Мифы и герои Древней Руси - Яхнин Леонид Львович Страница 6

— Дядя дворовой, приходи ко мне не зелен, как дубравный лист, не синь, как речной вал, приходи таким, каков я!

Дом свой домовой любит. Хозяев в обиду не даст. Пособляет ему в том и дворовой. Тот посуровее, ему оберегать двор, скот и птицу домашнюю от лисы вороватой да от волка зубастого. Дворовой — хозяин всех домашних животных. Он и сам при случае мог обернуться то кошкой, то собакой, то коровой, а иногда выскакивал крысой или выпрыгивал из дождевой бочки лягушкой.

И все же не забудем, что добродушный дедушка домовой, посланец от наших дедов и прадедов, пришел к нам из седой древности и перенял силу свою от могучего подземного бога Велеса.

Дядюшка леший и его семейство

Большая семья у хозяина леса. Есть у него жена лешачиха и детки лешеня. Живут в лесу и старые дед и бабка Лешего по прозванью лесавки. Маленькие, серенькие, будто ежата. Шелестят они, шебуршат в сухой прошлогодней листве, копошатся с конца лета до осени, а там зароются в старые сосновые иглы и спят-сопят потихоньку. Сам старшой в этом семействе зовется по-разному. Кто его кличет дед лесовик, кто лешаком называет, а кто и просто лесным дядькой. Только самое главное его имя — леший. Разные обличья может принимать лесной дед. То он появится весь покрытый дубовой корой с бородой, увитой плющом, и с птичьим гнездом на голове. А то принарядится мужичком деревенским. Лапти на ногах, армячок красным кушаком перетянут. Но приглядись получше и сразу догадаешься, что перед тобой нечистый. Левый лапоть у него на правую ногу надет. Армяк запахнут наоборот — справа налево, да и правого уха вовсе нет. А уж если удастся поглядеть сквозь лошадиное ушко, то увидишь, что синий он, потому что кровь его синяя сквозь кожу просвечивает. Только как его увидеть, если Леший может и рост менять. В лесу он вровень с высокими деревьями и сам на дерево похож. А выйдет на опушку, так и малой травинкой прикинется, под ягодный листок упрячется. Большой шутник леший. Любит он дороги лесные путать, тропики узлами завязывать, путника в чащобу заманивать. Особенно туго приходится заблудшему человеку, если в дело вмешивается маленький щекастый, пузатенький Аука. Эхом отзывается он сразу со всех сторон, звоном в ушах отдается, зазывает в глухую чащобу. Злой он, Аука: как ни проси, дорогу домой не укажет. Зато лешего можно задобрить. Попросишь: «Дедушка леший, я грешен, да ты не злой. Отпусти домой!». Но стоит подразнить обидчивого дядьку лешего, крикнуть ему: «Эй, леший, нос на сосну не вешай! Плешь прикрой дубовой корой!», тут уж он рассердится, напустит тебе в глаза туману и долго плутать придется. Боится леший только петуха — вещей птицы, возвещающей приход зари, конец сил тьмы. Тут-то и рушатся чары дядьки лешего, в прах рассыпаются, будто гнилой пенек. Есть у дядьки лешего немало родичей. И все они его верные помощники. Птичич да Зверинич пасут и стерегут живность лесную. Мелким зверям помогают, большим сильно озоровать не дают. Травич, Листвич и Цветич холят все лето зеленую лесную красу, а придет осень — аккуратно сухие листики с деревьев оберут, траву к земле пригнут, к зиме приготовятся.

Леса бывают разные. То бор — светлый и чистый. Грибной, ягодный. А то, наоборот, непроходимая чащоба, темная, сырая, моховыми бородами завешанная, колючими кустами да сухими ветвями загороженная. Светлый бор под началом громадного и лохматого, как медведь, страшилы борового. С ним шутки плохи. Он может задрать и зверя, и собаку, в лесу заплутавшую, да и человека горазд прихватить. Лучше с боровым не встречаться. Зато его посыльные, крохотные старички-боровички, вовсе не опасны. Живут они под шляпками грибов и стараются подосиновики, подберезовики да рыжики от грибников схоронить. Ведь это их дом, а кому охота крыши над головой лишиться?

