Прекрасные изгнанники - Клейтон Мег Уэйт Страница 12

– Жить куда сложнее, чем умирать, и будь я проклят, если писать проще, чем жить! – провозгласил Хемингуэй, осушив половину стакана только что поданного виски.

Да, он был пьян. Как и все присутствующие за столом, которые пили ничуть не меньше Эрнеста и звали его Папой. Разговор крутился вокруг Гвадалахары, города в шестидесяти километрах к северо-востоку от Мадрида, где республиканцы удерживали позиции, отбивая атаки итальянских танков. И все это время шлюхи поглаживали плечи и щеки военных корреспондентов. При Эрнесте проститутки не было, и я, помнится, еще подумала, что можно написать об этом Полин, но потом решила, что, пожалуй, не стоит. У входа в тот ресторан я и вообразить не могла, что застану журналистов, ужинающих в компании женщин легкого поведения, и совсем не обрадовалась, оказавшись в их обществе; так что нетрудно догадаться, как отреагировала бы жена Эрнеста, представив себе эту картину.

Официант принес мне кусок рыбы с душком, то есть она была по-настоящему вонючей, а не в том смысле, в котором это выражение частенько употребляют, говоря о многих вещах или понятиях. В качестве гарнира у них там была какая-то малоаппетитная кашица, вроде бы из нута. Я, конечно, хотела есть, но не настолько. Да и вообще, мой голод был иного рода: я жадно хотела посмотреть, что же происходит в Мадриде, но подозревала, что до самого утра не увижу ничего интересного. Скверная выпивка, такая же еда, проститутки и Хемингуэй, но какой-то не реальный, а больше похожий на миф о нем, – вот что меня окружало. Я терпела, сколько могла, но потом все-таки не выдержала, извинилась и достала из рюкзака несколько монет.

Эрнест властно отвел мою руку:

– Убери деньги, Дочурка.

Я посмотрела на него и невольно задалась вопросом: может быть, Хемингуэй-человек и Хемингуэй-миф были не так уж и далеки друг от друга, как мне представлялось в Ки-Уэсте, а на самом деле составляли единое целое?

– Спасибо, Эрнестино.

Я надела рюкзак, поцеловала его в лоб и вышла из ресторана.

Вернувшись в отель, я поднялась в номер, достала из кармана пальто заветное мыло и включила воду.

Отель «Флорида». Мадрид, Испания

Март 1937 года

Я снова помылась холодной водой. Горячая тут шла не чаще, чем работал лифт, но отель «Флорида» был единственной гостиницей в Мадриде, где хоть иногда давали горячую воду. Причесалась. Прибралась, чтобы номер выглядел прилично – никаких сохнущих на дверной ручке трусов, хотя, признаюсь, чистая одежда мне бы очень даже не помешала.

Только я закончила прибираться, в дверь постучал Тед Аллан.

– Кто там? – спросила я так, будто гости ко мне в очередь записывались.

Когда я открыла дверь, Тед без слов обнял меня и поцеловал. Сначала его губы были сомкнуты, а потом поцелуй стал теплым и страстным. Да, этот парень определенно был из тех, кто способен завладеть твоим сердцем. Да еще вдобавок мы находились в Испании, а мне всегда нравилось знакомиться с мужчинами за границей, где я не была ужасной дочерью доктора Геллхорна и никто не мог меня осуждать, а если даже и осуждал, то плевать я на это хотела, поскольку там правила Сент-Луиса не действовали.

Мы разговаривали, целовались и снова разговаривали.

– Марти, не хочешь пойти куда-нибудь поужинать? – предложил Тед.

– Я только что была на чудесном ужине вместе с дюжиной пьяных журналистов и их проститутками, – ответила я и достала свою сумку с продуктами.

Мы открыли две банки – с зеленым горошком и с тунцом – и кормили друг друга, доставая консервы пальцами.

– Ну до чего же приятно смотреть на женщину с хорошим аппетитом, – сказал Тед.

Когда ни в банках, ни у нас на пальцах не осталось ни крошки, мы устроились на кровати, облокотившись на подушки, вытянули ноги так, что согревали друг друга бедрами, и разделили поровну плитку шоколада.

– В большинстве отелей Мадрида лучше запирать номер на ключ, – прошептал Тед.

Я поцеловала его в губы, ощутив привкус шоколада, и улыбнулась:

– Ключа нет.

