Оковы небесного сияния - Гордей Дмитриевич Кузьмин Страница 6

он чувствовал её, её трепет сердца, её любовь, что бесконечно зиждется лишь на нем, что так жаждет целовать и обнимать его, что жаждет растворяться с ним в мире, что принадлежит только им, где нет ничего, кроме их, где никто и не нужен. В мире, где их ребенок встретит с матерью и отцом счастливы рассвет, восход солнца, где согреют его любовью, как накинут плед, защитив от мира, где полюбят так, как только лишь способны любить детей. Но, а пока… черная мгла за окном, черная, кровью залитая плоть и полуживые тела, скитающиеся по миру. Небеса, где ангелы за его душу дерутся на ножах. Мир, где души других покрываются гнилью, душа его воцарится и получит шанс увидеть, обнять, целовать и никогда не отпускать её.

IV. Гниль.

Виктор шел бесцельно по бескрайним полям, просто шел, но будто он знал, что идет в правильном направлении, что идет к ней. Идет сквозь все тернии, сквозь боль и страх, что поджидает на каждом углу, пока вокруг него, позади расцветают цветы, пока черное солнце озаряет его очи. Пока читает он письмо, что оставлено им в мире живых, что гласит о бесконечной любви, что гласит о том, что будет счастлив. Кто уж знает, как оно здесь оказалось.

Каждый новый день он чувствовал, что привязка к миру, из которого он пришел намерено уходит, как уходят десятки километров за спиной, как уходят минуты, часы и дни, что уж пройдены. И с каждым шагом он отдалялся от мира, где не нашел места, где не нашел её глаз, канувших в лету, но не для него, ведь помнил он очертание её очей, что, как солнце, озаряли его, даровали незыблемое чувства. И было очень холодно ему средь теплых, а средь мертвецов уж сильно жарко, уж очень сильно бьется его сердце.

Тут множество людей скитается. С кем–то даже он болтает, пока те не оборачиваются в пепел, кто–то даже у него на глазах.

Сначала ему было это боле чем безразлично, а дале начал чувствовать сильнее боль, что уходит вместе с пеплом, который он оставляет, касаясь сгнившей плоти, что падает на землю, безжизненно прощаясь с ним.

А порою казалось, что наблюдает за ним кто–то, даже не один взор из небесных сводов над головой. И видел он в них взгляды, но искал всегда один, что и находил всегда: те голубые, те любимые глаза, что так пристально, так чисто и любовно следят за ним, будто наставляя на путь. И он отвечает не в слух, но отвечает: “Я буду идти, моя путеводная звезда!”

И он идет, невзирая на преграды по пути.

Однажды выходит он на пустырь, хоть тут каждый второй участок – выжженный пустырь, но не суть. А там стоит развален дом, где свет чернью горит. И видит он там людей, что полу мертвецы, что полуживые, ни рыба ни мясо.

“Боже… что здесь творится?” – думал Виктор, проходя под светом ультрафиолета, под амбре алкоголя, под запах гнили… пахло трупами.

Царствие гнилых, царствие мертвяков, что так улыбаются ему навстречу, гнилью изливая все свои “великие чувства”, что так хотят помочь советами, что так гнилью окатят силуэт, кто–то, якобы по-дружески, дотронется, плечо потрепать захочет и сказать: – Всё будет хорошо, не волнуйся.

Тут каждый мертвец лучше знает, как жить. Тут каждый гнилью пропащий совет непрошенный даст, в этом случае каждый любит в постель чужих залезть. Тут каждый верит в то, что он особенный, что он избран, а ещё верит в то, что каждый – друг его, хоть за глаза и ненавидит, слова несчастной грубости несет.

И как вообще живой забрел на вечер к гнилым? Как Виктор оказался на бале мертвецов… На деле, просто всё – ответ искал. Ответ на вопрос “Где смерть сыскать?”

На удивление никто и не знал, на удивление все шугались от единого о ней вопроса, будто ей запуганы.

На глаза Виктору показывались различные виды. Например, как почти живой тут же в кости обращался. Например, как половинчатые скелеты, что полуживые, флиртовали с лежащими костями. Как кто–то напивался в стельку черной массы из недр земельных, тут же без сознания падал. Кто–то черный порошок в ноздри вдыхал. Кто–то забывался, искал выхода на воздух. Из последних был и Виктор, но уж после получасовых поисков ответов.

Вышел юнец на балкон, отдышаться, воздуха глоток свершить, как почувствовал на плече костяную руку. – Выглядишь одиноким. – сказала она, разинув рот. – Я могу исправить это, красавчик.

Виктор откинул её руку. – Не говори со мной! Проваливай туда, откуда пришла.

– Красавец, не будь таким грубым. Я же вижу, что тебе тяжело. Я могу помочь тебе с этим.

Виктор зловеще засмеялся. – Мне не нужна твоя помощь, дура! – сказал он, оттолкнув от себя красивого, но такого гнилого человека, такого гнилого мертвеца. – От тебя разит трупами, алкоголем и… ужас! Не смей даже приближаться ко мне! – он встал в то же положение, что и стоял.

Девушка подошла ближе к нему. – Ты просто очень понравился мне… понимаешь, тут многим нужна помощь, и я хочу помочь всем, кому могу, и как могу, понимаешь? – она подошла к нему, практически положив руку на промежность, но тут же потеряла дар речи, залив артериальной кровью всё вокруг. Клинок Виктора, что он нашел неподалеку, пришелся прямо на её окостенелую руку, что с хрустом отлетала в сторону. – Что ты наделал?! – закричала она. – Помогите!

Виктор спрятал клинок, уходя, но вдруг услышал мужские крики позади. – Эй ты! Остановись! Ты ответишь за то, что сделал!

Виктор развернулся, уже будучи готовый обнажать клинок, как заметил, что рука его начала тлеть, развиваясь улетать в унисон ветру, как летит сигаретный пепел, как летит к полной луне, что так зловеще взирает на него, словно змея, жаждет впрыснуть яд внутрь тела. “Нет… только не это… Я совсем забыл…” – но продолжил обнажать клинок. – Тихо! Успокойтесь! – закричал он, наставляя левой рукой на них клинок. “Черт… Что мне делать?! Что я наделал… это был… жжет в груди… безумно сильно жжет в груди.” – думал он, пока его окружали полуживые.

Вот и пришелся первый удар, но Виктор успел отразить его прямо возле шеи. – Успокойтесь! Она бы всё равно бы её потеряла! Вы уже мертвецы, рано или поздно канете в лету! О вас и никто не вспомнит! – после этих слов на него накинулись сразу двое… он не смог отразить все удары – его плечо было разрублено, из него сочилась обильная струя крови.

– Черт! Он живой! – закричали они, отступив назад, а далее скрылись в руинах этого ужасного места, забрав с собой ту