Томас Булфинч - Мифы и легенды рыцарской эпохи Страница 60

Враг несся в атаку, словно лавина, и многие наши арбалетчики, не в состоянии выдержать этот бешеный натиск, бросали оружие и пытались найти убежище, затесавшись в плотные ряды армии; они отступали из-за страха перед страданиями, которые не смогли бы выдержать. Те, кому не позволил отступить стыд, с отчаянной смелостью упорно продолжали сражаться с турками, которые теснили их, медленно, но верно заставляя отступать.

О, в каком отчаянном положении были они в тот день! Какое им выпало серьезное испытание! В этот день многие из них наверняка подумали о том, что хорошо бы, сейчас все закончилось, и они вернулись бы домой, а не стояли здесь с трепещущими от страха сердцами, испытывая глубокие сомнения в исходе сражения. Наши воины были настолько плотно окружены сарацинами, что не видели пути спасения и, казалось, не обладали достаточной храбростью, чтобы противостоять превосходящему по силе противнику. Они были зажаты, как стадо овец в окружении лязгающих зубами волков; только небо в вышине, а вокруг враги. Боже милостивый! Какие чувства обуревали этих тесно сбившихся слабых детей Христовых! Враг наступал с такой неослабной решимостью, словно хотел пропустить их через решето. Разве когда-либо на какую-нибудь армию обрушивалась столь мощная сила? Наши всадники, потеряв боевых коней, шли вместе с пехотой, стреляли из арбалетов, из луков по врагу и отражали, как могли, его атаки. Турки, искусные лучники, вели непрекращающийся обстрел противника. Дождь стрел! Ливень стрел! Солнце померкло от множества носившихся в воздухе стрел, словно с неба обрушился град или пошел сильный снег. Наши кони падали, сраженные стрелами, и земля была усеяна их трупами.

Турки с такой яростью обрушились на госпитальеров, что почти разгромили их. Госпитальеры отправили сообщение королю Ричарду, что не смогут выдержать ожесточенное наступление врага, если он не позволит рыцарям перейти в наступление. В ответ король посоветовал им держаться вместе и продолжать отражать атаки, что они и делали, хотя уже едва могли дышать, так их зажимали турки. Ко всему прочему, был очень жаркий день, так что им приходилось отражать атаки врага в тяжелых погодных условиях. Эти испытанные мученики Христовы обливались потом, отражая атаки врага, и тот, возможно, видел их запертыми в узком пространстве, терпеливо сносящих жару и атаки, который призывал уничтожать христиан, не мог сомневаться, что мы вряд ли можем надеяться на успех, находясь в столь рискованном положении в окружении столь огромной, необузданной силы. Враг подступил так близко, что их луки оказались бесполезны, и они бились на мечах, орудовали дубинками, кололи копьями, и удары турок отзывались эхом от их доспехов, словно удары молота о наковальню. Они мучились от жары и не могли себе позволить ни минуты отдыха. Госпитальеры приняли на себя основной удар и больше уже не могли оказывать сопротивление, но упорно двигались вперед, израненные, под градом ударов.

Так ли уж удивительно, что никто не мог противостоять непрерывным атакам, не имея возможности отвечать ударом на удар? Сюда стянулись все силы неверных из Дамаска и Персии, от Средиземноморья до Востока, и не осталось на земле ни одного человека, наделенного силой, ни одного храброго воина, ни одного, прославившего себя подвигами, которого бы султан не призвал к себе с помощью просьб, денег или силой своей власти, чтобы сокрушить христианскую армию. Он надеялся, что сможет размазать их по поверхности земли, но его надежды были тщетны, поскольку, с Божьей помощью, христиане, как оказалось, были в состоянии добиться своей цели. Цвет избранной молодежи и солдат христианского мира объединился в одно целое, как зерна в колосе на одном стебле, и, хотя они понесли немыслимые потери, немногие оставшиеся, вне всякого сомнения, оказали сопротивление.

Воздух, казалось, пропитался пылью, вздымаемой сотнями ног и копыт. Ужасающая жара и непрерывные атаки дерзкого врага, теснившего с тыла, с невероятным упорством, – все это отдавало дьявольским наваждением. Тем не менее христиане, упорно продвигаясь вперед, несмотря на непрекращающиеся атаки турок с тыла, доказали, что они хорошие воины, обладающие несгибаемой волей. Удары турок отскакивали от доспехов, не нанося ощутимого вреда. Это несколько поубавило вражеский пыл, и в гневе они закричали, что „их воины сделаны из железа и не падают под ударами“. Но затем двадцатитысячная турецкая армия перешла в беспорядочное наступление и, словно заразившись их дикой яростью, брат Гарнье де Нап, один из госпитальеров, громко крикнул:

– О святой Георгий! Ты оставил нас в этой неразберихе, позволил прийти в смятение? В этот момент погибает весь христианский мир, потому что боится нанести ответный удар этой нечестивой расе.

Выкрикнув эти слова, магистр госпитальеров галопом поскакал к королю и сказал:

– Государь! Враг яростно атакует нас, и мы рискуем покрыть себя вечным позором, если не ответим на его удары. Мы теряем одного за другим наших коней! Так дальше не может продолжаться!

