Словацкие сказки. Том 2 - Павел Добшинский Страница 9

Шел он, шел по пустынным полям без конца без края и пришел наконец к озеру. Видит — возле берега из озера дым столбом валит. Недолго думая, разбежался королевич, прыгнул в самую середину дымного столба и оказался в печной трубе, а в той печи его младшая сестра для мужа еду стряпала. Хотела было сестра его кочергой стукнуть за то, что напугал ее, но когда он все объяснил и передал привет от родителей да от сестер и мужей их, обрадовалась.

— Ну, уж коли ты здесь, — сказала она, — то мужа моего не бойся, он хоть с виду свиреп, но и мухи не обидит. А вот и он.

Шурин-рыба бил хвостом, будто хотел все на своем пути сокрушить, но вскоре угомонился, обернулся человеком и расцеловался со своим милым зятем.

Озера как ни бывало. На его месте дворец стоит, шурин зятя обнял, и стали они вместе по великолепным покоям прохаживаться, а потом пошли в сад погулять. От злых чар и следа не осталось. Так бы оно и шло, если бы не подоспел день тринадцатый. Забеспокоился шурин, места себе не находит. А королевич от него не отстает, спрашивает, как их всех от злых чар избавить, до тех пор просил, пока тот ему все не рассказал.

— Далеко, — повел он речь, — за морем стоит дерево высокое и стройное, как ель, да только на его стволе ни единой веточки, все оно голое, гладкое до самой макушки. А на самой макушке притулилась одна-разъединственная ветка. На той ветке — листочек, на листочке золотой ключик висит, его-то и надо добыть. Этим ключиком отпирается скала, в ней шесть комнат: первая — сени, во второй — такой мороз, что даже зубы стынут, в третьей — пламя бушует, в четвертой — змеи жалят, а в пятой — тишина. Кто не струсит и через все эти комнаты пройдет — попадет в последнюю, в которой спит сам черт. Это он нас и нашу сестру заколдовал за то, что она не захотела за него замуж идти. Сестра же наша посреди комнаты в железном гробу лежит. Не спит и не бодрствует, не живет и не умирает. Черт время от времени просыпается, колет ее острым мечом и спрашивает: «Ну, пойдешь за меня?» — «Ох, не пойду!» — кричит сестра от боли. А черт ей в ответ: «Ну, ладно, тогда хоть живи, да сгнивай!» И все идет, как шло. Если она скажет: «Пойду!» — черт на ней женится, а с нас проклятье снимет. А пока что все мы маемся! И так будет до тех пор, пока не найдется смельчак, который подкрадется к чертовой постели и снимет золотую трубу, что у него в головах висит. Эта труба протрубит наше с тобой освобождение.

Теперь королевич знал, что ему дальше делать. Он простился с шурином и с родной сестрой и поспешил поскорее уехать, пока не пробил роковой час. И самое время. Едва успел ноги из заклятого царства унести, как за его спиной уже разлилось море.

Выпрыгнул королевич на берег, глядит: до самых облаков тянется высоченное дерево. На дереве ни зарубки, ни сучочка, ухватиться не за что. Поплевал королевич в ладони, обхватил ногами ствол и полез. Вот-вот до макушки доберется; эх, не удержался, вниз полетел, да как шмякнется оземь! Но не отчаялся, а опять полез на дерево. Вдруг нащупал в кармане что-то твердое, поглядел, а это нож. Хотел было его выкинуть, а потом передумал. Воткнул нож в дерево, ухватился и стал вверх подниматься: воткнет нож, подтянется и все выше лезет. Вот уже до половины добрался. Вдруг кабаны примчались! Хрюкают, корни у дерева подкапывают! Вспомнил он про шурина-медведя. Помял медвежью шерсть между пальцами, тотчас явились двенадцать медведей. Тут кабанам и конец пришел.

Добрался королевич до самой верхушки. Вот он уже тянется к ветке за золотым ключиком. Но вдруг налетели на него ястребы, крыльями бьют, норовят глаза выклевать, никак королевичу не отбиться, вспомнил он про шурина-орла, потер пальцами орлиное перо, накинулись орлы на ястребов, только пух полетел. Схватил королевич ключик и вниз спустился.

Стал думать, голову ломать, какую же дверь этим ключиком отворить надо? Так бы и ходил он, ничего не выходил, если бы не задел тем ключиком за утес. Раздвинулся утес, и королевич попал в сени. Сени миновал, во вторую комнату прошел. Из второй на него могильным холодом тянет, из третьей — жаром пышет.

«Была-не была, — подумал королевич, — где наша не пропадала!» Разбежался и единым духом проскочил все четыре комнаты, лишь в пятой остановился! Один бок у него замерз, второй — обгорел, а грудь и спину змеи изжалили. Но вот попал он в пятую комнату — и все у него зажило. В пятой комнате стояла такая тишина, что и не расскажешь. Заглянул королевич в шестую, а там и в самом деле возле дверей на кровати черт растянулся, а в головах у него золотая труба висит. Посреди комнаты, в железном гробу лежит бледная красавица, ни живая, ни мертвая. Тут двенадцать часов пробило. Черт поднялся, колет девицу острым мечом и рычит:

— Ну, что, теперь пойдешь за меня?

— Нет, не пойду! — отвечает та.

— Ну, ладно, тогда…

Не успел черт свое проклятье повторить, как храбрый королевич кинулся к золотой трубе. Черт острым мечом машет, вот-вот ему руку отрубит, но королевич половчей оказался и успел на золотой трубе заиграть.

И тут, словно сто громов загремело. Скалы обрушились, а черт сквозь землю провалился.

Глядит наш королевич, а на месте скалы уже огромный замок стоит, а вместо пустынь да дремучих лесов — большой город да прекрасные веселые долины. В замке рядом с ним красавица-девица сидит, прекрасная и румяная, словно роза, быстрая как серна, кроткая как голубка. Ласкается она к юноше и нежно говорит:

— Я только за тебя замуж пойду, ты меня от смерти спас.

Взялись они за руки и вышли во двор — и что увидали? Перед замком полным-полно карет, в тех каретах важные господа сидят, а в самых богатых каретах впереди всех — шурин-медведь, да шурин-орел с женами и детьми, да шурин-рыба со своей молоденькой женушкой. Все королевича благодарят за освобождение. Братья отдают