Николай Грязев - Поход Суворова в 1799 г. Страница 6

10 апреля войска Суворова подошли к крепости Брешиа (40 тысяч жителей), занятой французским гарнизоном (1100 человек); предстояло первое дело под начальством русского главнокомандующего. Фельдмаршал приказал штурмовать крепость, а не заключать с комендантом почетной капитуляции. «Иначе, — говорил Суворов, — неприятель будет держаться в каждом блокгаузе, и мы будем терять и время, и людей».

Суворов оказался прав: после безвредной перестрелки комендант, устрашенный приготовлениями к штурму, согласился на посланное ему твердое предложение о безусловной сдаче; взято 46 орудий, потерь убитыми и ранеными не было. Взятие Брешии произвело сильное нравственное впечатление на войска: «войско требовало, чтоб его вели к новым победам». Суворов доносил, что войска действовали «под жестокими пушечными выстрелами» и что неприятель сдался «по упорном сопротивлении». Эти невинные натяжки в донесении легко объясняются желанием Суворова произвести благоприятное впечатление на союзные правительства (так и было), что, без сомнения, повело бы к успеху общего дела, но они, между прочим, дают характеристику многим реляциям.

Хорошо зная человеческую душу, Суворов пользовался с выгодою подобными приемами; например, он особенно выхвалял австрийцев за взятие Брешии, хотя участие в деле было одинаковое и со стороны русских, но похвала Суворова нужна была для хороших отношений с союзниками, ибо, как показывает история, они постоянно нарушаются, рождается зависть, а дело страдает.

13 апреля 1 1/2 полка казаков с налета овладели укрепленным городом Бергамо и его цитаделью, взяли 130 человек французов в плен, 19 орудий, знамя, много ружей и других запасов.

Между прочим, «найдя и здесь большой запас французских белых сухарей, разделили оный для употребления в пищу».

14 апреля Суворов подошел к реке Адде и заметил, что французы не намерены оставить ее без сопротивления. Наконец Суворов дождался сражения.

У французов было 28 тысяч, растянутых отдельными отрядами на 100 верст вдоль всего течения реки Адды, от ее истоков из озера Комо, у города Лекко, до устья. Суворов имел 48500 человек и решился прорвать тонкую линию французов при содействии предварительной фланговой атаки отрядом генерал-майора князя Багратиона через город Лекко. В записках Грязева описан бой у Лекко, но отнесен к 14 апреля, тогда как официально считается 15; следует заметить, однако, что историки войны 1799 года (французский – Жомини, немецкий – Клаузевиц и русский историк-очевидец Фукс) также упоминают о каком-то деле у Лекко 14 апреля. Во всяком случае, бой у Лекко был упорен, — недаром Суворов в письме к графу Толстому говорит: «На Лако-ди-Комо чуть было мою печенку не проглотили». Самое сражение на реке Адде с переправою через нее произошло 16 апреля и закончилось полною победою Суворова над французами; а 17 целая французская бригада генерала Серрюрье, вследствие совершенно нелепых действий последнего, взята в плен. Всего у французов убито и ранено более 2 1/2 тысячи, взято в плен до 5 тысяч и 27 орудий; союзники потеряли до 2 тысяч человек.

Результатом победы на реке Адде было занятие союзниками Милана, столицы Цизальпинской республики, которую французы учредили из Ломбардии, Модены и римских легаций. Отступившие французы оставили в Милане небольшой гарнизон. Вечером 17 апреля майор Молчанов с полком казаков ворвался в город и завладел им; гарнизон укрылся в цитадель.

18 апреля вступление Суворова в город было торжественным въездом. В это число пришлось Светлое Христово Воскресенье; весенний итальянский день был совершенно ясен; на улицах города толпы народа. Все радовались, дворянство и духовенство надеялись на восстановление своих прав, попранных революцией, на возвращение имуществ и почестей; торговцы и ремесленники рассчитывали избавиться от тягостных налогов и насильственных займов; сельское население жаждало успокоения. Суворова встречали криками: «Ewiva nostro liberatore»*.

Русские войска поразили итальянцев: вместо диких варваров, пришедших из ледовитых стран, они увидели весьма обходительных людей, отличавшихся особенным благочестием и набожностью; казаки крестились, проходя мимо каждой церкви, обменивались между собой троекратными поцелуями (христосовались), которыми награждали даже встречных изумленных итальянцев. Суворов ласково обошелся с пленными, пригласил их генералов к обеду и возвратил Серрюрье шпагу, сказав: «Кто так владеет шпагою, как вы, тот не может быть лишен ее». Серрюрье, не поняв тонкой иронии, был очень доволен и расхрабрился так, что сделал Суворову замечание, будто его нападение было слишком смелое. «Что делать, — отвечал русский полководец, — мы, русские, без правил и без тактики: я еще из лучших». Однако, прощаясь с Серрюрье, выразил надежду увидеться с ним в Париже.

Впечатление, произведенное занятием Милана и уничтожением Цизальпинской республики, было сильное: во всей северной Италии народ заволновался, начали вспыхивать восстания против французов.

Уничтожив Цизальпинскую республику, Суворов учредил временное правление впредь до распоряжений венского Двора, владевшего большею частью Ломбардии до Кампоформийского мира. Мелас, которому главнокомандующий поручил административные заботы, учредил, к великому неудовольствию итальянцев, в Милане австрийские полицейские порядки, обезоружил национальную гвардию, запретил ношение цизальпинского военного мундира, ввел опять в обращение билеты венского банка и пр.

