Манас великодушный - Семен Израилевич Липкин Страница 4

Понравилось это звучное имя старейшинам, но никто не понял толкований святого коджо, ибо совсем недавно приняли киргизы веру ислама и плохо разумели по-арабски.

Тогда встал с места Бай, брат Джакыпа, который, несмотря на свои преклонные годы, прибыл на пир, и произнес такие слова:

— Я по-своему, по-простому, растолкую имя сына Джакыпа. Родился он для великого дела, а великое дело у народа одно — поднять меч справедливости против поработителей. Поэтому пусть первой буквой имени ребенка будет «м» — меч. Пусть в середине будет буква «и» — народ. Пусть в конце будет буква «с» — справедливость. Пусть между этими буквами будет буква «а» — начальная в имени бога. Пусть счастливое имя ребенка будет Манас!

Поблагодарил Джакып брата своего Бая.

Разъехались гости по своим далеким становищам, а в юрте Джакыпа стал расти ребенок по имени Манас.

Баловали старики своего единственного сына, и рос он буйным и непоседливым. Семи лет затевал он драки с молодыми воинами и одолевал их, и это их обижало. Если ему давали попробовать кумыс, осушал он одним глотком весь бурдюк. Если встречал он почтенного паломника, вырывал он у него посох да еще смеялся при этом: «Много, видно, у тебя грехов, не отмолил ты их в священном месте!» Горевали Джакып и Чиирда, слыша отовсюду жалобы на своего сына, и так решили однажды:

— Испортили мы Манаса, избаловали его своими ласками. Пусть он узнает холод, пусть он узнает голод, может быть, исправится его нрав. Отдадим его в подпаски.

Так порешив, отвел Джакып своего сына к одному пастуху, по имени Ошпур, и сказал ему:

— Будет Манас пасти твоих овец. Если станет он тебе перечить, бей его не жалея.

Но случилось то, чего никто не ожидал. Манас терпеливо ухаживал за ягнятами, выхаживал слабых, приглядывал за сильными. Огорчали Манаса сетования родителей, и хотел он, чтобы не считали они его буяном и бездельником, хотел он получить в награду за усердную службу откормленного барана и угостить родителей.

Прошло два года. Стал Манас уже не овчаром, а табунщиком, следил за жеребятами.

Однажды сидел он на холме, окруженный разномастными конями. В руках у него был укрук — пастуший шест с петлей на конце. Вдруг из высокой травы выскочили девять всадников. Они врезались в табуны Ошпура, заарканили его самого и, крича по-тыргаутски, угнали его коней. Тогда Манас быстро вскочил на своего Светлосаврасого, догнал тыргаутов и одним ударом укрука уложил их предводителя, а восьмерых всадников сбил с коней. Быстро исчезли тыргауты в зарослях высокой травы.

Освободил Манас обрадованного Ошпура от пут и увидел, что Ошпур не только обрадован, но и крепко напуган.

— Приди в себя, — сказал ему Манас, — опасность миновала, кони возвращены.

— Ах, дитя мое! — воскликнул Ошпур. — Зачем ты обидел тыргаутов, зачем ты разворошил логово спящей змеи! Разве забыл ты, на чьей земле мы живем? Разве забыл ты, что тыргауты — одно из мощных племен Китая, а Китаем владеют ханы из дома Чингиза, рассеявшие по земле наш бесприютный киргизский народ? Зачем ты навлек на нас злобу тыргаутов, ярость китайских ханов!

С гневом ответил девятилетний Манас:

— Пришло время, когда весна молодит землю. Пришло время, когда кобылицы жеребятся. Пришло время, когда соберутся воедино киргизские племена и двинутся против ханов из дома Чингиза!

И когда Манас так говорил, пламя вырывалось из его глаз и голос его был похож на рычание льва.

Был потрясен этими словами старый пастух и воскликнул:

— Воистину счастливое имя дали тебе! Воистину поднимешь ты меч справедливости ради народа! Воистину имя твое станет нашим кличем и знаменем!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Сорок воинов

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Лучшие копьеносцы — сюда!

Стойкие знаменосцы — сюда!

Верные твердым словам — сюда!

В битве равные львам — сюда!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Случилось так, что в эти дни из Железной Столицы, главного города далекого Китая, прибыл к своим сородичам, алтайским тыргаутам, богатырь Джолой — гордость и опора сорока ханов из дома Чингиза, ужас и проклятье киргизских племен. Тысячи юных девушек из киргизок старились в темницах Джолоя, тысячи сильных юношей и светлых разумом стариков из киргизов лишались силы и света в золотых рудниках и на чайных полях Джолоя.

С почетом встретили тыргауты знатного сородича, китайского военачальника. Расположились они семью кругами вокруг Джолоя, дивясь его мощи, восхваляя его обжорство.

Подбородок Джолоя лоснился от сала съеденных им семидесяти баранов. Иногда он подносил ко рту чашу, в которой алела кровь семидесяти зарезанных кобылиц, осушал ее двумя глотками и требовал еще. Как негашеная известь, кипела в нем исполинская сила. Хотя был он не очень велик ростом, толщина его была безмерна. На тигра, приготовившегося к прыжку, были похожи его брови. Волосы его колючих усов торчали, как лопасти мельничных колес; коса, ниспадавшая на спину, была заплетена, как аркан, а ресницы напоминали крапиву на горных склонах. Руки его были так сильны, что сжимали скалу, превращая ее в порошок. Плечи его были так широки, что замирала душа человека от одного взгляда на них.

Урча, как пьяный слон, сидел Джолой на пиру, когда вдруг его волчьи глаза увидали восьмерых тыргаутов в рваных бешметах, быстро приближавшихся к пирующим.

— Что это за люди? — крикнул Джолой, и столетние чинары пригнулись к земле от его дыхания, шумного, как ветер.

Толпа расступилась и дала дорогу этим восьмерым. И когда они растянулись на земле перед Джолоем, один из них сказал:

— О великий Джолой! Слушай и не гневайся. Было нас девять воинов, и задумали мы угнать коней из косяков Джакыпа. Но девятилетнее отродье Джакыпа, сын его, по имени Манас, убил нашего предводителя, сбил нас с коней, и вот мы перед тобой.

Расхохотался Джолой, показывая зубы величиной с дверь, и от его дыхания обуглились листья чинар.

— Неужели эти киргизы, рассеянные нами по всему свету, снова поднимают свои белоколпачные головы? Неужели кровь богатырей кипит еще в детях рабов? Какое имя, сказали вы, носит отродье Джакыпа?

— Манас! — ответил один из восьмерых.

— Манас? — наморщил лоб Джолой. — Манас? Это имя есть в «Книге Смен». Сказано там: «Шесть месяцев будет владеть