MITI и японское чудо: рост промышленной политики, 1925-1975 гг. - MITI Страница 11

делают, складывается в неявную теорию государства развития. Иными словами, МИТИ не создал никакой теории или модели промышленной политики не ранее 1960-х годов, и только после создания в 1964 году Совета по промышленной структуре (Sangyo * Kozo * Shingikai) началась постоянная аналитическая работа по промышленной политике. С этим согласны все участники дискуссии. Амайя цитирует Гегеля о сове Минервы, расправляющей крылья в сумерках. Он также считает, что, возможно, было бы лучше, если бы сова вообще не проснулась, поскольку, оглядываясь назад, он приходит к выводу, что роковой недостаток ценного, но обреченного на провал Закона о специальных мерах по развитию определенных отраслей промышленности МИТИ от 196263 (основная тема главы 7) заключался в том, что он сделал явным то, что долгое время считалось неявным в промышленной политике МИТИ. Еще в 1973 г. MITI писало, что промышленная политика Японии только развивалась, и только в 1970-е гг. правительство наконец-то попыталось ее рационализировать и систематизировать. Поэтому у человека, интересующегося японской системой, нет набора теоретических работ, нет классического локуса, такого как Адам Смит или В.И. Ленин, с которого можно было бы начать. Отсутствие теоретической базы приводит к тому, что для понимания того, как MITI и промышленная политика "просто выросли", необходимы исторические исследования. Некоторые вещи, связанные с МИТИ, бесспорны: никто и никогда не планировал ход развития министерства с момента его создания как Министерства торговли и промышленности (МТПП) в 1925 году, преобразования в Министерство боеприпасов (МБ) в 1943 году, возрождения в качестве МТПП в 1945 году и до реорганизации в МИТИ в 1949 году. Многие из наиболее важных полномочий МИТИ, включая их концентрацию в одном министерстве и широкую юрисдикцию, являются непредвиденными последствиями ожесточенной межправительственной бюрократической борьбы, в которой МИТИ иногда "побеждало", проигрывая. Эта история хорошо известна внутренним сотрудникам министерств, она является частью их традиций и источником их высокого профессионального духа, но она малоизвестна японской общественности и практически неизвестна иностранцам.

В этой ветви японской государственной бюрократии существует прямая преемственность между довоенными и послевоенными чиновниками, а послевоенная чистка практически не затронула ее. Последний заместитель министра в рассматриваемый период - Комацу Югоро *, занимавший этот пост с ноября 1974 г. по июль 1976 г., пришел в министерство в 1944 году. Все предшествующие ему послевоенные заместители министров были выходцами из более ранних классов, начиная с первого послевоенного заместителя министра Сиины Эцусабуро* из класса 1923 года. Вада Тосинобу, ставший вице-министром в 1976 г., был первым, кто не имел опыта работы в Министерстве боеприпасов.

Накамура Такафуса относит "корни" промышленной политики и административного руководства к контролируемой экономике 1930-х годов, а MITI он называет "реинкарнацией" MCI и MM военного времени. Арисава Хироми утверждает, что процветание 1970-х годов было продуктом "эпохи контроля", а не менее известный деятель, чем Сиина Эцусабуро, бывший заместитель министра, дважды министр MITI и вице-президент Либерально-демократической партии, приписывает опыт старых торгово-промышленных бюрократов в Маньчжурии 1930-х годов, в том числе его самого и Киси Нобусукэ. Танака Синъити, который был одним из ведущих сотрудников Совета по планированию при кабинете министров (Kikaku-in) до его объединения с MCI в MM, а после войны стал сотрудником MITI, утверждает, что планирование военного времени легло в основу работы послевоенного Совета по экономической стабилизации (Keizai Antei Honbu) и MCI. А Маэда Ясуюки, один из ведущих японских исследователей MITI, пишет, что "наследие экономики военного времени состоит в том, что это была первая попытка тяжелой и химической индустриализации; более важно то, что война обеспечила "как" для "что" в смысле бесчисленных "инструментов политики" и накопленных "ноу-хау"".

 

Еще более впечатляющим, чем эти комментарии участников и аналитиков, является тот факт, что японская экономика начала меняться довольно решительным образом примерно с 1930 года. Действительно, промышленная политика в той или иной форме восходит к эпохе Мэйдзи, но верно и то, что после начала века правительство постепенно отошло от прежней политики вмешательства во внутреннюю экономику (если не в экономику колоний и зависимых территорий), и около тридцати лет в моде было приближение к laissez faire. Поразительно, но верно наблюдение Родни Кларка: "Организация японской и западной промышленности в 1910 году была, вероятно, более схожей, чем в 1970-м". MITI и современная промышленная политика Японии являются подлинным детищем эпохи Сёва* (1926-), и поэтому настоящее исследование практически приурочено к периоду правления императора Хирохито.

 

Но не учитывать историю довоенного MCI - значит игнорировать традиции и коллективное сознание MITI. Люди из MITI учились своему ремеслу в MCI, MM и Economic Stabilization Board. Когда-то это были настолько грозные ведомства, что, как говорили, от одного упоминания их названий ребенок переставал плакать. Такие поклонники японского чуда, как я, обязаны показать, как из катастрофического национального опыта 1940-х годов родились достижения 1950-1960-х годов.

 

Глава 2. Экономическая бюрократия

 

Когда в ходе политического исследования аналитик обнаруживает устойчивое несоответствие между провозглашаемыми принципами и реальной практикой общества, у него возникает сильный импульс зазвонить в критические колокола тревоги, чтобы предупредить о недостатке легитимности, действии тайных сил или простом лицемерии. Конечный продукт - это, как правило, критическая книга, а тема японской политики породила множество таких книг, как японских, так и иностранных авторов. Я и сам добавлю несколько пунктов к списку аномалий в японской бюрократической жизни, но моя цель - не критика. Напротив, я хочу объяснить, почему существует и сохраняется расхождение между формальной властью императора (до войны) или Сейма (после войны) и реальными полномочиями государственной бюрократии, и почему это расхождение способствует успеху государства развития.

В политической системе Японии издавна существует разделение между правлением и властью, между полномочиями законодательной и исполнительной власти, между партией большинства и мандаринатом и, в конечном счете, между авторитетом и властью. Японские и зарубежные наблюдатели осознают, что это несоответствие порождает определенное лицемерие или эвфемизм, и часто с удовольствием критикуют это лицемерие. Какума Такаси, например, утверждает, что в послевоенном мире деловому сообществу нравится делать вид, что оно "уступает под протестом" полномочиям MITI, когда на самом деле он не делает ничего, кроме как продолжает свои традиционные отношения с бюрократией.

 

Обаяси Кэндзи считает, что многочисленные "советы по обсуждению" (то, что Бергер называет "политическими советами", в которых чиновники и предприниматели координируют политику, на самом деле являются прикрытием для "дистанционного управления" индустриальным миром со стороны МИТИ, и он несколько цинично говорит о "свободной конкуренции японского типа". А зарубежный аналитик Джон Кэмпбелл проницательно обращает внимание на то, что "почти каждый, кто занимается составлением японского бюджета, считает,