Подводная библиотека - Юми Канэко Страница 17

— …

Десять лет назад Фуко-сан с помощью профессора открыла этот музей, чтобы познакомить людей с трудами покойного… Наверное, хотела, чтобы о них не забывали и после его смерти. Чтобы здесь побывало как можно больше людей. Для Фуко-сан эти витрины и есть ее муж.

Ее вполне можно было понять. И Сю, вероятно, согласился представлять на аукционе интересы семьи Вакаумэ, поскольку проникся чувствами Фуко. И все же Мимори, помедлив, произнес:

— В этот раз желающих участвовать в «торгах» немало. Что неудивительно, ведь на кону такая редкость: рукопись самого Леонардо. Кроме того… ну, ты же знаешь? Он тоже приедет!

Сю в ответ на предостережение Мимори пожал плечами.

Когда Мимори упомянул его, он имел в виду британского антиквара Айзека Стелли, нынеш­него владельца букинистического магазина «Сапиенция», история которого насчитывала уже два столетия. Сам Стелли в свои восемьдесят по-прежнему оставался одним из гигантов мира редкой книги: заключал сделки, выдавал экспертные заключения, даже брался представлять интересы заказчиков на аукционах. А еще входил в состав правления МАТАК, но поговаривали, что с нынешним председателем Ассоциации Робом Бейли они были на ножах. Возможно, поэтому в Сю, которого глава привечал как родного сына, Стелли тоже видел врага.

На предстоящем аукционе, где должны были выставить восемьдесят четвертый лот, Айзек выступал в качестве агента. Он представлял интересы одного из богатеев Абу-Даби, известного завсегдатая мировых книжных аукционов.

— Возможно, это прозвучит грубо, но… ты думаешь, Вакаумэ-сан способен участвовать в «торгах»?

Победу на аукционе Библиотеки обеспечивал отнюдь не статус, и все же положения богатейшего коллекционера мира и владельца маленького музея слишком различны. Кроме того, возникал вопрос, подойдет ли музей для хранения выставленной на продажу рукописи Леонардо.

Книги должны быть переданы в достойные руки. Таков главный принцип организаторов аукциона Подводной библиотеки. Важно, в частности, понимать, обеспечат ли новые владельцы подходящие условия для хранения книги, будут ли следить за ее состоянием и в конечном счете сумеют ли сохранить ее ценность в веках. Для этого требуются, с одной стороны, стабильность, с другой — гибкость и перспективы развития. Но можно ли тогда назвать «достойным» это место, где время, кажется, остановилось раз и навсегда? Собранные в нем сокровища, позабытые всеми, кроме членов семьи Вакаумэ, поблекли.

Поглядев на замершего в нерешительности Мимори, Сю расплылся в улыбке:

— Что скажешь? Как заманить сюда побольше посетителей?

— Что?.. Ну, если подумать… место тут неплохое, подборка ранних исследований и источников тоже, насколько я могу судить, довольно интересная. Нужно просто все это правильно подать. Даже лестница может сослужить пользу. Она поначалу немного смущает, но зато разжигает любопытство: что же там, наверху?

— Интересная мысль.

— Стоит поработать над образом, сделать музей ярче, доступнее… Можно, например, публиковать новости в социальных сетях или давать объявления там, где их могут увидеть потенциальные посетители.

— Я знал: ты не подведешь! В­се-таки хорошо, что ты согласился заглянуть сюда.

— Но главное — сама экспозиция, верно? Лучше разнообразить способы представления материала, придумать что-нибудь поинтереснее.

— Твоя правда, — протянул Сю и, обойдя одну из витрин, подошел к ней сзади. Открыл скрипучую раздвижную дверцу и вынул из витрины записную книжку, которая выглядела самой потертой из всех.

— Эй! — у Мимори округлились глаза. — Подожди! Без спроса?

