Дмитрий Болесов - Территория сказки. Сказки для взрослых, помнящих о своём детстве Страница 4

Один из вельмож не смог удержать прыть своих мыслей и начал всех перекрикивать: «Я – сама доброта. Я такой добрый, что сам себе порой не могу сделать ничего полезного, чтоб не огорчать при этом своих слуг. Ведь тогда мне придется урезать им жалованье, и в их в семьи придет нужда и голод».

«А я такой добрый, – стал рассказывать другой вельможа, – что не могу поутру глядеть на себя в зеркало, чтоб не оскорбиться отражением. Сами знаете, как нелегко мне исполнять свои обязанности по управлению другими людьми. Бывало, и спать и есть приходиться, не вставая с дивана, – не могу отвлечься от мыслей о своей доброте и о том, как она на мой народ изливается. Занят я этим очень, не до окружающих. Вот, даже зеркало меня не узнает – отражает в себе какое-то странное, уродливое чудовище».

«А я доброту свою ни от кого не скрывал, – молвил третий вельможа, – но я ее никому и не показывал. Зачем транжирить просто так то, что мне самому пригодиться может? Добр не тот, кто другим помогает, а тот, кто всегда готов прийти на помощь в трудный момент. Вот только этот момент, как я чувствую, не скоро наступит. И поэтому я буду свою доброту холить, беречь, приумножая, да чтоб другим неповадно было на нее позариться, – пороть своих слуг, чтоб лучше ее берегли. Доброта – она охраны требует. Не далек тот час, когда кто-нибудь из вас на нее посягнуть захочет. Вот уж тогда я вам задам перцу! Будете всю свою жизнь мою доброту помнить!»

Так кричали вельможи и хвастались, а за окном их дворца вставало солнце. Не заметили они в хвастовстве о своем добре как ночь прошла. Новый день наступал, наполняясь красотой и лаской небесного светила. Солнышко согревало землю, птицы своим щебетом приглушали шум и крики, создаваемые вельможами… И все бы хорошо, но ведь однажды выйдут они из своих зал и станут не только друг другу, но и всему миру мощь своего добра доказывать. Ведь у них для этого есть все: войска обучены, пушки заряжены – хорошо подготовились они для защиты добра от сил зла, да и нам – простакам пора разъяснить кто среди них самый добрый.

Вот и затаился мир в немом ожидании. Что же сделать ему, чтоб о подобном добре больше не слышать? Как стать иным – простым и ясным, без криков и слез, без призывов понять заботу о нас, что порой завершается болью и лишениями?

Мир был другим, совсем другим до того как кто-то однажды захотел придать ему новый смысл, разделив его на черное и белое, заронив семя борьбы между этими иллюзорными половинками, объявив все свое – добром, а чужое – злом, затеяв войну, в которой не может быть победы.

Ведь мир неделим. Он не может быть где-то плохим, а где-то хорошим. Он таков, какой он есть. И понимание этой простой истины пусть дарует нам всем способность принимать и отдавать его теплоту, всегда сохранив ее частичку в своем сердце. И тогда добро перестанет быть противоположностью зла – оно станет повсеместным. А зло растает, как тают скупые ночные облака под мощью восходящего солнца, оставив о себе воспоминание в этой сказке о добре и зле и о вельможах, спорящих между собой о том, что им неведомо.

Эмирский кувшин

В некотором царстве, в некотором государстве жило-поживало чудо. Чудо это было необычным. В той стране люди давно привыкли к обычным чудесам, когда хлеб появлялся прямо из воздуха, серебряные денежки росли на деревьях, позванивая на ветру, – этим в сказочном мире совсем никого не удивишь, а вот необычное чудо всегда вызывало интерес.

Однажды простой мастеровой, работавший прямо на улице, – он изготавливал из меди кувшины, придумал необычную вещь: «Пусть будет сделанный им кувшин иметь три носика и пусть они смотрят в разные стороны и под каждым из них будет ручка. И тогда каждому из собеседников, собравшихся за одним столом, удобнее будет подливать вина не себе, а тому, кто сидит рядом с ним. Так люди будут ухаживать друг за другом и при этом все будут сыты».