– Терпение, магистр! – ответил король. – Нельзя быть разом всюду.

Магистр вернулся к госпитальерам, а турки опять предприняли яростную атаку с тыла. Краснея от стыда, госпитальеры говорили друг другу:

– Почему мы не атакуем их на полном скаку? Увы, теперь нас по праву могут назвать трусами. Такого с нами еще никогда не случалось. Никогда еще мы не испытывали такого позора, как сейчас, отступая перед армией неверных. Если мы немедленно не атакуем врага, мы на веки вечные покроем себя позором, мы уже и так слишком долго уклонялись от боя.

О, как изменчива судьба! Как одна ошибка может изменить весь ход событий! Сколько турок могло бы погибнуть, если была бы предпринята соответствующая попытка. Может, Он задумал так наказать нас за наши грехи? И тут они единогласно приняли решение, что сигналом к атаке послужат звуки шести труб, одновременно прозвучавшие в трех частях армии, по две в авангарде, в центре и в тылу; эти звуки отличались от звуков, издаваемых трубами сарацин. Это должно было привести турок в замешательство. План был всем хорош, но из-за излишней поспешности двух рыцарей его не удалось претворить в жизнь.

Одним из этих рыцарей был командующий госпитальерами, а вторым Балдуин де Каррео, искусный и храбрый воин из свиты короля Ричарда. На полном скаку они атаковали турок и, одновременно вонзив копья, убили двух неверных. Когда госпитальеры увидели этих двоих воинов, мчавшихся на врага, и услышали, как они громко взывают к святому Георгию, прося о помощи, то во весь опор бросились на врага. Госпитальеры, измученные за день пылью, жарой, бесконечными атаками близко подошедшего врага, с бешеной яростью атаковали турок.

Граф де Шампань тоже бросился вперед со своим отрядом, и Жак д’Авен с представителями линьяжа,[95] и остальные.

Итак, все те, кто были на первой линии с тыла, яростно устремились в атаку. За ними стремительно бросились пикты, бретонцы и анжуйцы, а затем и остальная армия. Все демонстрировали удивительную отвагу. Смело бросались на турок и, пронзая их копьями, сбрасывали на землю. Небо почернело от пыли, поднятой царившей на земле неразберихой. Турки, решившие спешиться, чтобы было удобнее целиться из луков и арбалетов, замертво падали под ударами наших пехотинцев. И когда увидел это король, не дожидаясь больше, он дал шпоры коню и кинулся с какой мог быстротой поддержать первые ряды. Летя быстрее стрелы, он напал на массу врагов с такой силой, что они были совершенно сбиты, и наши всадники выбросили их из седла. Вы увидели бы их притиснутыми к земле, точно сжатые колосья. Храбрый король преследовал их, и вокруг него, спереди и сзади, открывался широкий путь, устланный мертвыми сарацинами.

Земля была устлана мертвыми телами, многие были обезглавлены. Кружили лошади, оставшиеся без всадников. Со всех сторон неслись стоны, плач и проклятия. Воины в прямом смысле слова шагали по трупам друзей и врагов. О, как отличаются размышления о войне в тиши монастыря от реалий войны! Как отличались те, замышлявшие войну, от короля, жестокого, выдающегося короля, который преследовал неверных и, размахивая мечом, косил их, словно жнец серпом, оставляя за собой устланную их телами землю. Словом, летели на землю турки, метались оставшиеся без всадников кони. Пыль стояла столбом, и наши воины наносили без разбора удары направо и налево, не различая, где свои, а где чужие, и зачастую, приняв своего за врага, безжалостно убивали его. Теперь христиане яростно теснили мусульман, которые отступали перед их неистовой яростью. Еще долго было непонятно, кто сможет победить в этом сражении. Каждая из сторон хотела любой ценой добиться победы. Обе стороны несли тяжелые потери.

О, сколько знамен, штандартов и флажков разных форм и цветов усеяло землю. Сколько стальных мечей, копий с железными наконечниками, турецких луков и булав, ощетинившихся острыми зубьями, стрел и дротиков покрывало землю. А метательными снарядами можно было бы загрузить двадцать, а то и больше фургонов! Под натиском наших воинов турки начали отступать в лес. Тех, кто пытался спрятаться, вскарабкавшись на деревья, сбивали стрелами, и они с тихим стоном падали на землю. Некоторые, бросив коней, бежали к морю и, поскользнувшись, падали в волны с крутых утесов, высотой около двадцати пяти метров. Остальная часть армии чудесным образом испарилась, так что на расстоянии двух миль не было видно ни единого человека, хотя совсем недавно мусульмане, такие упорные и жестокие, раздувались от гордости. И хотя наши воины уже прекратили преследование, враги убегали сломя голову, словно от страха у них выросли крылья. Наша армия в строгом порядке атаковала турок, и норманны и англичане, которые отвечали за знамя, медленно приблизились к отрядам, вступившим в бой с турками, и остановились неподалеку. Удиравшие с поля боя турки, заметив это, с непонятно откуда вернувшейся смелостью, вооружившись булавами, напали на тех, кто шел сзади.