Мерцвяк - Мацвей Богданович Страница 13

Жар за спиной стал ослабевать, приняв это, как сигнал к работе, Степан вернулся обратно, накрепко закрыв дверь.

***

Ленивая заря постепенно освещала еловый лес. Сквозь высокие ветви и стволы прорывался свет нового дня. С каждой минутой белое полотно, укрывающее церковные окрестности, блестело все ярче, заставляя золотой купол становиться еще более ослепляющим.

За оградой, чтобы не вызывать зависти мертвых, жила семья попа, здешние отшельники. Батюшку люди сразу невзлюбили, если что-то не так, как ему надо, он сразу притягивает зауши библию и все святые писания, а после мог написать куда надо и настигала его обидчика кара княжья. Не дал овощей — грешник, не желающий принять Христа; не наколол дров — грешник, желающий заморозить христьянскую семью зимой. Со Светланой, женой Тимофея, некоторые местные бабы дружили и сами были рады помочь с женскими занятиями, но повлиять на мужа она не могла и жила в его тени алчной веры. Но и такое положение дел ее вполне удовлетворяло, с рождения крестьянская дочь, теперь не знает бедности. Не стоит и говорить, что сын полностью берет пример с отца и уже давно начал душить людей своими просьбами прикрываясь верой.

Каждый шаг к церкви становился все тяжелее. Казалось, что в ответ на несколько скрипов снега, ноги тяжелели на пару-тройку пудов, осложняя и так далекий путь для Богомила. Но вот уже видно дом и рядом хлев, благо, что все инструменты уже были там и приходилось идти налегке лишь с одним любимым молоточком, который сам еще сделал в первый год учебы. Хоть голова молотка и вышла неровной, местами сколотой, но лучше него для кузнеца уже не могло существовать. Когда мертвец подходил к пристройке, его вышел встречать сам Тимофей, в черной длинной рясе, на груди расположился деревянный крест, который немного закрывала густая сивая борода. Хозяин провел гостя прямо в теплое стойло, где фыркали и ржали лошади. Из-за короткой прогулки по холодному двору пухлые щеки покраснели еще сильнее, в точности как нос. От одного только вида толстого священника гудела голова, хотелось кричать от невыносимой боли по всему телу, но собрав силы в кулак он терпел.

— Ты себя, брат, хорошо чувствуешь?

— Мм

— Ах точно, ты ж теперь немой… Ладно, брат, ради Бога, — гость на миг крепко закрыл глаза — помоги ты мне подковать лошадей, а потом иди на все четыре стороны спокойно. Сани-то мне помогли наладить уже, а вот с лошадьми никак не выходит.

— Мм

— Все-таки есть Господь, раз ты живой вон ходишь. Без языка, правда, ну и глаза, да и ногти у тебя синие, как у мертвых, но живой же! А это все потому, что я молился, и матушка твоя своей молитвой мне помогла. Не зря я тебя своими же руками крестил! Вон с тех самых пор Христос и смотрит за тобой. Чего ты щуришься? Не выспался? — Богомил быстро кивнул и сразу пошел браться за дело, а поп, усевшись на табурете и высыпая махорку на ладонь, продолжил: — Плохо это, но что с тебя молодого взять? Вся жизнь впереди, а любая проблема кажется такой огромной и непосильной, — за один раз вся махорка исчезла в ноздрях Тимофея, — а под тяжестью лет понимаешь, что это все ничто. Есть у человека только одна цель — достигнуть Бога. Он милостив, любит всех — тебя и меня, хоть я махорку нюхаю, а ты даже ему не молишься — прощает всех и ждет всех нас в раю.

Не понимая слушает ли его кузнец или нет, поп решил все-таки удалится в церковь на утреннее служение.

— Чтож пора и мне работой заняться. Ты как кончишь с этим, зайди ко мне, а потом уже иди, добре?

— Угумг

Как только черный кругляш вышел, мертвец вздохнул спокойно. Боль стала не такой яркой, зудящей, но терпимой.

"Работает он, да как же! Это я работаю, руки все в ссадинах, грубые, будто два камня, а не руки. А твои-то ладошки гладкие, нежные… Да у нас бабы таких рук не имеют! А пузо-то наел себе, чтоб божку своему молится приятнее было?", — от одного упоминания о боге передернуло, словно в тело вонзилось сотни дюжин заноз и всякой мелкой дряни.

Работу закончил быстро, с ней так же быстро закончил бы Степан, но он слег на печь, слишком замучал себя трудом. Вот и пришлось единственному ученику идти сюда. Как только он захотел войти в церковь, его оттолкнуло. Появилось чувство, что его крепко приложило несколько мужиков, а теперь он сидит в снегу прямо напротив входа. От сияния купола хотелось рыдать и убежать прочь, но нужно терпеть.

Дожидаться Тимофея долго не пришлось, он словно почувствовал, что нечто дурное хочет войти в дом божий. Богомил резко встал, заметя черный круг. Ноги подкосились, а в груди что-то защемило.

— Закончил уже? Это добра сейчас посмотрю и сможешь идти.

Но он не стал ждать и на дрожащих ногах, прилагая невиданные усилия, чтобы не упасть, вурдалак быстро начал удаляться.

— Стой! Ты куда!? — поп остановился у забора. — Вот же сукин сын! Сам себе на уме!

Батюшка оглядел примятый снег. Глаза расширились, а рот исказился в ужасе. Среди притоптанного снега лежал белый палец с синим ногтем.

Глава десятая. Брат

Солнце светлой головой ложилось на свежую подушку снега, сонной слабой улыбкой оно озаряло окрестности в последний раз, а с востока уже наступала ночь. Ветерок сдувал верхушки сугробов, выравнивая слои на земле. В сельских домах палили печи и стряпали ужин, только в доме Ратибора не горел свет и не исходили никакие звуки, казалось, что хозяин дома либо уехал, либо умер.

"Лишь бы он был в хате. Нужно идти сейчас, пока не передумал. Главное не встретить мать ти Софу. Дурное вышло бы прощание".

Богомил долго стоял перед дверью, ноги его словно вросли в землю и стали пускать корни. Он сжал руки пытаясь выдавить из себя последнюю волну смелости.

"Чего-то не хапае “, — он осмотрел ладони. "Мать чесная, а где же палец?! Где ж я мог обранить свой мизинец?"

Долго бы стоял он так дальше, разглядывая обрубок, из которого не переставая сочилась влага, скользила до костяшки, где быстро застывала на морозе, формируя еле видное колечко льда, но из мыслей вывели черти. Белые шарики встали друг на друга перед валенками мертвеца, образуя снеговичка.

— Где палец, дурья твоя башка?

— Что ты глядишь и молчишь, язык проглотил?

— Смотри скоро так