Необычность идеи не вызвала затруднений при исполнении. Кувшин был сделан, отполирован и выставлен на продажу. Первым, кто пришел к кувшину, был одинокий старик, сгорбленный под тяжестью прожитых лет. Удивлено поцокав языком он сказал: «Да, такому кувшину место не здесь, а в саду, где играют флейты, знатные дамы поют и пляшут, и великие мудрецы держат совет. Такой кувшин там пришелся бы к месту. Вот что я сделаю для этого, – я приглашу к тебе, о мастер, моего знакомого слугу, живущего там. Пусть он увидит созданное тобою чудо и попробует им удивить тех мудрецов».

Сказал и сделал. Слуга пришел, посмотрел на кувшин, поцокал языком, но не стал его брать, придумав следующее объяснение: «Вот приду я к мудрецам и поставлю перед ними кувшин и что же им делать? Будут они после этого думать над великими делами или над тем как друг друга потчевать? Ведь кувшин, конечно же, отвлечет их внимание своей необычностью и помешает выполнять главную задачу мудреца – думать о всеобщем благе. Народ пострадать может от этой моей выходки». «Пусть этот кувшин еще немножко постоит у тебя, – сказал слуга и добавил, – донесу-ка я весть о кувшине самому эмиру. Пусть и не вхож я к нему напрямую, но мой друг, служащий у него долгие годы, шепнет на ушко наимудрейшему о появившемся в нашем городе чуде и он, конечно же, примет правильное решение».

Сказал и сделал. Так появился новый участник этой истории, решивший распорядиться судьбой кувшина, да не кто-нибудь, а сам эмир! Дошла новость до эмира. «Незадача какая, – подумал он: – Такой кувшин предполагает, что каждый из собеседников должен служить друг другу, подливая напитки. А как же тогда почитание власти? Если все служат друг другу, то зачем тогда эмир? Получается, что он выпадает из этого общего правила и становится ненужным?» Вот какая загадка появилась перед эмиром и требовала своего незамедлительного решения пока подобные кувшины не вошли в моду и не стали применяться повсеместно, делая обряд служения друг другу простым и понятным, незаметно проникающим в жизнь, заполняющим собою повседневность. Плохи бы тогда были у эмира дела! Вот и решил он сам пойти к мастеру и сам разобраться с кувшином, иначе слишком много людей сможет узнать о нем, и тогда откроется его истинная тайна.

Оделся эмир как простой нищий, выбрал себе охранника понарядней и под видом его слуги отправился в город. Приближаясь к кувшину, эмир становился все нетерпеливее. «Да как это так? – рассуждал он: – Кувшин с тремя носиками! А где же виночерпий, а где вся сложившаяся за многие годы традиция?» «Что же делать? – рассуждал владыка: – Ведь когда люди потчуют друг друга, они легко проникаются совместными идеями, а необычный кувшин сделает этот процесс неизбежно привлекательным. Люди начнут лучше ладить между собой, и не будет у них повода обращаться к эмиру. Ох, какая опасная вещь!»

Приблизившись к лавке, где ремесленник разложил товар, эмир сразу же потребовал себе этот необычный предмет, рассмотрел его со всех сторон и решил: «Если я сейчас прикажу охраннику разрубить кувшин – мастер сможет сделать новый. Если арестую мастера, то народ может узнать причину и заинтересуется кувшином. А куплю-ка я кувшин у мастера с условием, что он никогда больше не будет делать подобных вещей». И предложил он мастеру достойную цену и придвинул кувшин к себе, в гордой уверенности, что станет его единственным обладателем. Но мастер отказал ему в этой продаже, сказав: «Сам владыка заинтересовался этим изделием и не тебе – простому бродяге его покупать. Запомнил я тебя хорошо. Хотя и непонятно мне твое влечение к этому сосуду, но буду помнить я тебя, и никогда не продам тебе кувшин ни за какие деньги, в каком бы обличии ты ко мне не являлся. Раз истинный хозяин города захотел увидеть его в своем дворце, то пусть кувшин стоит и ждет прихода его посланника. Так как выбор самого эмира выпал на этот кувшин, то попробую я и другие изделия делать такими же, дабы не только владыка, но и простые жители нашего славного города могли насладиться подобным великолепием».

Конец ознакомительного фрагмента.