Нелюбимые - Дмитрий Болдин Страница 18

внимание, поэтому утыкаюсь в свой телефон, листая в ленте фотографии сегодняшнего дождя. Когда официант ставит передо мной американо, я замечаю, что в зал входит компания. Их джинсы мокрые, и с зонтов струями стекает вода. Администратор обводит зал рукой, показывая, что свободных мест нет; компания некоторое время стоит в замешательстве, а потом просто уходит. Я пью кофе и вспоминаю, как еще полчаса назад был в машине с Аней, и по моему телу снова растекается тепло.

Сосед по стойке начинает чуть громче произносить слова, и мне удается расслышать фразу: «Когда было солнце». Затем мужчина берет трубку и отходит в сторону. На улице сверкает молния, и все посетители поворачиваются к окну; через несколько секунд раздается грохот. К­то-то отодвигается от окна подальше, ­кто-то просто смеется. Молоденькая стажерка в черной майке от испуга хватается за сердце, но официант указывает ей на столик, за которым девушка рукой подзывает ­кого-то из персонала. Сверкает еще одна вспышка, и зал замолкает в ожидании грома. Он начинается с вибрации и затем резко раскатывается за окном. На этот раз никто не смеется, большинство гостей берут телефоны и ­что-то начинают печатать. Я пытаюсь заказать такси, чтобы уехать домой, и наблюдаю, как радар в приложении ищет машину поблизости. Когда на экране загорается «Машин рядом нет», я отменяю заказ и звоню Сереге.

— Привет, — слышу его уставший голос.

— Не хочешь продышаться? — шучу я.

— Горю желанием, ты сам как?

— Нормально. Не могу выехать из «Кофемании».

— А я из редакции. Понятия не имею, когда дождь перестанет лить.

— Много народу сейчас в редакции? — спрашиваю я и прошу официанта налить воды с лимоном.

— Несколько человек. А ты сегодня где был?

— На встрече.

— Что за встреча?

— Да так… с потенциальным спонсором, — вру я.

— И как, успешно?

— Пока не знаю, но, может, ­что-то получится.

— Ну хорошо.

— Наверное.

Официант ставит на стойку стакан с водой и бросает в него дольку лимона, на что я благодарю его кивком, и он уходит.

— Сегодня тут снова странные движения ­какие-то были.

— Какие? — Я придвигаюсь поближе к стойке.

— Да Катя всех по одному вызывала.

— Зачем?

— Я понятия не имею, старик.

— Так тебя звали?

— Нет. Она ­куда-то уехала передо мной.

— А остальные что говорят?

— Ничего.

— Вообще?

— Угу.

— А лица их как?

— Улыбаются меньше.

— Может, доехать завтра?

— Приезжай. Тебя Алла искала.

— Что хотела?

— Узнать контакт ­какого-то клиента.

— Могла бы набрать.

— В общем, не нравится мне все это. Еще этот блядский циклон.

— Слушай. Ты же сейчас за своим местом?

— Ну да.

— Посмотри на потолок над Никой.

— Зачем? — удивляется Серега.

— Ну глянь.

— Смотрю. Ты рад?

— Трещину видишь?

Несколько секунд Серега молчит.

— Ну вижу, да. И что? — наконец произносит он.

— Недавно ее заметил, прикинь.

— Очень хорошая находка, — вздыхает Серега. — А где этих трещин нет?

— Я просто думал, что ее никто не замечает, кроме меня.

— Я не могу порадоваться тому, что теперь я тоже знаю про ее существование. Веришь?

— Конечно, — посмеиваюсь я. — Как там, собирается номер?

— Угу, еле-еле, — в очередной раз вздыхает Серега, и я вижу очередную вспышку за окном.

— Серег?

— Что?

— Сейчас услышишь, — говорю я и отодвигаю от себя трубку.

***

В переходе со «Сретенского бульвара» на «Чистые пруды» вымокшая толпа маленькими шагами движется к лестнице, ведущей на платформу. В кармане вибрирует телефон, но оттого, что все люди плотно прижаты друг к другу, нет возможности проверить, кто звонит. Вибрацию усиливают звуки проезжающих составов, от которых начинает дрожать под ногами. Я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз был в метро в Москве, но не получается извлечь из головы тот день и обстоятельства, при которых приходилось спускаться под землю. В основном все воспоминания о метро связаны с учебой в США и поездками на концерты и вечеринки вместе с другом Андреем.

