Родом из детства - Алексей Леонидович Курилко Страница 12

Уже в школе принялся за сочинительство. Прекрасно помню своё первое художественное произведение в прозе. Эдакий вольный пересказ какого-то фильма о служебной милицейской собаке.

Тот малюсенький рассказик на полстраницы полностью сохранился. Нисколько не стыдясь его незрелости, привожу рассказ без купюр. Единственное, что я позволил себе, – исправить многочисленные орфографические ошибки.

«Он родился чёрным, как ночь. Поэтому его назвали Вулкан. Его хозяин был хорошим мальчиком, почти дядей. Поэтому он пошёл служить в армию, а собака пошла с ним. Раз он был не один, а с Вулканом, то его взяли на границу ловить разных подлых шпионов. Вулкан наловил столько шпионов, что их уже некуда было складывать. Вулкана и его хозяина часто награждали медалями и мясом. Они были очень счастливы.

После армии они пошли служить в милицию. Они ловили бандитов, воров, а иногда и преступников. А однажды они по нюху находят целую банду, которая нагло грабила деньги и даже убила сторожа. Хозяин вулкана по имени Вадим сказал Вулкану – бери след. А когда Вулкан взял, они побежали по следу. Но их было только двое. И всего один пистолет. А бандитов было трое, и у каждого был нож и пистолет, потому что они были бандитами, а бандиты всегда вооружены до зубов. Но на самом деле зубы были только у Вулкана, а у его хозяина по имени Вадим - пистолет. И Вадим крикнул банде: «Вы окружены, и сопротивление бесполезно». Бандиты испугались. Один сдался, а двое выпрыгнули в окно. Хозяин Вулкана стал стрелять и ранил бандита. Потом они бежали за самым главным бандитом, за главарём. Когда главарь забежал в тупик, попав таким образом в безвыходное положение, то он повернулся и, скривив свою мерзкую рожу, стрельнул в храброго милиционера Вадима, но Вулкан бросился между ними и прикрыл хозяина своим собачьим телом. Пуля попала в Вулкана. Он упал. Он заскулил от боли. Он мог умереть, но он был счастлив, что защитил Вадима. Застрелив бандита, Вадим гладил Вулкана и плакал, а Вулкан из последних сил махал хвостом, и на это было грустно смотреть. И вся милиция плакала потом».

Сейчас мне читать этот наивный «шедевр» смешно. Но тогда, будучи первоклассником, я чрезвычайно собой гордился.

Я определился с будущей профессией. Я верил в себя.

Я решил: буду великим писателем. Что мне могло помешать? Лично я никаких препятствий не видел.

Ныне у меня больше сомнений. В детстве их не было вовсе. Я решил - и приступил к реализации. Начало было положено. Будущее представлялось в радужном свете.

Ах, детство…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ПЕРВЫЕ БЛИНЫ

Я завёл себе толстую тетрадь. Для моих литературных опусов. Первым делом я переписал в неё рассказ о Вулкане. Назывался он «Безымянный подвиг Вулкана». (Явного противоречия в названии я не замечал.) Второй рассказ был о бравом ковбое по имени Джек. Джек был честным и благородным человеком. Он убивал всех направо и налево: индейцев, пиратов, трёх шерифов и невесть откуда взявшегося рыцаря. Все, кого благородный Джек убивал, были плохими и почему-то хотели лишить Джека жизни. Иными словами, Джек был героем положительным: он убивал вынуждённо, в целях самозащиты исключительно. Рассказ назывался «Джек против всех».

Почувствовав после написания двух рассказов уверенность в своих силах, я приступил к созданию крупной прозы. Я начал сочинять роман. Ни больше, ни меньше. Роман в трёх частях. Трилогию. Название придумал сразу: «Фантастические приключения космического пирата Джона Адидаса по кличке Железная Лопатка». От одного только названия я приходил в восторг. Я был готов творить ежедневно. Но дело почему-то застопорилось. Две недели я придумывал сюжет романа. Потом написал первое предложение: «Звездолёт серебристого цвета с бортовым номером джи девятьсот сорок семь дробь двенадцать, управляемый Джоном Адидасом, капитаном и единственным пилотом звездолёта, стремительно нёсся вперёд в чёрном безвоздушном пространстве». Первое предложение настолько нравилось мне, что я то и дело, раз за разом, перечитывал его десятки, сотни раз. Я выучил его наизусть, и мысленно повторял, и вслушивался в слова, наслаждаясь каждым слогом. Особенно мне нравилась его длина и сложность. (Тогда у меня отсутствовал вкус и я, естественно, не имел своего стиля.) Но! Это первое предложение, эта бесподобная фраза полностью опустошила меня. Возможно, я не рассчитал силы и – увы и ах! – интеллектуально надорвался. Я ведь только начал. Едва приступил. И был морально угнетён запоздалой мыслью о том, что таких великолепных фраз в моём романе должно быть много. Не просто много, а очень много. Сто пятьсот. Сто пятьсот тысяч. Минимум.

Роман благополучно заглох. Я не выдержал гнёта космических масштабов собственной задумки. Был вынужден признать свою несостоятельность. Временную несостоятельность. Я потерпел первое фиаско как литератор.

Зато я увлёкся поэзией. Стал сочинять стихи.

Сперва стихи получались белыми. Мне не давалась рифма. Да и ритм хромал бессовестно. Но меня все эти мелочи и пустячные огрехи не смущали. Меня завораживал сам процесс. Результат меня волновал меньше.

Мало-помалу тетрадь заполнялась. Я никому своих литературных опытов не показывал. Меня не интересовало мнение окружающих. Тогда мне казалось, я писал для себя.

Писать для себя – эгоистично и бесплодно. Как занятие онанизмом.

Тетрадь с моими рассказами, стихами и, так сказать, неоконченным романом во втором классе попала в руки моей учительнице. Случайно. Учительница попросила дать ей тетрадь на некоторое время. Обещала после «продлёнки» отдать.

На переменах я видел, как она листала мою тетрадь и зачитывала вслух отдельные места своим подругам, другим учительницам. Они сопровождали её чтение хохотом.

Да, они хохотали, а я недоумевал. Ведь мои рассказы были очень грустными. И Вулкан, и Джон Адидас в финале погибали.

И над стихами, казалось мне, они смеяться не могли. Это было немыслимо. Что смешного, думал я, в таких, например, строчках: