Былины. Исторические песни. Баллады - Ковпик Василий Александрович Страница 42

Ко войску нечестивому поехати.

Стал Михайла Данильевич во чисто поле справляться:

Взял из погреба коня батюшкова,

И катал-валял его по три росы вечерниих

И по три росы раноутренниих,

Кормил коня пшеною белояровой,

И поил изварою медвяною,

И стал крутиться во платьице родительско -

Ехать далече во чисто поле;

Надевал он латы родительски, -

Латы ему были тесноваты;

И саблю брал родительску, -

Сабля ему была легковата;

Обседлывал коня он и обуздывал,

И садился он на добра коня,

И поехал он во чисто поле,

Не путями он поехал, не воротами,

А поехал он через стену городовую,

И поехал мимо пустыни родителя,

В которой родитель Богу молится,

Получить благословение родителя

Ехать во чисто поле ко войску нечестивому.

И выходил его родитель из пустыни,

Старый Данила Игнатьевич,

И плечом подымал он под тую грудь,

Под тую грудь лошадиную,

И остановил ее с ходу быстрого.

И говорит ему Михайла Данильевич:

«Свет государь мой батюшко!

Благослови меня поехать во чисто поле,

Ко тому ко войску нечестивому,

Переписывать силу, пересметывать

И пометочку привезти ко князю Владимиру».

И говорил ему Данила Игнатьевич:

«Ты послушай, дорого мое чадо любимое!

Ты послушай наказаньице родителя:

Будешь как у войска нечестивого,

Не давай своему сердцу воли вольныя,

Не заезжай в середку, в матицу,

А руби ты силу с одного края».

Тут поехал Михайла Данильевич

Во чисто поле ко войску нечестивому,

И стал рубить он с одного края,

Сек-рубил силу три дни и три ночи,

Хлеба-соли не едаючи,

Ключевой воды не пиваючи

И себе отдыху не даваючи.

Воспроговорит его добрый конь:

«Мой ты, хозяин любимыий!

Ты отъедь от войска нечестивого,

Затекли мои очи ясные

Поганою кровью татарскою,

И не могу носить тебя, богатыря,

По тому ли по войску нечестивому».

И отъехал Михайла Данильевич

От того ли войска нечестивого под Бугру-гору,

И сам он стал есть и пить,

Насыпал коню пшены белояровой,

И накрошил ему калачиков крупивчатых,

И сам он стал опочев держать,

И заспал Михайла Данильевич во крепкий сон,

И спал Михайла Данильевич

Три дня и три ночи.

А той поры его добрый конь Ходил-скакал на Бугру-гору

И глядел-смотрел на войско нечестивое,

Что поганые татарове делали.

А поганые татарове делали:

Копали три рва, три погреба глубокиих,

И ставили рогатины звериные,

И поверху затягивали полотнами холщовыми,

И засыпали песками рудо-желтыми.

Тут скочил Михайла со крепкого сна,

И стоит его добрый конь прикручинившись:

Уши у него были повешены,

И глаза его были в земь потуплены.

Воспроговорит Михайла Данильевич:

«Ох ты, волчья сыть, травяной мешок!

Ты чего стоишь прикручинившись,

Пшеница у тебя не зобана

И калачики у тебя не едены?»

Говорит ему его добрый конь.

«Молодой Михайла Данильевич!

Недосуг мне было ни есть, ни пить,

Я ходил-скакал на Бугру-гору

И смотрел на войско нечестивое,

Что поганые татарове делали:

Копали они три рва, три погреба глубокиих,

Ставили рогатины звериные,

И затягивали полотнами холщовыми,

И засыпали песками рудо-желтыми,

А ловить станут удалых добрых молодцев

И сильныих могучих богатырей».

Тут у Михайлы сердце разгорелося,

Он оседлывал добра коня и обуздывал,

И вскочил Михайла на добра коня,

И подъехал под войско нечестивое,

И начал он рубить с одного края,

Сам он бьет коня шелковой плетью,

Шелковой плетью по тучным бедрам.

Воспровещится ему его добрый конь:

«Ай ты, молодой Михайла Данильевич!

