Борьба за евразийские пограничные территории. От возвышения империй раннего Нового времени до окончания Первой мировой войны - Alfred Rieber Страница 16

На Северном Кавказе крестьяне-колонисты из центра играли относительно незначительную роль по сравнению с казаками и армией. Еще в 1711/12 году Петр I приказал колонизировать пограничные с османами и крымскими татарами районы, поселив на левом берегу Терека казаков. На протяжении XVIII века они периодически пополнялись казаками-колонистами, которые при Екатерине II начали строительство крепостей и Кавказской военной линии. В течение девятнадцатого века на землях черноморских казаков было поселено около 100 000 малороссийских казаков. Затем последовала крестьянская колонизация, ускорившаяся после заключения договора о Кучук-Кайнарджи, но планы Екатерины по повторению новороссийского образца были нарушены столкновениями с горцами и закончились неудачей.

В Закаспийской области политика центрального правительства в области латэколонизации отличалась непоследовательностью. Русские крестьяне начали прибывать в степь в 1860-х годах, несмотря на противодействие правительства. Они были вынуждены арендовать земли у казаков. Вплоть до 1899 г. Петербург неоднократно менял свою политику в отношении крестьянских поселений, поскольку постоянно передавал степной регион из одних рук в другие. В Сырдарьинской области казачья колонизация не проводилась, крестьяне-колонисты вынуждены были противостоять правительственной охране пастбищ киргизов. В Туркестане колонизация была связана с ирригацией, предполагавшей поселение на новых землях как местных жителей, так и русских рабочих. После голода 1891 года в Туркестан в связи с массовым переселением крестьян в Голодную степь пришли сектанты и меннониты в поисках работы на ирригации. Но эти проекты были плохо спланированы и провалились. В целом процесс колонизации характеризовался отсутствием организации и надлежащих мер по транспортировке и строительным материалам для новых домов. Приток бедных крестьян создавал новые проблемы для администрации. Большинство из них стекалось в Ташкент, где местные чиновники обвиняли их в отсутствии элементарных санитарных процедур в эпидемии холеры в 1892 году. В 1897 году генерал-губернатор А.Б. Вревский запретил всякую колонизацию. Но военный министр А.Н. Куропаткин убедил царя начать строительство прямой железнодорожной линии из Москвы в Ташкент, чтобы предотвратить проникновение возможного китайского или британского влияния. Это позволило привлечь более 5 000 русских железнодорожников, которые впоследствии стали источником рабочих беспорядков. В сельской местности русские мигранты также привели к насилию в деревнях. Но центральное правительство не падало духом и продолжало содействовать развитию поселений. К 1911 году русские, численностью более 2 миллионов человек, составляли 40 процентов населения восточной степи, что стало основой для российского (большевистского) контроля над Восточной Сибирью во время Гражданской войны и интервенции.

Borderlands

Термин "пограничные земли", как и термин "граница", свидетельствует об изменчивости географических понятий в евразийском имперском пространстве. На следующих страницах он используется для описания территорий на периферии мультикультурных государств, которые были вырезаны из меняющихся границ и включены в имперскую систему в качестве отдельных административных единиц, иногда с автономными институтами, отражающими их отличительные политические и культурные особенности. Их статус и отношения с центром имперской власти могли меняться с течением времени. Примерами в разные периоды истории могут служить Маньчжурия, Монголия и Синьцзян в империи Цин; Азербайджан в империи Каджаров; Крымское ханство, Дунайские княжества и Босния в Османской империи; Галиция, Королевская Венгрия и Банат в Габсбургской монархии; Великое княжество Финляндское и Царство Польское в Российской империи.

Включение пограничной территории в состав мультикультурного государства не означало прекращения борьбы за ее политическую или культурную идентичность. Напротив, она продолжала оставаться объектом борьбы на двух уровнях: внешнем - между конкурирующими имперскими государствами, и внутреннем - между центром власти и завоеванными народами. Таким образом, пограничные территории сталкивались с границами в двух направлениях: внутренней культурной границей, обращенной к центру государственной власти; и внешней, нестабильной по своей сути военной границей, обращенной к территориям, оспариваемым соперничающими державами. Паутина отношений между пограничными территориями и ядром была очень сложной и претерпевала значительные изменения с течением времени. Если евразийские империи были объектами ориенталистского взгляда с запада, то верно и то, что евразийские мультикультурные государства разделяли ориенталистское (или "варварское") восприятие своих собственных пограничных территорий как культурно неполноценных или неспособных управлять собой.

Логично, что термин "пограничная территория" подразумевает наличие ядра. Парадоксально, но прийти к удовлетворительному пространственному определению ядра сложнее, чем пограничных территорий. В соответствии с геокультурным подходом, в данном исследовании ядро определяется как место, сформированное в результате осуществления и символического проявления власти. Его основными компонентами были правитель, двор, командование армией, административные учреждения и главные резиденции правящей элиты. Ничто так не иллюстрирует сложность определения местоположения ядра, как феномен передвижных столиц, наиболее заметного символа имперского правления. Габсбурги рано переехали из Праги в Вену, и им пришлось бы снова менять столицу, если бы османы добились успеха в одной из двух осад Вены. Переезд Китая из Нанкина в Пекин (и обратно в двадцатом веке) был оборонительным ответом на угрозу с северной границы. Переезд из Москвы в Санкт-Петербург (и обратно в двадцатом веке) также был ответом на границу в другом направлении с другой целью. Османы перенесли свою столицу из Бурсы и Адрианополя (Эдирне) в Константинополь и снова в Эдирне при Мехмеде IV, который воспринимался как газовый центр джихада в Европе. В Иране перемены происходили чаще, чем где-либо еще до XX века, из-за огромных угроз стабильности центра со стороны внешних врагов, провинциальных и племенных групп. Во всех этих случаях расположение и фортификация столицы в большей или меньшей степени зависели от характера внешней угрозы и близости границы.

В первые годы становления имперских государств центры власти, как правило, были более однородными в культурном и этнолингвистическом отношении. Но по мере расширения империй и роста мультикультурности имперские столицы - Вена, Санкт-Петербург, Константинополь-Стамбул, Тегеран и Пекин - становились все более космополитичными. Более того, по мере того как имперские столицы теряли свою символическую центральность или монополию на власть, возникали аномалии. В Габсбургской монархии урегулирование 1867 года разделило центр власти между австрийскими (Цислейтенскими) и венгерскими (Транслейтенскими) землями. Будапешт мог претендовать на роль такого же центра власти, как и Вена. Хотя Стамбул был неоспоримым центром османской власти с XII века, его внутренние владения переместились из Румелии в Анатолию, поскольку военные поражения вынудили его сдать территории на Балканах. В императорской России перенос столицы из Москвы в Санкт-Петербург породил культурное соперничество за то, какой центр воплощает истинный дух России. В Иране культурное напряжение сохранялось между двумя центрами в тюркском Азербайджане (Тебриз) и на персидском плато (Исфахан, а