Кайвалья - Амрита Кели Страница 7

В золотисто-голубое небо над головой были вклеены розоватые облака, а чуть дальше, ближе к горизонту, перерезанная толстыми проводами, свисающими с вышек электропередач, возвышаясь над сухой стеной высокой пшенично-желтой травы, ползла грузная туча, синяя до черноты. Он быстро перебежал через перекресток. Светофоры исступленно мигали желтыми огнями, и серебристая машина чуть не придавила его, круто вывернув с поворота.

Водитель что-то прокричал в спину мальчику, который уже бежал дальше в парк, где за полосой робких, стыдливо жмущихся друг к другу деревьев лежало небольшое желтое поле. А за ним укрывался в низине неширокий и вонючий канал, одетый в бетонные берега, с мутной, коричневой водой, заляпанной пятнами мазута.

Пот выступил на лице Ясона, снова сильно хотелось пить. Воздух, казалось, душил, а не утолял потребность в кислороде. Наконец, он остановился. Серые многоэтажные дома-близнецы остались далеко позади и мерцали теперь в горячей дымке где-то далеко за деревьями.

Эта часть парка была заброшена и раньше всегда обеспечивала надежное одиночество тому, кто решился забрести сюда. Он стоял и смотрел в небо, где чернота наливалась, вспухала и надвигалась все ближе и ближе. В глубине ее короткими шоковыми разрядами поблескивали молнии. Ясон поднял руки вверх и закричал, глядя на тучу:

– Я больше не хочу этого видеть! Слышите? Не хочу! Заберите, оставьте это чертово будущее себе! Отвалите от меня!

Сейчас он был очень зол. Тело окончательно размялось во время бега, и его раздирала энергия. Ясон бросился в вылинявше-желтую сухую траву, которая поднималась высоко над головой, и стал остервенело ломать ее ногами и руками. Туча теперь была над головой мальчика и проглотила почти все небо за собой, размазавшись темно-синим, растеряв черноту, но не силу.

Воздух внезапно наполнился прохладой, хотя разгоряченный Ясон не сразу почувствовал это. В гневе он ничего не видел вокруг себя, ломая траву и крича, что больше не хочет ничего знать. Он прыгал, махая руками, пока не наступил правой ногой на что-то пружинящее. Тогда только он остановился и посмотрел вниз – на земле лежал небольшой голубой мячик, усеянный резиновыми шипами. Внутри прозрачно-голубой резины что-то слабо мерцало. Ясон взял его в руку, задумчиво ощупывая тупые иглы и слегка сжимая ладонью. Неожиданно сильная капля ударила его по голове, потом вторая и третья, пока с неба не посыпалось мощным градом, переходящим в бесконечные струи, тотчас вымочившие волосы и одежду насквозь. Он не двигался, просто стоял и смотрел на игольчатый шарик в руке, внутри которого ярко светилось что-то красно-синее.

– И долго ты будешь так стоять? – раздался где-то справа тоненький голосок. От неожиданности Ясон чуть не подпрыгнул. Он обернулся – в нескольких шагах стояла девчонка, наверное, ровесница и пристально смотрела на него. Ее глаза были настолько светлые, что, казалось, их вымыл дождь, оставив лишь черные ободки вокруг радужки, а русые волосы плотно прилипли к голове. Верно, она была очень хорошенькая, но сейчас походила на мокрого, замерзающего цыпленка.

– А ты? – ответил он вопросом, не зная, что еще сказать.

– Я вообще-то выбежала покурить, – пожаловалась она, постукивая зубами и дрожа мелкой дрожью, отчего ее голос стал забавно подпрыгивать, – часто прячусь здесь, в траве, но сегодня чертов дождь промочил все мои сигареты и одежду тоже. Думаю, дома меня убьют, если увидят в таком виде. Так что, похоже, придется шляться по улице до завтра.

Ясон вздрогнул. Он не знал, будет ли его искать отец или злиться, что он покинул дом вот так: тихо и без спросу.

– А тебя не будут искать? – поинтересовался он.

В ответ она вдруг звонко рассмеялась. И Ясону показалось, что он впервые слышит такой хороший, чистый звук. Как будто он уже тысячу лет не общался ни с кем и вдруг нашел родственную душу.

– Я называю себя Волчица, а значит, могу бегать где захочу, – перестав смеяться, ответила она, пристально глядя на него.

Они стояли друг напротив друга, дрожа и стуча зубами. Теперь, когда дождь устало отдавал земле последние капли, им хотелось поскорее стянуть одежду, прилипшую к телу, и замотаться в теплые махровые полотенца.

Сейчас, чувствуя изнеможение и что-то еще неприятное в сердце, чему он пока не находил объяснение, Ясон не нашел ничего лучше, чем пригласить ее к себе домой. А она, мокрая и замерзшая, согласилась, что этот план очень хорош.

Ясон зря переживал. Опустошив в одиночестве бутылку виски, отец впал в пьяное забытье и не слышал, как входная дверь тихо скрипнула, впуская сына и его странную гостью.

Они быстро прошли по затемненному коридору и юркнули в небольшую комнату Ясона.

– Ты здесь посиди, я быстро, – бросил ей Ясон и со вздохом пошел в мамину комнату. Там, в огромном резном шкафу, растянувшемся в длину на всю стену и достававшем до самого потолка, который раньше всегда рождал ощущение чего-то сказочного и необычного, он рассчитывал найти свежие полотенца и какую-нибудь свою старую одежду. Когда вещи становились ему малы, мама хранила их какое-то время у себя, а затем они бесследно исчезали.

Не так давно она забрала его почти неношеные джинсы и толстовку. Ясон подумал, что они подойдут Волчице, – она была такой худой, что ребра торчали, выпирая из-под мокрой майки, и при этом сантиметров на пять ниже его.

Дверца из красного дерева тихонько скрипнула, когда он коснулся ее, и открыла доступ к маминым сокровищам. На полупустой полке лежал сиреневый пакет. Развернув его, Ясон увидел свои вещи. Кроме джинсов и толстовки там обнаружилась старенькая футболка, на которой была нарисована рука, сжатая в кулак. Он сунул вещи обратно в пакет и уже хотел закрывать шкаф, как увидел, что в глубине стоит коробка с фотокамерой. Он потянул ее на себя.

Под коробкой что-то лежало. Вблизи оказалось, что это сложенный вдвое тетрадный листок в клетку. Развернув его, Ясон увидел знакомый почерк – синий бег ровных букв:

«Дорогой Ясон, я знаю, что ты рано или поздно доберешься до этой камеры, потому что ты давно просил меня достать ее, но я все говорила: «тебе еще рано». Поэтому пользуйся, с ее помощью ты можешь поймать любое мгновение. Навсегда. Не знаю, поймешь ли ты меня, мой сын. Хочу, чтобы ты знал – такое решение не далось мне легко, хотя я и не прошу у тебя оправдания. Я много лет жила в клетке, которую сама для себя и придумала, но сейчас внезапно пробудилась от этого сна. Поэтому мне нужно время, я уехала и не знаю, вернусь ли.

Но тебе я