Но в глухую чащу лучше не забираться. Там живет лесной дух пущевик. Руки у него — ветки корявые, пальцы — сучья сухие, глазки зелеными светляками горят, а серые космы висят лохмами старого мха. Руками он одежду в клочья изорвет, пальцами сучковатыми глаз выколет. Солнца пущевик не любит, в его владениях всегда сторожкая мгла и пронизывающая сырость. Наткнешься на пуще-вика, долго будешь вспоминать и от ужаса дрожмя-дрожать. Но так тому и быть, потому что лес — это хозяйство лешего, а человек там гость. Понравишься хозяину, не станешь вредить ему, он тебя и приветит. А незваного да враждебного гостя кто же любить станет? Для того чтобы снискать милость лешего, нужно, поговаривали, в ночь перед Ивановым днем отправиться в лес. Там найти осину, срубить ее так, чтобы упала она на восточную сторону. После этого надо встать на пне срубленной осины и, поклонясь, произнести во весь голос: «Дядя леший, покажись не серым волком, не черным вороном, не елью жаровою, покажись добрым дядюшкой!».

Хозяин поля — Полевик

Житное поле, колосящаяся нива издревле была кормилицей человека. Потому и житного деда, по-иному полевика, всегда уважали и ублажали. Этот маленький, корявый старичок, умеющий говорить по-человечьи, постоянно обретался в поле. Тут и там можно было заметить его колосистые волосы и щетинистые усы, посверкивающие лукавые васильковые глазки, услышать шорох лапотков да длинной, до пят, метущейся по земле бороды.

Полевик исправно сторожил всходы, растил хлебные злаки и творил богатый урожай. Он прилежно готовил для себя запасы на зиму, словно пчелка, что запасает мед в сотах. Но приходила пора жатвы, появлялись жницы. Поначалу полевику было весело. Первый сноп — зажиночный — вязали с песнями, называли именинником, переносили в дом и хранили до следующей весны. Дед полевик радовался хорошему урожаю вместе со всеми. Но вот начиналась в поле жаркая работа. Полосами оголялось поле, рядками стояли снопы. Бедняга полевик метался от одной несжатой полосы к другой, спасаясь от острого полумесяца серпа. И вот оставался последний клочок неубранного поля, колосьев ровно на один сноп. Туда и затискивался крошечный дедка. Последний этот сноп звался обжи-ночным. И в благодарность за службу люди полевика не вытрясали, а наряжали сноп в сарафан и кокошник, и самая красивая девушка в венке из оставшихся в поле колосков, перевитых васильками, несла домой. А жнецы и жницы шли следом и возглашали хвалу: «Мы хлебу песнь поем, хлебу честь воздаем!».

Радовался житный дед, что не придется ему голодать. Да и сынок его межевичок не останется без пропитания. Ведь он тоже все лето трудился, межи охранял, поправлял вешки и следил, чтобы никто от работы не отлынивал, не спал на меже. Усталого пощекочет травинкой, разбудит, а лентяя травяными жилками оплетет и задушить может.

С полевиком лучше не ссориться. Он хоть и маленький, да удаленький. Зимой заберется в амбар и все зерно слопает. А на севере, поговаривали, полевик был вовсе не крошечный. Наоборот, длинный дядька с рожками и хвостом с кисточкой на конце. Тело его покрыто шерстью огненного цвета, а носится долгоногий дядька полевик так быстро, что кажется, будто искра промелькнула. В жаркие дни, когда солнце голову припечет, огненный полевик всюду мерещится. Просверкнет в глазах оранжевой искрой, хвостом пометет, пыль поднимет, и был таков. Но те, кто поглазастей, не только рыжего полевика замечают, но и полудницу, ряжницу, кудельницу могут узреть.

Водяной — поддоный князь

Издревле люди селились у воды. На берегу рек, над большим озером, вокруг рыбного пруда. И уж непременно соседом оказывался дедушка водяной. Он ведь в каждой речке, в любом озере, во всяком пруде дом имеет. Даже в топком болоте обитает. Правда, зовется тогда он болотником и вида самого болотного — зеленой тиной оброс, распухшим носом хлюпает, ноги по колено в ряске и жидкой грязи. Кому вдруг доведется воочию увидеть водяного, тот рассказывает, будто плавает он на чурбаке или коряге. Сидит он весь голый, покрытый тиной, на голове у него высокая боярская шапка, свитая из зеленой травы, называемой куга. Вокруг тела домового — зеленый пояс из той же травы.