Николай Грязев - Поход Суворова в 1799 г. Страница 12

Что касается атак Края на левый фланг французов, то их надобно считать атаками вспомогательными, демонстративными, назначенными для отвлечения сил неприятеля от его правого фланга, дабы облегчить направленный сюда удар. С этой точки зрения весьма понятно желание Суворова возбудить энергию Края особой запиской, в которой говорит, что «совершенно полагается на друга героя», и даже дает Краю указания в стихах, написанных по-немецки. И действительно Край очень энергично повел еще перед рассветом атаку на высоте левого фланга позиции Жубера.

Хотя описание сражения при Нови, сделанное Грязевым, не точно, не полно и даже с погрешностями, но зато заключает в себе много характерных подробностей, которых нет в напечатанных до сего времени сочинениях; поэтому мы приведем подлинные строки очевидца-участника: «Австрийский генерал Край, составлявший со своим корпусом наше правое крыло, свернувшись в колонны, повел атаку на левый неприятельский фланг; австрийский же генерал Беллегард с своим отделением взял направление еще правее к высотам, дабы энфилировать левый же фланг неприятеля; наш авангард, под командою князя Багратиона и с частью австрийской пехоты, на правом его фланге составил первую центральную линию; наш гренадерский полк и прочие мускетерские стали за оною во второй линии; а за оною и на флангах расположена была австрийская кавалерия, в числе 40 эскадронов. Австрийскому же генералу Меласу, составляющему со своим корпусом наше левое крыло, назначено зайти к неприятелю в правый его фланг и содействовать всеми силами как центральным линиям, так и правому крылу. Устроясь таким образом, правое крыло и первая центральная линия открыли действие перестрелкою и повели атаку на все назначенные им пункты. Неприятель занимал свою позицию на самом возвышении горы, коей хребет, протягиваясь параллельно нашим линиям, примыкал к самому городу с правой его стороны. Отлогость сей горы защищаема была в центре его позиции тремя ужасными батареями, которые, подобно огнедышащей Этне, извергали из себя пламя и неумолкные громы. Батареи сии расположены были таким образом, что большого калибра орудия на самом возвышении; за ними следующие, в средине горы, а меньшие при подошве оной; весь же хребет сей протяженной горы покрыт был неприятельскою пехотою и конницею, равно как окружность, так и низкие отлогости оной горы и самый город. Первая наша линия повела атаку и, соображаясь как с местным положением, так и с позициею неприятеля, приняла несколько вправо и открыла нашей второй линии неприятельский центр со всеми его ужасами, коего правый фланг примыкал к самому городу, где находились большие его силы. Таким образом и вторая наша линия, вступив в интервал, учиненный первой линией, повела атаку на самый неприятельский центр. Отважным нашим приближением принудили мы его тиральйоров и небольшие передовые отделения отступить далее к горе и, пробежав, по чертежу фельдмаршала*, опасность ядерных выстрелов, из большого калибра орудий извергаемых, теснили неприятеля еще далее в гору и к самому городу. Тут встречены мы были сильной его густой колонной, хотевшей подкрепить свою отступающую передовую линию. Колонна сия шла центрально против нашего батальона; мы стремительно бросились на нее в штыки, в одно мгновение опрокинули и принудили спасаться в городские ворота, которых мы по положению места занять не успели. Я, с своей ротой, устремился поразить неприятеля и в самых воротах, но сим отважным действием поставил себя между двух огней: со стороны города и примыкающей к нему горы, и я, пожертвовавши тут несколькими из храбрейших и барабанщиком, при мне находившимся, принужден был отступить и присоединиться к батальону; ибо колонна, взобравшись в город, заперла за собою ворота. Тогда повели мы опять атаку выстроившеюся линиею; сильный картечный огонь средних неприятельских батарей хотя не совершенно нас поколебал, но заставил прибегнуть к благоразумию, дабы, уклоняясь от бесполезного поражения, равно и для устройства наших рядов, отступить за черту безопасности. Впрочем, сие всеобщее отступление последовало большею частью потому, что австрийский генерал Мелас, долженствовавший зайти неприятелю в правый его фланг, еще по сие время не открыл своего действия.

