Еретик. Книга 3 - Вера Золотарёва Страница 21

«Я не стану этого делать! Сожгите меня к черту вместе с ней, я не оставлю ее с этой участью в одиночестве!» – вскричала его душа, но страх костра тут же затопил разум Вивьена, вызвав в теле приступ дурноты. Что-то в животе словно завязалось тугим узлом и готово было вот-вот лопнуть.

«Я боюсь… я не смогу пройти через это достойно… я… ничтожество…»

Кулаки Вивьена невольно сжались, голова опустилась, глаза зажмурились, и душа вновь погрузилась в то раздвоенное, отстраненное состояние, будто могла таким образом уберечься от боли, убежать от нее.

Выкрики толпы смолкли, и в относительной тишине, на которую способен город, зазвучала зычная и звонкая речь, произносимая чьим-то незнакомым голосом. Вивьен попытался прислушаться, понимая, что прямо сейчас слышит человека, который вынес Рени смертный приговор, но не мог уловить и осознать ни единого слова. Где-то на границе разума он успел еще раз отметить необычность этого Sermo Generalis: обыкновенно приговор зачитывали не церковные, а светские власти. Архиепископ Амбрена же решил отойти от традиций – возможно, таким образом он считал, что бережет представителей светского суда от опасных проклятий ведьмы. Этот человек говорил с непривычным южным выговором, который Вивьену доводилось слышать несколько лет назад в Каркассоне. И тем сложнее было понимать архиепископа Амбрена. Вивьен сумел различить лишь то, что приезжий папский легат назвал осужденную девушку Элизой.

«А ведь Элиза сейчас где-то там, в этой толпе. Она уже видит Рени, она уже понимает, что произойдет. Она слышит, что Рени назвали не тем именем. Господи, прошу Тебя, пусть люди в толпе не выдадут ее! Сохрани ей жизнь, молю Тебя!»

Новая мысль поразила его, словно молния, и Вивьен вновь едва не согнулся от сердечной боли: а ведь Элиза, должно быть, до сих пор ждет, что ее возлюбленный – инквизитор, у которого есть какое-то подобие власти – вмешается и остановит это. Она, возможно, все еще верит, что казнь не состоится, что Рени будет спасена.

«Боже… за что?» – мучительно опустив глаза, Вивьен почувствовал, как из уголков глаз катятся слезы.

– Отче? – В его терзания вдруг ворвался голос стражника, сопровождавшего его от самой кельи. – Ведь палач – вы?

Все существо Вивьена содрогнулось от этих слов. Тем временем второй стражник протянул ему зажженный факел.

– Его Преосвященство попросил подсказать вам, когда нужно выходить на помост, если вы забудетесь… – неуверенно произнес он. – И сейчас… пора.

Вивьен рассеянно принял факел. Ноги – словно набитые соломой ноги тряпичной куклы – начали послушно выводить его в поле зрения толпы и поднимать на помост. Вивьен шел, опустив глаза. Он не смел повернуться к толпе, не смел пытаться искать Элизу.

Тело его замерло на нужном расстоянии от привязанной к столбу Рени.

«Посмотри на нее!» – приказал какой-то голос внутри Вивьена, и он безвольно подчинился. Боль будто на миг стала сильнее, но тут же отлетела еще дальше.

Рени уже не стояла у позорного столба – она словно бы повисла на путах, ноги были не в силах удержать ее в вертикальном положении без посторонней помощи. Вивьен почувствовал, что факел в его руке дрожит.

«Как же она измучена! Как слаба», – страдальчески подумал он. На задворках разума мелькнула мысль о том, что накануне вечером он не заметил, что она находилась в таком плачевном состоянии.

Вивьен понимал, что медлит с исполнением приговора. В толпе начался беспокойный шум. Нужно было исполнять приказ, иначе Sermo Generalis просто растянется до того момента, пока не организуют еще один костер.

Только не костер!..

Вивьен вгляделся в лицо Рени – лишь теперь он решился на это. Она будто почувствовала на себе его взгляд и чуть повернула голову в его сторону. Лицо ее было удивительно расслабленным и ничего не выражало, кроме усталости. Тяжелые потемневшие веки готовы были сомкнуться в любой момент, однако Рени нашла в себе силы взглянуть в глаза своему убийце.

«Предатель», – заклеймил себя Вивьен, мучительно содрогнувшись под усталым взглядом девушки.

– Прости меня… – одними губами произнес он.

Рени попыталась разомкнуть уста, словно хотела что-то сказать, но не смогла. Голова ее безвольно опустилась на грудь, и тело расслабилось, будто от пережитых мук она лишилась чувств. Вивьен знал, что как только горячие языки пламени лизнут ее кожу, она пробудится, и ей придется пережить самое страшное в своей жизни, однако малодушно решил, что если и зажигать костер, то только сейчас.

Мучительно поморщившись, он приблизился к столбу и опустил факел в несколько мест, как это обычно делали палачи. По толпе пролетели одобрительные возгласы, и послышались более воинственные выкрики. В них Вивьен уловил слова «Гори, Ведьма!» и вновь почувствовал укол боли.

«Стервятники! Негодяи!» – вопило что-то внутри него.

Ноги сами развернули его спиной к занявшемуся костру и повлекли прочь от помоста. Он толком не помнил, как сошел вниз, как прошел мимо стражников. Звуки толпы спасительно закрыли от него те крики, которые он так боялся услышать.

– Отче! – окликнул стражник будто издалека. Вивьен не обернулся. Он продолжал безвольно идти прочь от этого страшного Sermo Generalis, ненавидя себя и проклиная. – Господин инквизитор!

Он не реагировал на зов.

Руан сделал перед глазами крутой оборот, звуки смешались в единую кашу, через которую уже невозможно было что-то различить. В последний момент Вивьен осознал, что земля стремительно приближается к нему, и попытался хоть как-то скорректировать падение. Мгновение спустя все вокруг накрыла спасительная блаженная тьма.

***

Поначалу ворвавшийся в беспамятство внешний мир был темным. Вивьен почувствовал, что пробуждается, и попытался открыть глаза, но изображение перед ними до сих пор немного плыло. Он несколько раз моргнул, и лишь тогда сумел узнать пространство, в котором находится – это была та самая келья, в которой его запрели на эту ночь.

«Неужели весь этот ужас был только кошмарным сном, и сейчас он вот-вот повторится?» – облившись потом, подумал Вивьен, тут же рванувшись с жесткой койки вверх. Его встретила резкая головная боль, ударившая в затылок. Издав короткое недовольное мычание, он придержал больное место и нащупал довольно крупную шишку.

– Не стоит так резко, сын мой, – проговорил кто-то с непривычным для Нормандии южным выговором. – При своем падении ты довольно сильно ударился головой. Но лекарь сказал, ничего серьезного. Просто ушиб.

Вивьен перевел рассеянный взгляд на пожилого человека, говорившего с ним. Он был