Итак, 8 апреля Суворов начал наступление, в 9 дней прошел более 100 верст, переправился через 5 рек (Киеза, Мелла, Олио, Серио и Адда) и дал сражение, в котором одержал победу и нанес противнику чувствительный урон, а на 10-й день занял столицу Цизальпинской республики и низвергнул ее. В 10 дней была завоевана Ломбардия.

«Кажется, — добавляет Грязев, — идет быстро и хорошо, т. е. не по-немецки, а по-русски или, лучше сказать, по-суворовски».

_____________________________________

* «Да здравствует наш освободитель» (ит.).

II. Занятие Пьемонта и сражение на Треббии

Проиграв сражение на реке Адде, французы, под начальством искусного генерала Моро, отступили на весьма выгодную позицию за рекой Танаро, причем фланги этой позиции упирались в крепости Валенца и Алессандрия. В это время в лагерь союзников пришли известия, что из южной Италии идет на помощь Моро армия генерала Макдональда. Суворов, считая этого противника более опасным, оставил преследование разбитого Моро и, присоединив вновь подошедшую из России дивизию Ферстера (8 тысяч), двинулся навстречу «неаполитанской» армии Макдональда, причем совершил чрезвычайно искусный и хорошо рассчитанный фланговый марш к г. Павии. Грязев очень благоприятно отзывается о состоянии города в то время и упоминает, что в нем есть «обширный и великолепный театр, на коем играли оперу «Арлекин», за вход в партер платили по 15 коп.».

Узнав, что армия Макдональда еще далеко, Суворов расположился на обоих берегах реки По, впереди Павии, так, что наблюдал непосредственно за армией Моро и препятствовал сообщениям его с армией «неаполитанской». В это время, 26 апреля, в главную квартиру Суворова прибыл великий князь Константин Павлович. Император Павел посылал своего сына в Италию как для того, чтобы придать более важности самой кампании, так и для того, чтобы удовлетворить собственное желание великого князя. Ему не было дано никакого определенного назначения, а дозволено только состоять в качестве волонтера при Суворове.

Присутствие при армии влиятельных особ, не имеющих определенного командования, стесняет полководца и обыкновенно вредит операциям; то одушевление, тот подъем нравственных сил войск, который они приносят с собою, далеко не искупает указанной невыгоды. Только главнокомандующий с большим характером и авторитетом сумеет обойтись в этих случаях.

Суворов, всегда с благоговением относившийся к лицам Императорского Дома, встретил со всеми знаками почтения «сына природного своего Государя» и сказал: «Опасности, которым Ваше Высочество можете быть подвержены, заставляют меня думать, что я не переживу Вас, если с Вами случится какое-нибудь несчастие». Он высказал, между прочим, опасение, что если великий князь будет взят в плен, то Россия для избавления его должна будет подписать тяжелый для нее мир с Франциею.

В тот же день, 26 апреля, получены сведения, будто французские войска, оставив Валенцу, отступают за Апеннины. Положившись на это известие, фельдмаршал приказал Розенбергу послать 27 апреля авангард генерал-майора Чубарова (3000 человек), которому переправиться через реку По и занять крепость.

Великий князь, сгорая нетерпением видеть военные действия, отправился в отряд Розенберга.

Генерал-майор Чубаров избрал для переправы место близ деревни Борго-Франко, верстах в 7 ниже Валенцы. Здесь река По разделяется на рукава, образующие низменный островок Мугаро-не; правый рукав узкий, мелкий и проходимый вброд; на островок же надобно было переправляться на пароме. Все лодки и паромы захватил неприятель, а река была в разливе и с шумом катила свои пенистые волны. Чубарову удалось в ночь на 30 апреля приискать довольно большой паром и сделать приготовления к переправе. На противоположном берегу обнаружены неприятельские передовые посты, которые, однако, не выказывали стремления помешать переправе. Во всяком случае, это доказывало, что неприятель не оставил Валенцы. В то же время и в главной квартире Суворова получены верные известия о том, что неприятель не отступил в Апеннины. Вследствие этого Суворов 30 апреля посылает из Тортоны Ро-зенбергу приказания, одно за другим, вернуться назад на присоединение к главным силам. Но Розенберг, видя, что неприятель не препятствует переправе Чубарова, соблазнился и со своим отрядом на переправу у Мугароне, чтобы потом завладеть Валенцой. Утром 1 мая уже весь авангард Чубарова был на острове Мугароне, оставалось переправиться вброд на правый берег По, но Розенберг выжидал, когда соберется побольше войск; переправа главных сил его корпуса шла медленно, хотя паром, ходивший по канату, поднимал сразу целую роту. Великий князь сказал генералу Розенбергу: «Нечего мешкать, ваше превосходительство, прикажите людям идти вперед». Генерал отвечал его высочеству: «Мы еще слишком слабы; не дождаться ли нам подкрепления?» Великий князь возразил: «Я вижу, ваше превосходительство, что вы привыкли служить в Крыму; там было покойнее, и неприятеля в глаза не видали». Генерал Розенберг отвечал: «Я докажу, что я не трус», вынул шпагу, закричал солдатам: «За мной!» и сам первый пошел вброд.