Но не успели гребцы разогнать лодку, как послышался у медного борта страшный шум, и взлетели вверх столбом брызги и пена. Выглянув за борт, побледнел как снег отважный Ильмаринен и в ужасе закрыл лицо руками. Бросился мудрый Вяйнемёйнен к краю лодки и увидел Ику-Турсо, поднявшего страшную голову из моря. Схватил богатырский старец Турсаса крепко за уши и спросил:

— Посеял ты уже однажды злой дуб, зачем теперь вышел из моря пред очами человека?

Попробовал было вырваться из рук Вяйнемёйнена Ику-Турсо, но напрасно. Однако не дал он ответа, и тогда, встряхнув его хорошенько, вновь спросил песнопевец:

— Зачем поднялся ты из вод перед сынами Калевалы?

Но пришлось Вяйнемёйнену еще раз хорошенько встряхнуть Турсаса за уши, прежде чем дал он ответ.

— Вышел я из вод, чтобы погубить героев Калевалы и вернуть в Похьолу Сампо, — сказал Ику-Турсо. — Но если оставишь ты мне, Вяйнемёйнен, мою жалкую жизнь и отпустишь в бездонные глуби, то — клянусь! — никогда уже больше не явлюсь я пред очами человека!

Тотчас отпустил мудрый старец Ику-Турсо в море, велев ему на прощание не подниматься из глубин и не показываться людям от сего дня и довеку. С тех пор не смеет Турсас выходить из моря, и ни один человек не видел его больше ни при свете солнца, ни при сиянии месяца.

Только сел Вяйнемёйнен у руля править лодкой дальше, как налетел вдруг на челн встречный ветер и разразилась на море страшная буря. Встали вокруг пенные волны выше мачты, загудел воздух от напора ветров, что дули разом со всех сторон и хлестались песком, принесенным с далеких прибрежий, — никогда прежде не доводилось сынам Калевалы бывать в такой буре, а тут еще захлестнула лодку волна и смыла за борт многострунный короб Вяйнемёйнена, его звучное кантеле. Подхватил кантеле Ахто и унес в глубины на веселье девам Велламо. Навернулись на глаза Вяйнемёйнена слезы, и сказал он скорбно:

— Пропала отрада души — утонула радость старца! Никогда уже больше не вернется ко мне щучье кантеле!

А буря все не утихала, по-прежнему швыряли лодку водяные валы и захлестывали пенящиеся гребни, и тогда посетовал Ильмаринен:

— Горе мне! Зачем вышел я в море на этих дрожащих досках?! Знавал я злые дни на просторах вод, но не видел бури страшнее этой — видно, не пощадит нас нынче ветер и не пожалеют волны!

— Не годится нам горевать, — сказал мудрый Вяйнемёйнен, — не поможет в несчастье плач! И начал старец усмирять бурю заклятием:

— Придержи-ка, Ахто, волны —Стадо пенное взбесилось, —Вниз пошли их остудиться,К Велламо спусти на отдых,Чтобы челн мой не качали,Не захлестывали лодку!Уходи за тучи, ветер,Где родился ты когда-то,Не крени напрасно лодку,Не крути ее, как щепку, —Лучше лес вали на суше,Пригибай верхушки елей!

И поумерилась ярость бури, стали смиряться ветры — позади остался ужас стихии. Тут взял веселый Лемминкяйнен те бруски и доски, которые запасливо захватил в поход, и достроил на сажень борта у лодки, чтобы не перехлестнули их волны. И так, подправленный на славу, поспешил челн по спинам водяных валов дальше.

40. Хозяйка Похьолы снаряжает погоню за Сампо

Пока герои Калевалы стояли в море, ослепленные туманом, и тяжко боролись с бурей, старуха Лоухи созвала свой северный народ, снарядила военный челн и, как утка — утят, свела воинов к воде, усадила в корабль мужей с мечами и стрелков с луками. Распустив на мачте парус, точно тучу, поспешила хозяйка Похьолы в погоню за лодкой Вяйнё — отбивать Сампо.

Тем временем герои Калевалы почти уже достигли родимых пределов, но тут почувствовал вещий Вяйнемёйнен неясную тревогу и велел ловкому Лемминкяйнену взобраться на мачту и посмотреть во все стороны: ясен ли вокруг горизонт? Не нужно было дважды просить Ахти показать удаль — влез он на мачту и, посмотрев на запад, восток, юг и север, где осталась Сариола, сказал:

— Впереди нас — ясное небо, а с полночи нагоняет лодку облако.

— Так ли ты увидел? — спросил Вяйнемёйнен. — Взгляни получше — может, то не облако, а корабль под парусом?

Пригляделся с мачты Кауко и сказал:

— Нет, не туча это, а как будто стоит позади нас остров: вижу я на осинах соколов, а на березах глухарей.

— Мелешь ты вздор, — возразил мудрый старец Лемминкяйнену. — Не проплывали мы мимо острова, да и пора бы знать тебе, что соколы на осины не садятся и глухарей на море не бывает, — приглядись-ка получше, может, то погоня Похьолы!

Внимательно вгляделся Ахти в третий раз и сказал:

— Верно, нагоняет нас лодка с севера — сотней весел бьет она по морю, и сотня мужей сидит там с оружием!

Уверившись, что не пуста была его тревога, велел Вяйнемёйнен гребцам налечь на весла, чтобы ушел их челн от погони. Принялись Ильмаринен и Лемминкяйнен грести что есть мочи, и затрясся челн — нос его взревел тюленем, а за кормой вспенилась вода, словно в пучине водопада. Изо всех сил работали гребцы, но все равно настигала героев Калевалы вражья лодка Похьолы. Увидел вещий старец, что не уйти им от погони, и решил колдовством отвести беду. Вынул он из мешочка с трутом кусок кремня, бросил его за борт через левое плечо и сказал: