Николай Грязев - Поход Суворова в 1799 г. Страница 21

В то время, когда авангард и главные силы Суворова пробивались к Гларису, арьергард под начальством Розенберга (19 сентября 4 т., а 20-го 7 т.) блистательно отражал атаки французов в Мутен-тале. Массена так был уверен в успехе, что, уезжая в Швиц, обещал в Цюрихе русским пленным привезти к ним Суворова и великого князя Константина Павловича, но обманулся в расчетах. Ро-зенберг о своих успехах донес фельдмаршалу в Гларис рапортом, который тотчас сделался известен всем войскам. Грязев пишет:

«19-го числа, на утренней заре, получил он (Розенберг) сведение, что со стороны Швица французский 8000 корпус, под начальством генерала Мортье, к нему приближается и намерен его атаковать. Генерал Розенберг распорядился со свойственным ему благоразумием, чтобы принять неожидаемого неприятеля. В 2 ч. пополудни генерал Мортье напал на передовые наши посты, которые, с намерением отступая, наводили его на линии, расположенные на долине за монастырем; полки первой линии ударили на неприятеля в штыки; но Мортье, получив подкрепление, напал на наши фланги; тогда вторая линия устремилась на помощь и общими силами, по двухчасном упорном сражении, его опрокинули и довершили победу; неприятель побежал, его преследовали два казачьих полка по дороге к Швицу около 5 верст и причинили ему большие потери. 20-го числа, рано поутру, генерал Розенберг получает новое известие, что 10000 неприятельский корпус, под предводительством самого генерала Массены, идет отомстить ему за вчерашнее поражение передового его корпуса. Генерал Розенберг построил свои войска на Мутентальской долине в две линии, сделал все нужные распоряжения и в боевом порядке, с философическим хладнокровием, отличавшим его во всех сражениях, ожидал своего сопротивника, славнейшего республиканского генерала тогдашнего времени. И действительно: Массена, знавши, что российские войска, под предводительством самого Суворова, находятся в Мутентале в нерешимости, куда обратить им свое направление после несчастного Цюрихского дела, к коему Суворов через Швиц намерен был следовать для соединения с Корсаковым; но Массена, предварительным своим ударом опровергнув счастливо сей план и обольстяся полученным им успехом над генералом слабым, гордым и самолюбивым, решился испытать свои силы с первейшим, непобедимейшим из героев, а если возможно – нанести ему столь же гибельный, конечный удар, как и Корсакову. Но как же обманулся он: Суворов пожинал тогда новые лавры под Глари-сом, а в Мутентале оставил по себе вождя, столь же мудрого, неустрашимого и опытного старца-героя, каков был Розенберг. В сем-то предположении Массена послал 8000 корпус с генералом Мор-тье атаковать российские войска в Мутентале, а сам с 10000 корпусом следовал за ним на подкрепление. Но как покушение первого корпуса имело пагубные для него последствия, и Массена встречает его разбитым, бегущим, — он собирает его остатки, присоединяет к своему корпусу и спешит отмстить честь своей великой нации. В 10 ч. утра является уже он на Мутентальской долине и с торжествующим духом Цюрихского победителя ведет свои войска к атаке. Его встречает один наш мушкетерский полк, который, по распоряжению генерала Розенберга, должен был только отстреливаться и, отступая, наводить французские войска на наши линии, выстроенные в долине, и потом примкнуть к левому флангу. Все это исполнено с быстротою, и Массена увидел против себя две линии, в боевом порядке построенные. Он атаковал их сильным ружейным огнем и из орудий. Розенберг стоял, как неподвижная скала, не сделавши с своей стороны ни одного выстрела; но сия мнимая тишина готовила врагам ужаснейший удар, подобный грому, бываемому в тихий, знойный день. Массена недоумевал и почитал уже русских своею верною добычею, — как неустрашимый Розенберг, подпустя неприятеля на самую близкую дистанцию, мгновенно раскрывает тайну своего маневра и с места бросается на неприятельскую линию в штыки; в то же время вторая его линия делает свой маневр вправо и влево и, вторгаясь в оба фланга неприятеля, поражает его со всех сторон ужаснейшим образом. Массена не верит глазам своим, чтобы из такого спокойного состояния могла произойти столь быстротекущая машина; но расстройство его армии и беспорядочное отступление оной наконец убедило его в истине сего неимоверного события. Он еще повелевает, устраивает, собирает остальные свои силы, но тщетно: мужественные герои Севера, не давая неприятелю опомниться, поражают его на всех пунктах, и надменный Массена, оставляя поле сражения, спасается бегством; армия его в беспорядке ретируется; торжествующий Розенберг преследует ее почти до самого Швица; еще поражает; берет большими частями в плен; рассыпает остатки ее по горам и по лесам и возвращается на Мутентальскую долину опочить на лаврах своих. Вот главный абрис сих двух блестящих сражений, переданный мне изустно непосредственным участником оных! И сей-то великий старец-герой, сей-то ревнитель славы российского оружия, с опытностью и воинскими талантами, страдал во всю почти кампанию от низкого мщения, зависти и черной клеветы!

