Либерализм и его недостатки - Фрэнсис Фукуяма Страница 10

И все же многие общества могут защищать и защищают мелких производителей в ущерб экономической эффективности, поскольку считают, что существуют и другие социальные блага, кроме благосостояния потребителей. Так поступили, например, Франция и Япония, которые стремились заблокировать выход на свои рынки огромных американских корпораций. Если бы Франция лучше, если бы тысячи ее кафе были вытеснены из бизнеса компанией Star-bucks, даже если бы последняя предлагала более дешевый или более качественный кофе? Улучшится ли качество жизни в Японии, если на смену маленьким суши-барам и ресторанам темпуры придут крупные американские сети ресторанов? И действительно, будет ли лучше для Соединенных Штатов, если их розничные магазины в центре города будут вытеснены из бизнеса сначала такими крупными магазинами, как Walmart,, а затем и интернет-магазинами, такими как Amazon?Возможно, все это технологически неизбежно, но можно подумать, что компромисс между благосостоянием потребителей и такими нематериальными благами, как районы и образ жизни, должен быть открыт для демократического выбора. Возможно, экономическая теория и не определяет, как сделать этот выбор, но он может быть сделан в ходе демократического политического противостояния. Нет причин, по которым экономическая эффективность должна превалировать над всеми остальными социальными ценностями.

Потребительское благосостояние также проблематично как стандарт экономического благосостояния, поскольку оно не учитывает нематериальные аспекты благосостояния. Современные крупные интернет-платформы могут предлагать потребителям бесплатные услуги, но при этом они получают доступ к частным данным, о которых потребители могут не знать и которые они могут не одобрить.

В основе этого политического вопроса лежит более глубокая философская проблема: является ли человек просто потребляющим животным, благополучие которого измеряется количеством потребляемого, или производящим животным, счастье которого зависит от его способности формировать природу и реализовывать свои творческие способности. Современный неолиберализм однозначно склоняется к первому варианту, однако существуют и другие традиции, утверждающие, что человек является одновременно и потребляющим, и производящим животным, и что счастье человека находится где-то в равновесии между этими двумя вариантами. Философ Гегель утверждал, что автономия человека заключается в труде и способности преобразовывать данную природу; именно это в современном мире придавало достоинство рабу и делало его равным господину. Карл Маркс унаследовал эту идею от Гегеля и говорил, что человек - это одновременно и потребляющее, и производящее животное.

Коммунистические общества, как правило, ценили производство, а не потребление, что приводило к плачевным результатам: у них были "герои социалистического труда", но не было продуктов на полках магазинов. Рост неолиберализма сдвинул маятник далеко в другую сторону. Американским рабочим, потерявшим работу в пользу менее дорогого труда за рубежом, сказали, что они все равно могут покупать более дешевые товары, импортируемые из Китая. Сегодня мало кто захочет вернуться к коммунистическому стилю, когда производство ставится выше потребления. Но готовы ли люди пожертвовать некоторым потребительским благосостоянием ради сохранения достоинства труда и средств к существованию у себя дома? Это выбор, который не был предложен избирателям в условиях гегемонии неолиберальных идей .

Возможно, окажется, что этот компромисс не так велик, как мы думаем. Экономист Томас Филиппон утверждает, что американские потребительские цены сейчас значительно выше европейских по сравнению с тем, какими они были два десятилетия назад, именно потому, что США не обеспечили соблюдение антимонопольного законодательства и позволили крупным корпорациям подавить конкуренцию. Промышленная концентрация имеет и другие негативные последствия: крупные корпорации имеют большие карманы и могут финансировать легионы лоббистов, чтобы закрепить свои преимущества. Это становится острой проблемой для демократии, когда основным бизнесом таких корпораций становятся новости и информация, формирующие политический дискурс, и это одна из причин, по которой крупные интернет-платформы - Twitter, Facebook и Google - оказались под особым контролем .

В конце ХХ века в неолиберальной мысли укоренилось еще одно направление, представляющее альтернативную модель коллективного действия по сравнению с основной неоклассической экономикой, - теория спонтанного порядка, выдвинутая австрийской школой Людвига фон Мизеса и Фридриха Хайека. Хайек, в частности, заметил, что порядок мы наблюдаем в естественном мире , не является результатом деятельности божественного дизайнера, который научил птиц петь или пчел делать мед, а возник в результате случайного эволюционного взаимодействия атомов и молекул, которые в конечном итоге организовались в цепочку существ возрастающей сложности, от клеток до многоклеточных организмов и растений и животных, населяющих наш мир. Он утверждал, что человеческий социальный порядок возник аналогичным образом: отдельные человеческие агенты взаимодействовали между собой, более успешные социальные группы воспроизводили себя не генетически, а культурно, а те, которые приводили к плохим результатам, исчезали. Великим примером этого стала эволюция рынков, где индивидуальные покупатели и продавцы, взаимодействуя незапланированно, устанавливали цены, сигнализирующие об относительном дефиците, и таким образом распределяли товары более эффективно, чем это когда-либо удавалось централизованному планированию. Хайек также утверждал, что английское общее право превосходит гражданское право континента в том, что оно формируется на основе решений бесчисленных децентрализованных судей в соответствии с принципомstare decisis (прецедент), а не диктуется централизованно экспертами-юристами. 7

Хайек был прав в том, что рынки обладают более высокой аллокационной эффективностью; Но он, по сути, выиграл свой знаменитый спор в 1940-х годах с другим великим экономистом того времени, Йозефом Шумпетером, о том, какая экономическая система будет более эффективной - рыночная или централизованная. Его идеи были подхвачены другими. Когда в 1990-х годах появился Интернет, многие технолибертарианцы увлеклись идеей спонтанного порядка и рассматривали зарождающийся цифровой мир как один из его чудесных продуктов. Теория сложности, разработанная в таких институтах, как Институт Санта-Фе, стремилась формализовать идею самоорганизации и пришла к подлинному пониманию, что порядок часто возникает децентрализованно - от стайных птиц до общин коренных народов, соглашающихся делить ресурсы без участия правительств.

Однако теория может быть доведена до крайности. И Хайек, и технолибертарианцы враждебно относились к государству, которое, по их мнению, часто мешало самоорганизации человека. Но эта враждебность была продиктована скорее идеологией, чем эмпирическими наблюдениями. Как признает большинство экономистов, существует множество видов общественных благ, которые рынки просто не смогут обеспечить; даже если жесткое централизованное планирование само разрушительно, государство часто выполняло помогающие, координирующие функции, что, например, способствовало экономическому росту в таких странах, как Япония или Южная Корея, в периоды их высоких темпов роста. Сам Интернет не был продуктом спонтанного порядка; лежащие в его основе технологии были созданы в результате инвестиций правительства