_____________________________________

* Для пояснения этого места следует сказать о тактических приемах Суворова, которым он обучал как русские, так и австрийские войска. С приближением к неприятелю, походные колонны рядами перестраивались во взводные на полных дистанциях; подходя под выстрелы, строили фронт захождением, и завернутые батальоны становились в 2 линии с небольшими интервалами; артиллерия несколько впереди и по флангам пехоты; кавалерия по-эскадронно или дивизионно позади второй линии пехоты или на ее флангах. В таком порядке войска шли навстречу неприятелю. Наступление производилось всей линией с барабанным боем, музыкой и с распущенными знаменами; подходя под картечный и ружейный огонь, войска бросались вперед бегом, чтобы миновать черту действия картечи (80 саж.) и верную черту ружейных пуль (60 шаг.). Удар в штыки производился бегом с криком «ура!», причем вторая линия следовала за первою в 200 шагах. Кавалерия выжидала удобного случая броситься на фланги неприятеля. Лишь только последний начинал колебаться или отступать, казаки высыпали вперед, с гиком и визгом обскакивали его с тыла, преследовали и забирали в плен и своими поворотливыми движениями заманивали неприятеля далее от своей линии; потом, улучив способную минуту, соединялись с обычным криком, отрезывали большими частями, окружали и брали в плен; или, заметив отделившегося стрелка, пушался на него с арканом, накидывал на шею и, извергнувшись, тащил за собою; или на всем скаку поражал дротиком.Неприятель, заняв опять оставленные нами места, растянулся по опушке примыкающего к горе кустарника, и тирайльоры его рассыпались на большую дистанцию от главной своей позиции по равнине, что при начале нашей атаки предпринять не дерзал; но ободренный нашим отступлением, решился повести сам наступательную атаку; между тем как большого калибра батареи возымели опять свое действие, но без причинения нам вреда. Здесь представилась взорам нашим самая прелестнейшая картина военного искусства наших донских казаков, которые, рассыпавшись по равнине, вели с неприятельскими тиральйорами перестрелку.

 Суворов, получа известие, что генерал Мелас скоро вступит в дело, повелевает линиям вторично повести атаку. Мы двинулись в устройстве и отважным натиском вытеснили снова передовую неприятельскую линию из своего места и преследовали ее, отступающую к горе, она сделала фланговый марш и приняла влево к городу, чрез что и поставили нас против самых батарей. Мы перелетели губительное расстояние, на котором ядра имели свою силу, и приближались к картечному, миновать его не столь легко было: здесь открылся огонь со всеми своими ужасами из средних батарей и ружейный с возвышения, картечи и пули сыпались на нас градом и лишали многих храбрых товарищей; или, взрывая землю, раскидывали оную по воздуху и через то делали его почти непроницаемым; гром, не умолкающий с обеих сторон ни на одно мгновение, отражаясь в горах, делался еще ужаснее; стон раненых, кучи убитых, между коих стремились мы к горе; словом, все это вместе могло бы устрашить робкую душу: но бестрепетные россияне, предводимые своим отважным полководцем, поощряемые своим мужеством и славою и не признающие никаких невозможностей, теснят неприятеля и достигают половины горы. Здесь беглый ружейный огонь, действующий на нас в близком расстоянии, кропил пулями, как дождь, и губил ужасно. Но это не останавливало отважнейших; переходя с утеса на утес и помогая друг другу, мы подавались вперед. Мы были исполнители; рука наша и сердце были готовы на поражение; но в жару своей запальчивости, или, лучше сказать, свирепого исступления, мы не могли того предвидеть, что он обратился нам на совершенную пагубу. Но прозорливый Суворов, соображая все обстоятельства, повелевает нам принять направо и постепенно отступать; ибо, не развлеченный никакими другими отражениями, неприятель обратился на нас единственно и, пользуясь выгодностью местоположения и превосходством своих сил, без всякого сомнения, остался бы победителем; ибо корпус генерала Меласа и по сие время не открыл своего действия и через то не разделил его силу; мы же своею малочисленностью и при таких потерях преодолеть ее не могли и вторично отступили, потеряв при сем случае значительное количество храбрых воинов. Быв заняты своими собственными исполнениями, мы не видали и не слыхали, что происходило у нас на правом нашем крыле и с каким успехом действовали австрийские генералы Край и Беллегард. А сверх того я, в сию вторую атаку, будучи уже на полугоре, ранен в правую ногу пулею и, по неспособности занимать своего места, отведен в селение Па-лоло-Формигаро, где собирались все наши раненые. Но торжество нашего неприятеля было непродолжительно: корпус генерала Ме-ласа возвестил свое приближение жестоким ударом в правый его фланг; он с своими силами устремился отразить сие новое нападение и ослабил свой центр. Суворов воспользовался сею благоприятною минутою и центральные свои линии повел на третичную атаку. Войска наши, оскорбленные двукратною неудачею, устремились на приступ, как отчаянные, и, невзирая ни на какие затруднения и опасности, взлетели, как орлы, на возвышение и, овладев оным, напали на неприятеля штыками столь отважно и удачно, что сбили его с места, которым он столько времени повелевал. Опрокинутый и пораженный на всех пунктах, он побежал, оставляя в добычу победителям все свои укрепления. В ретираде своей он еще более пострадал: пехота отрезывала у него большие части и брала их в плен; кавалерия рубила без пощады. Такое преследование продолжалось не далее двух верст, доколе совершенная темнота ночи не принудила прекратить сие убийство; в противном же случае весь сей многочисленный корпус неминуемо бы погиб.