Ты не бей меня, добра коня, по тучным бедрам,

А и дай волю мне углядывать,

Куда надобно ускакивать».

А той порой Михайла не послушался,

А добрый конь его заупрямился,

Захватил узду его тесмяную,

И понес Михайлу неволею,

И занес его в середку, силу-матицу;

Первый подкоп он перескочил,

И другой подкоп он перескочил,

А на третий подкоп конь обрушился;

По Божьей по милости

И по Михайлиной по участи,

И падал конь меж рогатины.

А тут поганыих татаровей,

Будто черного ворона, слеталося,

И сметали багры они польские,

И поднимали добра молодца из погреба глубокого.

А той поры его добрый конь

Скочил из погреба глубокого,

И пронесся он на Бугру-гору,

И глядел-смотрел он с Бугры-горы,

Что татарове с хозяином его делали.

А поганые татарове делали:

Связали Михайле ручки белые во путыни шелковые,

И сковали ему ножки резвые во железа булатные,

И проводили ко королю неверному.

А неверный царище поганое говорит таково слово:

«Ай же ты, молодой Михайла Данильевич!

Послужи-ко мне верой-правдою,

Как служил ты князю Владимиру:

Награжу тебя золотой казной несчетною». -

«Ай же, царище поганое!

Как была бы у меня сабля вострая,

Так служил бы я на твоей шее татарской

Со своей саблей вострою».

Вскричал тут царище поганое

Своим слугам верныим и палачам немилосливым:

«Сведите вы ко плахе ко липовой,

Отрубите вы голову молодецкую».

Тут взяли Михайлу слуги верные

И повели ко плахе ко липовой.

Тут-то Михайла расплакался

И вздохнул ко Господу Всевышнему:

«Выдал меня, Господи, поганым на поруганье:

Ведь то-то не стоял за веру христианскую,

За церкви Божьи и за вдов и сирот!»

С небес тут Михайле глас гласит:

«Порастяни, Михайла, ручки белые

И порасправь, Михайла, ножки резвые!»

Как расправил Михайла ручки белые,

Поразлопали путыни шелковые,

Порастянул Михайла ножки резвые,

Поразлопали железа булатные.

И хватил Михайла татарина за резвы ноги

И начал татарином помахивать;

Куда махнет Михайла, туда улками,

А назад перемахнет, переулками,

Сам он говорит таково слово:

«Гнется татарин – не сломится,

На жилы, собака, подавается».

И увидал его добрый конь с Бугры-горы,

Прибежал к хозяину любимому;

Вскочил хозяин на добра коня,

Молодой Михайла Данильевич,

И стал сечь силу с одного края;

Сек-рубил силу три дня и три ночи,

Три ночи с половиною,

Переписал всю силу несметную

И повез пометочку на золот стол Владимиру.

Он ехал далече во чисто поле,

Глядел-смотрел во все стороны,

Увидел далече во чистом поле:

Не черный ворон вперед летит,

Не белый кречет вон выпурхивает,

Идет-ступает старый Данила Игнатьевич:

Платье у него черна бархату,

Шляпа у него земли греческой,

И клюка у него сорока пудов,

Той клюкой идет-подпирается;

И под тую грудь лошадиную плечом подпал, -

И на ходу коня он плечом удержал,

Сам говорит таково слово:

«Что же ты, мой любезный сын,

Долго ко мне не являешься?

Я состарился, тебе дожидаючись,

Я пошел уже искать тебя,

Я думал, что доканали татарове неверные,

Я хотел обкровавить свои платьица,

Старческие платьица, пустынные,

И хотел пройти всю землю из края в край,

Хотел вырубить поганых до единого,

Не оставить больше поганых на семена».

Тут приехал Михайла Данильевич

Ко ласкову князю ко Владимиру

И привез пометочку на золотой стол.

Тут Владимир-князь стольнокиевский

Пожаловал его золотой казной,

Золотой казной пожаловал несчетною.

Сухмантий

У ласкова у князя у Владимира

Было пированьице, почестен пир,

На многих князей, на бояр,

На русских могучих богатырей

И на всю поляницу удалую.

Красное солнышко на вечере,