Татьяна Редько-Добровольская - Мифы и легенды народов мира. Том 10. Восточная и Центральная Азия Страница 32

И государь десяти стран, Гесер–хан, садится на своего вещего гнедого, коня, надевает свой темно–синий панцирь цвета сияющей росы, свои белые наплечники, свой главный белый шлем, на котором выкованы рядом солнце и луна; вкладывает в колчан тридцать своих белых стрел с зарубинами из драгоценного камня; привешивает свой черно–свирепый лук, свою вещую трехалданную саблю из темного коралла и отдает команду:

— Вслед за мной садись на своего серого крылатого коня, мой Цзаса–Шикир, ястреб среди людей! Надевай свой кольчатый панцирь, надевай на свою благородную голову свой славный шлем Дагорисхой, вкладывай в колчан тридцать своих белых стрел, бери свой черно–свирепый лук, вешай свой славный булатный меч Курми. Стройся, мой Цзаса, непосредственно за мной!

Вслед за моим Цзасой и ты, мой Шумар, беркут среди людей, садись на своего сиво–серого коня. Надевай свой темно–синий панцирь цвета сверкающей росы, вкладывай в колчан тридцать своих белых стрел, бери свой черно–свирепый лук, привешивай свой непритупляемо–острый твердо–булатный меч. Ты стройся в затылок моему Цзасе.

Вслед за ним, за Шумаром, садись на своего доброго иссине–серого коня Бадмараев сын, Бам–Шурцэ. Надевай свой синий вороненый панцирь, бери все свои доспехи и стройся в затылок Шумару.

Вслед за Бам–Шурцэ садись на своего сиво–серого и ты, мой Буйдон, между людьми мой дядя по матери. Бери все свои доспехи. Ты имей за собой тридцать моих богатырей, и все вы держите неразрывную связь, равняясь друг другу в затылок. Сам ты непосредственно следуй за Бам–Шурцэ.

Отдав эти распоряжения, государь десяти стран Гесер–хан выступил в поход с тридцатью своими богатырями. В пути стал высматривать огромного, как гора, черно–пестрого тигра, еще за целые сутки от него. Когда Гесер–хан изволил заметить, что это должен быть огромный, как гора, чернопестрый тигр, то стал разглядывать зверя и старший брат его, благородный Цзаса–Шикир, и сказал:

— Так это он? Кажется, будто стелется по вершине горы туман или дым.

— Да, это он, мой Цзаса–Шикир! — ответил Гесер.

— Где, где? — стали спрашивать в один голос тридцать богатырей.

Тогда Цзаса–Шикир заметил им:

— Не спрашивайте. Куда б ни вели Гесеровы неисповедимые бразды, туда и пойдем мы не глядя.

Государь десяти стран Гесер–хан поскакал хлынцой, а черно–пестрый тигр, огромный, как гора, обратил тыл еще за полдня пути. Тогда государь десяти стран света Гесер–хан пришпоривает своего вещего гнедого коня и пускается вскачь, и тридцать богатырей Гесерова тыла один за другим следуют за ним. Воспользовавшись тем, что огромный, как гора, черно–пестрый тигр упустил момент проглотить Гесер–хана с расстояния полдня пути, они спешно идут, охватывая его в кольцо. Когда подтянулись тридцать его богатырей, Гесер, с умыслом испытать, кто из них настоящий богатырь, а кто нет, чудодейственно проникает в пасть тигра и располагается так: двумя своими ногами он упирается в два нижних клыка тигра, головой своей касается нёба, а локтями — челюстей.

Тогда Буйдон вместе с тридцатью богатырями обратился в бегство. Видя Буйдона, Цзаса–Шикир громко окликает его:

— Остановись, Буйдон! Позор, что ты сделал?

Но Буйдон так неудержимо бежал, что остановился только на межевых выпасах у главных кочевий улуса. При Гесере же остались, таким образом, только три богатыря: благородный Цзаса–Шикир, Шумар, этот орел среди людей, и Бадмараев сын — Бам–Шурцэ.

Со слезами обращается Цзаса–Шикир к двум своим товарищам–богатырям:

— Моего милостивого Гесер–Богдо–Мерген–хана, искоренителя десяти зол в десяти странах света, проглотил огромный, как гора, черно–пестрый тигр. Негодяй Буйдон бежал с тридцатью богатырями. Если теперь и мы втроем обратимся в бегство, что будут говорить о дорогом имени моего Богдо многочисленные завистники? Что скажут братья между собой, злобные завистники, три ширайгольских хана? Вы, оба мои, как полагаете?

— Нам ли двоим решать? Решай ты, наш Цзаса–Шикир, — отвечают те.

— Предоставляя решение мне, не подразумеваете ли вы решение об участии в пирушке: оставаться — так оставайся, а уходить — так уходи? Усердие ваше очевидно.

