Родом из детства - Алексей Леонидович Курилко Страница 23

Завтра всё-таки наступило. Школа не сгорела, Татьяна Степановна осталась живой-здоровой…

Я ждал маму на улице. Около школы.

Она вышла минут через сорок.

- Суки, - сказала она по дороге домой. – Полчаса одно и то же. – Мама принялась кривляться. – Вы понимаете, что если б он сорвался вниз, то нас бы посадили. – Она помолчала. – То есть они не за тебя, идиота, переживают, а за себя, родимых, беспокоятся.

Чувствуя, что мать не сердится, я слегка расслабился.

Я сказал:

- Не хотел я её пугать. Мы просто поспорили. А тут Анжела Николаевна входит…

- С кем поспорили? – спросила мама.

- С Ивашиным.

- Это очкастый такой? Похож на сына немецкого мотоциклиста.

- Нет, то Гирченко. А Ивашин полненький такой…

- В сравнении с тобой все полненькие. Это ты у меня худой, как смерть оккупантов. На что поспорили?

- На три рубля.

- Три рубля? О, майн гот! Дёшево же ты ценишь свою жизнь! Три рубля… Спорил бы уже рублей на двадцать… Три рубля… Один гроб мне обошёлся бы рублей в тридцать… И откуда у тебя деньги, хотелось бы мне знать?

- У меня денег нет, - говорю. – Но я ведь проигрывать не собирался…

- Три рубля, - продолжала мать ворчать. – Котята и те на рынке дороже.

Какое-то время шли молча. Потом мать сказала:

- Передай своему Ивашину, чтоб три рубля отдал, а то я его лично с четвёртого этажа выкину.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Самыми слабыми в нашем классе считались Юра Дынник и Антон Иванченко.

Однажды они поссорились. Началось всё, как это обычно случается, из-за пустяка. Антон сказал Юре, что тот худой, как глист.

- Сам ты глист, - обиженно буркнул Юра в ответ.

- Я не такой худой, как ты, - возразил Антон и повторил: - А ты худой, как глист.

- Сам такой, - упрямо настаивал Юра.

- Ты хоть знаешь, кто такой глист?

- Знаю. Это ты.

- Слышь, я тебя не обзывал. Просто сказал, какой ты худой.

- Сам глист, - твердил Юра. – Глистяра! И опарыш.

- А в морду?

Это звучало как предложение. Но Юра его не принял. Он просто повторил то, что Антона явно обидело.

- Опарыш.

- Нарываешься, - предупредил Антон.

- Сам нарываешься, - предупредил Юра.

- Я ж тебя побью, - сказал Антон.

- Не побьёшь, - сказал Юра.

- Размажу по стене!

- Не размажеш!

Интеллектуально эта беседа не отличалась особой оригинальностью. Что никого не заботило. Да и что поделаешь – обоим участникам этого разговора было лет по десять.

- А спорим, что побью, - сказал Антон.

- Не побьёшь.

- Так спорим!

- Кто спорит, тот говна не стоит!

Антон продолжал стоять на своём:

- Спорим, побью.

Окружающие стали подзадоривать спорщиков.

- Правильно, Антоша, ты ему наваляешь.

- Чёрта с два, - возразил кто-то. – Дыня побьёт Тоху.

- Да-да, побьёт. Давай, Дыня!

- Тоха, врежь ему!

- Дыня, урой его!

Подстрекаемые этими выкриками, Тоха с Дыней принялись пихать друг друга в грудь.

Раздался пронзительный звонок, оповещающий о конце перемены. Все тут же решили за Иванченко и Дынника, что продолжить можно на следующей переменке. Их самих никто не спрашивал. Все мальчишки нашего класса разделились на два лагеря. Одни болели за Юру Дынника, другие поддерживали Антона. Всех возбуждала предстоящая драка. Окончания урока ждали как никогда.

Лишь только прозвенел звонок, все желающие отправились за теплицу – там обычно происходили драки. По дороге подбадривали Юру и Антона. Условия простые – до первой крови.

Дрались ребята неохотно. Чувствовалось, что они уже и сами не рады тому, что затеяли выяснять, кто из них сильнее. Они даже не дрались, а скорее боролись. Но наблюдающим или, лучше сказать, болельщикам хотелось именно драки, поэтому когда Юра и Антон падали на землю, мёртвой хваткой вцепившись друг в друга, их разнимали и снова натравливали на соперника.

Переменки пролетали быстро. Для тех, кто смотрел. Потом долго-долго тянулся очередной урок. И драка за теплицей возобновлялась. Прошло четыре раунда. А победитель так и не выявился. И крови не было. Предполагалось, что после уроков времени для окончательного боя будет предостаточно. Но Юра и Антон – оба с опухшими от ударов