Он взял мое лицо в ладони. Умом я понимала, что лучше остановиться: если не соблюдать осторожность, то можно запросто потерять голову. Но я никогда не была особенно осторожной, а, напротив, предпочитала риск.

Я поцеловала Теда и запустила палец под рубашку между пуговицами: его мускулистая грудь на ощупь оказалась не слишком волосатой.

И тут кто-то постучал в дверь.

Пока я принимала более или менее приличную позу и собиралась крикнуть, что не заперто, в номер вошел Хемингуэй. Он ввалился бесцеремонно, как будто был владельцем этого треклятого отеля в прифронтовой зоне.

– Студж, ты…

Увидев две пустые консервные банки, обертку от шоколада и нас с Тедом на кровати, он перевел взгляд больших карих глаз на меня, и вид у него при этом был такой, словно его предали.

– Эрнестино…

Я прикоснулась пальцами к губам, как будто таким образом могла скрыть размазанную помаду, хотя, понятное дело, только привлекла к этому внимание, и подумала, что если Тед – мужчина, который способен запасть женщине в сердце, то Эрнест из тех, кто способен вывернуть тебя наизнанку и оставить твои потроха лежать на тротуаре. Но с другой стороны, я ведь не была возлюбленной Хемингуэя, я была его Дочуркой, его протеже, а у него имелась семья: жена и двое детей в Ки-Уэсте – и еще бывшая супруга со старшим сыном плюс разбросанные тут и там любовницы. Я не была его возлюбленной и вовсе не стремилась ею быть. Я хотела учиться у Хемингуэя, говорить с ним о писательском мастерстве и вдохновляться, общаясь с мэтром. Хотела, чтобы он снова похвалил мое творчество и подсказал мне, как лучше подбирать слова. Разумеется, не для того, чтобы писать, как он, – подобное в принципе невозможно, – а чтобы просто научиться делать это правильно.

– Познакомься, Эрнест, это Тед Аллан, – произнесла я, поднимаясь с кровати; Тед тоже встал. – Он…

– Извини, парень, что пришел, как раз когда тебе пора уходить, – перебил меня Хемингуэй.

Тед только охнул и не нашелся что ответить. Бедняга, он был просто симпатичным, не лишенным самоуверенности парнем, и я, пожалуй, могла бы в него влюбиться, если бы он сумел дать отпор Эрнесту. Но куда этому юнцу с цыганскими глазами тягаться с таким человеком, глупо было бы винить Теда за то, что он потерялся в тени Хемингуэя.

– Увидимся позже, Тед, – сказала я.

– Хорошо. Да, конечно.

И он поспешно выскользнул из номера, как подросток, которого застукали с девочкой на заднем сиденье машины, даже дверь как следует не закрыл. А я подумала, что моя беда в том, что я не способна влюбиться, не испытывая восхищения, и, возможно, если бы дело обстояло иначе, я была бы гораздо счастливее.

Посреди той первой ночи в Мадриде я проснулась оттого, что у меня под окном словно бы завизжали тормоза поезда. Артобстрел! Горло перехватило от ужаса, и мне показалось, что наступил конец света. Вскочив с кровати с первыми разрывами снарядов, я обнаружила, что дверь в номер заперта снаружи. Сколько ни дергала за треклятую ручку – все без толку.

Слышно было, как где-то по перекрытиям между этажами метались перепуганные крысы. А внизу, в холле, перекрикивались, словно журавли в осеннем небе, горничные. Я колотила кулаками в дверь и звала на помощь, колотила и звала, колотила и звала, а снаряды с жутким свистом продолжали падать, причем все ближе и ближе к отелю. Я запаниковала и почувствовала себя круглой дурой. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь застал меня в таком виде, и в то же время я мечтала, чтобы кто-нибудь пришел и помог мне выбраться из номера.

Очередной свист снарядов. Высокий и резкий. Казалось, они летят все быстрее и приземляются уже совсем рядом. Здание «Флориды» дрожало так, будто готово было в любую секунду превратиться в груду камней. И снова – грохот разрывов и мои истеричные крики. Этот ужас и не думал заканчиваться.

Каждый раз мне казалось, что сейчас снаряд уж точно влетит в мое окно. Уши заложило от разрывов падавших напротив и по диагонали снарядов: вот тебе и безопасная сторона, похоже, толку от прикрывающих отель домов немного.