Когда я спускаюсь на платформу, то резко поворачиваю налево и сталкиваюсь с потоком людей, выходящих из подъехавшего состава. Я не пытаюсь забежать в вагон, а иду в сторону последнего и жду следующего поезда. В телефоне читаю несколько сообщений от новостных телеграм-­каналов. В одном из них опубликовано видео с молнией, бьющей в футбольное поле в районе «Кунцевской». Несколько раз пересматриваю, как с неба спускается кривая фиолетовая линия и как в разные стороны разлетаются куски земли. Когда подъезжает новый состав, захожу и прислоняюсь к дверям, а потом замечаю на стенке наклеенный стикер с черными буквами: «Не поворачивайся». Я долго смотрю на надпись, надеваю наушники, включаю «Город дорог» и на время закрываю глаза.

«Тук-тук, тук-тук, колеса бьются об рельсы, за окном весна, уже апрель месяц» [5] — с первых строк я вспоминаю, как год назад в одном из пресс-­туров я познакомился с Аней и как, вернувшись в Москву, пытался принять тот факт, что сильно скучаю по ней. Я волновался, что в Москве нам станет труднее общаться и видеться. Порой это волнение сменялось паникой, которую я пытался притушить в себе. Друзья не замечали, что со мной происходит, и мы продолжали общаться, как и раньше. В редакции я пытался уходить с головой в работу, чтобы отвлечься от всех мыслей, и некоторые коллеги даже говорили, что во мне прибавилось энергии. Многие это связывали с другими факторами, но я не вдавался в подробности. Каждый раз, когда я слышал разговоры о конкурентах или как ­кто-то произносил She, мое сердце сжималось и я убегал к себе в кабинет, где писал Ане сообщение, а потом стирал его.

Я не мог найти себе места и постоянно накручивал мысли о том, что Аня мне больше не напишет, ведь она видела, как Алиса встречала меня в аэропорту, и поняла, что у меня есть девушка. Меня одолевали сомнения, от которых становилось грустно, но приходилось улыбаться коллегам и знакомым. Каждый раз, когда надо было ­куда-то ехать через центр, я просил таксиста везти через Малую Дмитровку, надеясь, что в окно машины замечу Аню, но не понимал, что буду делать, когда ее увижу. Алиса ­как-то заметила, что я просматриваю Анину страницу в Instagram, и сказала, что тоже подписана на нее и она ей нравится. В тот момент мне стало не по себе, и я включил концертную запись 1997 года, на которой молодая Гвен Стефани еще в составе No Doubt поет Don’t Speak и делает акцент на строчке «I can see us dying». Алиса спросила, почему я так люблю это видео, на что я ответил, что Гвен хорошо понимает, о чем поет. Когда запись закончилась, я поставил Stand by Me группы Oasis, а потом тихо произнес:

— Верните мне мой девяносто седьмой.

Алиса повернулась ко мне и спросила:

— Зачем?

А я ответил, что тогда я только появился на свет.

Во время одной из планерок, когда я сидел в переговорной, у меня завибрировал телефон, и на экран всплыло сообщение: «Не забыл меня?» Отправителем сообщения был абонент «АА». Я попросил удалиться с планерки, соврав, что это важный звонок от спонсора, а затем побежал к себе в кабинет, из которого не выходил до вечера.

«Думают про подруг, думают про дружбу, а я тут, Садовое кольцо вокруг — вот что мне нужно», — звучит в ушах в тот момент, когда поезд останавливается и двери открываются. Я выхожу из вагона и не понимаю, куда мне дальше идти.

***

Я оказываюсь дома один, но не пишу и не звоню Алисе, чтобы узнать, где она. Из холодильника достаю упаковку апельсинового сока, пью прямо из нее, потом падаю на диван и смотрю на черно-­белый портрет Алисы. За окном дождь стихает, но молнии продолжают сверкать по всему горизонту. Я беру пульт и жму на кнопку закрытия штор, затем включаю телевизор, и ведущая новостей рассказывает об ущербе, нанесенном циклоном. На экране мелькают