— Не переживай. Я заранее спросил разрешения у профессора, — успокоил его Сю и зашуршал страницами. А затем зачитал пару абзацев вслух: — «В сочинениях Леонардо много туманных мест, изло­женных как будто по-детски неловко. Это связано не только с отсутствием должного обучения в детские годы: известно, что у него была чрезвычайно развита способность подмечать различные явления окружающего мира и он излагал свои наблюдения, не успевая порой облечь их в строгую научную форму. Этот гений мог читать, словно книгу, дыхание ветра и движение воды. Предположу, что сами буквы алфавита он воспринимал при этом как графические символы. В настоящее время объем научно признанных рукописей Леонардо достигает тысячи листов. На первый взгляд это пестрое собрание стилистически разнородных записей, но что, если все они — фрагменты одной большой мозаики? Возможно, если соединить их вместе, откроется масштабное творение, некий текст? В свете этой идеи обилие туманных выражений и бессмысленных пассажей покажется вполне естественным. Быть может, Леонардо проводил настолько сложный, настолько грандиозный эксперимент, что мы, простые обыватели, даже не догадываемся о нем. Не пытался ли он запечатлеть на этой тысяче листов свое видение Вселенной? Но, конечно, гипотеза моя требует дальнейшего изучения рукописей гения…»

— Иными словами, он предполагал, что разные рукописи соединяются вместе как элементы пазла?

Мимори задумался. Вывод звучал несколько на­ивно, но удивляться не стоило: исследователь опирался исключительно на материалы довоенных лет. Оставалось только гадать, какие открытия он мог совершить, если бы ему в руки попали многочисленные рукописи, обнаруженные уже после вой­ны.

— …

Стало быть, в этом причина? Мимори обвел взглядом неказистый выставочный зал.

Для Фуко-сан муж по-прежнему жив. Он жив и продолжает свои исследования…

Взгляд Мимори случайно остановился в углу открытой страницы. Там виднелись цифры: 45. Страницы пронумерованы? Необычно, конечно, но, возможно, Вакаумэ Тацуо так было удобнее работать?

— К слову, действительно ветхой или, скорее, потрепанной выглядит только эта записная книжка, тебе так не кажется? Все остальные в сравнительно неплохом состоянии.

— Еще бы. Фуко-сан до сих пор каждый день приходит в музей и листает ее. За этими строками она видит мужа.

Записи, оставленные любимым человеком, который погиб, не успев завершить начатые труды. Ее чувства понятны, но почему она листает только эту книжку? Внимание озадаченного Мимори привлекла одна деталь.

— Постой-ка…

Он заметил красный цвет. Некоторые символы в словах «ветра» и «обилие» были подчеркнуты красными чернилами. Для чего? Однако едва он успел об этом подумать, как Сю захлопнул книжку и вернул ее обратно в витрину. А затем, глядя на приятеля, усмехнулся:

— Громкое открытие тоже пришлось бы кстати, верно? Чтобы вернуть этот музей к жизни…

Три дня спустя.

В ожидании посетителей Мимори читал разложенные на кафедре документы, готовясь к назначенному на завтра аукциону по продаже восемьдесят четвертого лота.

На предстоящих «торгах» сходились интересы пяти сторон, в число которых входили и члены семейства Вакаумэ. Помимо них участвовали бизнесмен из Гонконга, куратор одной итальянской художественной галереи, американский торговец произведениями искусства и Айзек Стелли, представлявший интересы состоятельного коллекционера из Абу-Даби. Все пользовались мировой известностью и регулярно бывали на подобных мероприятиях: их интерес свидетельствовал о не­обыкновенной привлекательности выставленного на продажу лота. И хотя «торговаться» предстояло за один-единственный лист рукописей Леонардо, ожидалось, что за него предложат десятки, а то и сотни миллионов иен.

Конечно, на «торги» выставлялись и «Ученические записи Арольдо». Но за них могли дать несколько сотен тысяч, самое большее — несколько миллионов. Мимори вздохнул.

При сопоставлении кандидатов мать и сын Вакаумэ однозначно уступали всем прочим участникам «торгов». Сю, похоже, питал к ним личную симпатию, но каковы были их реальные шансы на победу?

Послышались какие-то звуки. Мимори взглянул наверх и сквозь двухслойный стеклянный потолок разглядел процессию, медленно спускающуюся по винтовой лестнице. Возглавляла шествие его мать, Мариа. Подкатив поближе подготовленное заранее кресло-коляску, Мимори встал перед входом в Библиотеку. Отпер дверь и с улыбкой поприветствовал спустившихся к ним читателей:

— Добро пожаловать в Подводную библиотеку!

Первой вслед за Мариа в зал вошла женщина лет пятидесяти, затем показался молодой человек атлетического сложения, державший в крепких руках старушку. Женщину звали Миа Янсен, в настоящее время она возглавляла одну из старейших мебельных компаний Нидерландов, «Комфорта­бэлль». Молодой человек, Иво, приходился Мии сыном, а старушка,