Сказка – ложь… - Евгения Липницкая Страница 9

Так вот, едва добрались мы до королевского двора, тут же повели нас в просторную залу, где в прошлый мой визит давали пир. Смотрю, а там битком девиц, просто плюнуть некуда! Все как одна при полном параде – в богатых плащах, нарядных платьях, косы разных оттенков золота сияют так, что ни лампы, ни факелы не нужны, а от украшений звон стоит, будто не девы нежные в зале с ноги на ногу робко переминаются, а воины в поединке сошлись. Со всего королевства съехались красавицы, чьи родители мечтали попытать удачи и выдать дочь за королевича, парочка даже из соседних земель была, куда успела молва о чудесном этом сватовстве докатиться.

Сёстры мои враз спесь подрастеряли, даже мачеха, что всю дорогу их подбадривала, сперва стушевалась. Ещё бы! Они-то думали им сейчас золотое яблочко само в руки упадёт, а тут такой щелчок по носу!

Втиснулись мы, значит, в залу, стали ждать, что дальше. Оказалось, всё просто. На высоком помосте в глубине зала расположились король с королевой да беспамятный их сын. Туда и подходили по очереди претендентки в невесты, кланялись, иные отвечали на пару вопросов, касались, по слову короля, бесчувственной руки юноши. Некоторых отсылали прочь сразу, другим предлагалось примерить вышитую золотом туфлю, ту самую, что я, убегая в ночь праздника от пьяного королевича, бросила ему в лицо. Только вот, туфелька, на первый взгляд вполне обычная, если не считать невиданно затейливой вышивки, стоило очередной девице взяться её надевать, вдруг, словно по волшебству сжималась, уменьшаясь в размерах, так, что ни одной не удавалось её натянуть на ногу. Уж они пыхтели, кряхтели, потели, иным даже мамки да воспитатели бросались на помощь (Как только не разорвали несчастную обувку!), но капризная туфля не подходила никому, и всё тут. Поначалу это зрелище меня знатно забавляло, но вскоре наскучило, а потом и вовсе утомило. Когда перевалило за полночь, а очередь из невест не уменьшилась даже на половину, я уже готова была взвыть, но тут король объявил конец смотрин, с тем, чтобы утром начать снова.

Мачеха с сёстрами остались ночевать в замке, с остальными благородными девицами, их мамашами и наперстницами, а я отыскала себе укромный уголок в конюшне, зарылась в там в сено, да проспала до самого утра, как младенец.

Едва расцвело, всех опять собрали в большом зале и вчерашнее представление началось с начала. Одна за другой покидали девушки помост, кто красная от досады и напрасных усилий, кто со слезами, а кто и с явным облегчением во взгляде. Когда, наконец, очередь приблизилась к нашей семье, я потихоньку вытащила спрятанный до поры в складках одежды нож, чтобы не прозевать и в нужный момент незаметно добыть немного своей крови. Королева-из-под-Холма уверяла, что достанет и трёх капель, однако я намерена была перестраховаться. Рука, чай, заживёт, а вот второго такого шанса отомстить да вырваться из-под мачехиного гнёта больше точно не представилось бы! Но не так всё оказалось просто.

Только отполированная временем костяная рукоять скользнула мне в ладонь, как на запястье когтями сжались мачехины пальцы! Уж не знаю, от волнения ли, или по неосторожности, не сумела я уберечься от её вездесущего взгляда и вот, оказалась на волосок от беды. Как не цеплялась я за нож, да только мачеха была крупнее и сильнее, выкрутила мне кисть и отняла его. Ещё и угрозы прошипела в ухо, что она, дескать, со мной сделает по возвращении домой з атакой проступок. Уж не знаю, что она себе вообразила, какие намерения мне приписала, знаю только, что обернись тогда дело иначе, добром бы для меня это не закончилось.

Но тут рыжий Киган пророкотал отцовское имя, и мачеха оставила меня, чтобы вытолкнуть вперёд старшую из сестёр. Та охнула, зарделась, что твой мак, и поспешила к помосту. Словно сквозь туман наблюдала я, как она отвешивает поклоны, как приветствует королевскую чету, отвечает на вопросы, что ей задают, слово в слово по научению мачехи, как милостиво кивает ей король и как принимает она из рук прислужника волшебную туфлю на серебряном подносе.

Конечно, когда дошло до примерки, дело застопорилось. Я уж было позлорадствовала про себя, предвкушая, как придётся этой ярке в дорогом наряде брести из покоев во двор, к остальным несостоявшимся невестам, да сгорать от стыда и досады, когда вдруг голос подала мачеха. Мол, просит она позволения помочь кровиночке с обуванием. Дескать, с детских лет её окружала толпа нянек да компаньонок, так её холили, так лелеяли, ни сандалии самой завязать не давали, ни сапожок натянуть, вот она и не знает, как ей с туфелькой справиться.

Король от этих слов поморщился, но разрешение дал. А мачеха только того и ждала, сорокой метнулась к сестрице, что-то ей прошептала коротко, склонилась у её ног, поди разбери за юбкой да покрывалом, что там делает! Сестрица же, губу закусила, в лице ни кровинки, а сама молчит, только слёзы глотает. Вскоре мачеха распрямила спину и, сияя улыбкой, велела дочери приподнять подол. Тут все так и ахнули – на ноге её девицы красовалась непокорная расшитая золотом волшебная туфелька.

Моя туфелька.

Я едва не закричала от такой обиды и горечи!

Мачеха же, победоносным взглядом обвела собравшихся, взяла свою дочь под руку да повела её к трону. Тут мне и бросилось в глаза, что сестрица вдруг стала сильно припадать на ногу, как раз ту самую, на которой моя обувка. Смекнула я, что дело нечисто, да только никак в голову не лез способ разоблачить обман так, чтобы голоса не подать и раньше времени себя не выдать, ведь, по научению Королевы Фей, должна была я стать в ряду невест последней. Пока мысли мои метались, как перепуганные куры, сестрица под руку с мачехой доковыляла до королевской четы, хотела она поклониться, как подобает, да не удержалась на ногах, едва не упала прямо королю на колени, чудом её мачеха успела подхватить, извинения забормотала, что твой соловей запел, а саму аж перекосило; так вцепилась дочери в локоть, что ногтями, наверное, до кости достала. Только сестрице это не слишком помогло, побледнела она пуще прежнего, до синевы на губах, да и повалилась без памяти на пол.

Тут уж подскочили слуги, а за ними и целитель, оттеснили они мачеху в сторону, подняли бесчувственную девицу, чтоб отнести в отведённые будущей невесте покои, и