В оба сии сражения урон неприятеля состоял в 4000 убитыми всякого чина, в том числе генерал Лягурье, и во множестве раненых; в плен взято: генерал Лекурб; полковников 3; штаб- и обер-офицеров 37; нижних чинов – 2780; отбито: знамя 1; единорог 1; пушек с их снарядами 10; да сверх сего в первое сражение одна, которая заклепана и зарыта в землю. Была потеря и с нашей стороны, которая, по малочисленности нашей армии, довольно ощутительна.

О, сколько сие известие порадовало нас, сколько оно придало нам новых сил и доверенности к своим непобедимым мудрым вождям, и от чистого сердца благодарили судьбу, что она не наказала нас подобными Корсакову. Сверх сего, рассказывали мне еще прекраснейший анекдот насчет почтенного генерала Розенберга: когда после второго сражения возвратился он на Мутентальскую долину и лег опочить от трудов своих под таким же древним деревом, как и сам, адъютант его подходит к нему и докладывает, что привели пленных французских чиновников и в том числе генерала Лекурба; Розенберг отворачивается от него и с хладнокровием говорит: «Не хочу я твоего Лекурба*, подай мне Массену», — и умолк».

_____________________________________

* На самом деле в плен был взят не Лекурб, а генерал Лакур, названный в подлинной реляции Розенберга Лакург, а в реляции Суворова превращенный в Лекурб. Известие Грязева об убитом генерале Лягурье возбуждает сомнение, хотя это известие имеется и в подлинных реляциях Розенберга и Суворова.

После боев 19 и 20 сентября Массена не решился преследовать Розенберга, потянувшегося чрез гору Брагель на соединение с остальными силами русских. Оставив для занятия Мутенской долины 6 батальонов, французский главнокомандующий с прочими войсками пошел кружным путем чрез Эйнзидельи на соединение с Молитором.

Суворов стоял в Гларисе до 23 сентября, пока не подошел Ро-зенберг. Остатки русской армии, собравшейся в долине Линты, были в ужасном положении: изнуренные беспримерным походом, продолжительным голодом, ежедневными боями, оборванные, босые, почти без артиллерии и патронов. В таком состоянии русским оставалось одно – уйти через снеговой хребет Ринген-копф в долину Рейна к Иланцу. Отсюда Суворов мог идти правым берегом реки на Кур и Фельдкирх, здесь присоединить к себе обозы и полевую артиллерию, посланные кружным путем из Италии, и затем соединиться с корпусом Корсакова. Созванный Суворовым военный совет остановился именно на этом решении.

В 1 ч. ночи на 24 сентября русские тихо снялись с позиции и двинулись к Эльму в таком порядке: в авангарде шел Милорадо-вич, за ним вьючный обоз, далее остальные войска Розенберга и Дерфельдена; в арьергарде следовал Багратион. Австрийская бригада Ауфенберга ушла к Иланцу еще 21 сентября. Численность русских уменьшилась до того, что у Багратиона осталось всего 1800 из 3000, бывших при вступлении в Швейцарию.

С самого начала «дорога была весьма трудная; чрез небольшую гору из черного аспида, коего слоистые плиты во многих местах образовали широкие ступени, подобно лестнице, ведущей на поверхность горы; чернота, повсюду в окружности зримая, представляла всю природу в печальной одежде и, казалось, потемняла и самый воздух. Такое обыкновенное явление несколько раз останавливало шаги мои, дабы подивиться чудесной игре натуры, столько обильной своими произведениями. Наконец, прибыв к селению Эльм, мы остановились. Наш авангард оставлен был в арьергарде, для прикрытия нашего пути. Неприятель не оставил его без нападения; но как главные герои авангарда за все понесенные ими труды, за славу, ими приобретенную, были вполне ущед-рены отличиями, то и перестали уже заботиться о сохранении своей обязанности, но оставили своих подчиненных на произвол случая, отчего наш авангард, доселе непобедимый, довольно пострадал в ретираде и едва мог присоединиться к главному корпусу, на который неприятель нападать уже не осмеливался и скрылся опять в горы. Хотя к сему авангарду, в достоинстве начальников, были прикомандированы из волонтеров какой-то граф Цукато, полковник и другие какие-то, но, будучи неопытны и не имея того духа, с каковым бы им надлежало повелевать и распоряжать действиями, ослабили только силу сей движущейся машины и привели ее в расстройство. К сожалению моему, я должен был сказать сию горькую истину; ибо последствием сего было то, что обольщенный своею удачею неприятель приблизился до самой Эльмской равнины и, пользуясь темнотою ночи, покусился было напасть на весь наш корпус, но, будучи упорно встречен передовыми постами и охотниками, принужден был оставить свое намерение и более нас не тревожил; со всем тем, мы во всю ночь стояли в готовности, заняв должную позицию и не имея огней, как опасной вещи, могущей подать ключ к его намерению».