И проговорив эти слова, Цзаса–Шикир со слезами на глазах пришпоривает во всю мочь своего серого крылатого коня, обнажает в меру изогнутый булатный меч Курми, но в тот момент, как сделать внезапное нападение, впадает в раздумье:

— Ведь хубилган мой Гесер–хан, государь десяти стран света. Умер он, нет ли, но как бы мне нечаянно не задеть его драгоценного тела!

С этою мыслью он взял в ножны свой острый булатный меч Курми и, внезапно бросившись на тигра, ухватил его левой рукой за кожу на лбу, той же рукой затем рванул изо всей силы становившегося на дыбы зверя, и тотчас же, отскочив ему в тыл, уцепился за уши тигра и не дает ему пошевельнуться. Воспользовавшись внезапным нападением Цзасы, два других богатыря выхватывают свои сабли, спешиваются и подбегают.

Тогда говорит Гесер–хан из тигровой пасти:

— Благородный мой Цзаса, я узнаю тебя. Все же не порти шкуры этого тигра — мы сумеем искусно умертвить его. Как бы нам получить сто шлемов из шкуры его головы, а из шкуры туловища — сто пятьдесят броней? Пусти же его, мой Цзаса!

— Ах, Богдо мой! Что он приказывает? — говорит Цзаса и, смеясь, выпускает тигра.

Тогда Гесер–хан левой рукой стиснул горло зверю, сильно сотрясши его, выхватил правою рукой свой нож для очинки стрел с хрустальною рукояткой, и, целиком всадив его в глотку тигра, вышел наружу. Покончив с тигром, он сказал:

— Разве ты не мастер, мой Цзаса? Выкрой, как по мерке, тридцать шлемов для тридцати своих богатырей из шкуры его головы, а из шкуры туловища выкрой ровно тридцать броней. Остаток раздай лучшим из трехсот хоигучинов передового отряда!

Уничтожив тигра, Гесер–хан со своими тремя богатырями пустился в обратный путь, и вот в дороге Цзаса–Шикир стал ему докладывать:

— О, мой Богдо! Негодный Буйдон с тридцатью твоими богатырями обратился в бегство. Дорогое имя твое…

— Перестань, — перебил его государь десяти стран света, Гесер–хан, и изрек:

— С раннего детства я стал уничтожать докшитов и всегда пользовался Буйдоном как проводником. Кому уподоблю его? Человеку, который в темную ночь не пропустит даже и воткнутой иглы? Вот какой был проводник этот Буйдон! К тому же он так мудр, что постигает языки всяких существ шести разрядов. И будет ему титул Мерген–Тэбэнэ — Мудрая Игла!

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Гесер упорядочивает дела правления Кюмэ–хана китайского

У китайского Кюмэ–хана скончалась — сделалась Буддой, — супруга, и вот по случаю ее кончины вышел ханский указ:

«При таковых моих обстоятельствах пусть плачут все. Кто стоит — плачь стоя. Кто в пути — плачь в пути. Кто еще не в пути — так и плачь. Кто поел — плачь уж поевши. Кто еще не ел — так и плачь!»

Вот какой указ издал хан. Собирается опечаленный народ у приказа ханских сановников, в один голос рассуждает:

— Скончается, бывало, ханша — прах ее предадут земле; собрав лам, закажут им сорок девять суток читать номы; так щедро потом одарят, что не унести; хан по сговору возьмет себе супругу–ханшу и возрадует, бывало, весь свой народ. А тут выходит, что умерла не одна только ханша: всему народу приходит смерть! К чему же другому поведет этот указ?

И стали тогда все сообща доискиваться, кто бы это смог развеселить хана? Но сколько ни доискивались, не находилось никого. А у этого хана было семь плешивых кузнецов, все семеро родные братья, а между ними старший плешивец, по прозванью шальной–пустомеля; унимать его умела только его жена. Этот плешивый кузнец, отложив свою работу, говорит своей жене:

— Вот ханские чиновники рассуждают о том, кто бы это смог развеселить хана. Но ведь если не сможет развеселить его милостивый Гесер–Мерген–хан, государь десяти стран света, то кто же другой, кроме него, в состоянии развеселить? А эти негодные того и не ведают! Разве не так?

— Ах ты, шальной дурень, — восклицает жена его. — Ах ты, скверный беспутный плешивец! Не ты ли надоумишь ханских цзайсанов в том, чего они не домыслили? Берись–ка за свою давешнюю работу да помолчи!

Зная, что жена его не пустит, шальной плешивец говорит своей жене:

— До смерти хочется есть: сходи–ка по воду, свари обед — поедим!

А у ведра, с которым его жена ходила по воду, он взял и просверлил дно. Услав жену по воду, является он в собрание сайдов–сановников и спрашивает:

— Ну, что, сайды–сановники, нашли вы того, кто мог бы развеселить хана?

— Нет, мы еще не нашли, — отвечают те.

— Кто же может развеселить хана? Государь десяти стран света, милостивый Мерген–Гесер–хан, вот кто может! — говорит плешивый.