Вещий Олег - Павлищева Наталья Павловна Страница 25

Теперь вдвоем пойдут, побольше с собой взять можно, потому зашли еще к знакомому купцу, выменяли, что у обоих было, на муку да соль, на припасы разные и домой повернули. Идти далече, пока добирались, каждый про свое рассказывал. Сирко – как выплыл, как подобрали его рыбаки, хотя сам и не помнил того. До берега добрался, а там в забытье впал, хорошо, что люди добрые попались, отогрели, вылечили, к себе взяли. Но Сирко им отработал, много наковал да разной мелочи поделал. Те вепсины единожды в Ладогу ходили, про Олексу с семьей и Радогу страшную весть принесли. Долго маялся Сирко, не мог поверить, что не выбежали, все погорели! А этой зимой решил уходить далече, вот если б не встретились на торжище, так и ушел бы к Киеву завтра.

А Олекса ему рассказывал, как Радога в опале нечаянно оказалась. Про то, что князю понравилась, говорить не стал, ни к чему Сирку знать, решил и Талице наказать, чтоб молчала.

Меж делом спросил Сирко у Олексы, что тот искал так старательно. Смутился мужик да потом пересказал Касьяновы слова. Посмеялся Сирко, мол, я тебе дома сколь хочешь наделаю, народишь сыновей, своя дружина будет. А про гривны с молоточками сказал, что такие викинги делают, может, и верно мужскую силу привлекают. Молоточек вроде того, что Свельд и другие на поясе носят.

Зимой по болотам, если знать, можно ходить как по землице, промерзает болотина. Олекса знает, да не везде, может, оттого кружат? Или не доверяет Сирку, следы путает? Хочет тот спросить, да не решается, вроде не домой же едет и не из гостей. Олекса сам догадался, ответил и без вопроса:

– Не очень я дорогу ведаю, второй раз всего иду здесь. Лучше кругом, целее будем.

Согласен Сирко, хотя и хочется быстрей к Радоге и детям. Подумал о том, что про обоих как о своих мыслит. Снова стал Олексу про Зореня расспрашивать.

Так они долго обсуждали жизнь викингов и свою тоже, пока Олекса не показал на лес за небольшой речушкой:

– За тем лесом и огнище. Здесь чуть подале переход есть – лава с жердями, там пройдем.

Лес распахнулся неожиданно, на большой поляне еще выше на пригорке стоял двор за высоким тыном. К пришедшим бросились собаки, но, услышав голос Олексы и учуяв его запах, замолкли, только ворчали на Сирка. Тын и все, что было за ним, срублено крепко, на совесть, только не слишком расчетливо, видать, хозяину ни места не жалко было, ни леса. А чего жалеть? Вокруг и того и другого хватает. Сирко огляделся вокруг, огнище поставлено на повороте реки на пригорке, место хорошее, по другую сторону видно поле, там лес свели и сеют. Умно. За тыном стоял дом, в стороне видно скотный двор. Все занесено снегом, его не счищают, пока ростепель не наступит, так теплее.

Из дома на лай собак выскочили две женщины. От вида одной из них у Сирка сердце вроде сначала остановилось, а потом застучало так споро, что твой дятел! К Олексе бросилась Талица, но на полшаге застыла, а Радога, напротив, шагнула ближе и встала подле Сирка. Они стояли и смотрели друг на дружку молча, потом женщина вдруг всхлипнула и привалилась к нему со словами:

– Живой! Уж и не чаяла свидеть когда…

Сирко обнял ее одной рукой, другой неловко гладил непокрытые волосы, молчал, не зная, что и сказать. Олекса только хмыкнул довольно. Но тут Талица сообразила, кого привел муж, заголосила:

– Сирко?! Ты ли это? Живой?!

На голос от скотного показался хозяин, а из самого дома повыскакивали Окоря и Зорень. Женщина застыла, держа на весу руки, выпачканные мукой, видать, стряпала что, а малец бросился к матери с Сирком:

– Батя!

Теперь уже Сирко обнимал двоих, счастливыми глазами оглядывая все вокруг.

Потом долго сидели в доме, новый жилец рассказывал о своих злоключениях, ему – о своих, казалось, разговорам не будет конца. Но самое главное – Сирко держал на руках свое отражение, только маленькое, Сувор сразу признал в нем своего, пошел на колени с радостью. Одной рукой Сирко обнимал на колене маленького, а другой прижимал за плечи Зореня, впервые назвавшего его отцом. От печи на них счастливыми глазами блестела Радога, стряпавшая дорогим гостям, да и всем остальным. Пора было вечерять.

Собрались в дому все, Берень пришел, он силки проверял, много всего народу-то, шумно, весело, в тесноте да не в обиде. И то мужиков четверо, женщин трое, да детей шестеро. Как по полатям на ночь разлеглись, сразу мужики и подумали, что надобно избу расширять или еще ставить. Семей прибавилось, теперь полатей поболе надобно.

Пошла-покатилась жизнь на огнище. До весны решили кроме охоты лес для нового дома запасти. И то дело, как раз луна новая была, при ней добро лес рубить, жук-древоточец не заведется. Ко дню весеннего праздника Солнца все будет готово, чтоб начать строить. Сирко посчитал, что тот праздник и выпадает на четверг – самый удачный день для начала избы. Все вроде хорошо складывалось. Радога действительно ждала его и почему-то верила, что жив, хотя все вокруг говорили, что утоп. Сына родила на славу – крепкого, смышленого, и Зорень тоже здоров и весел, хотя ревнует Сирка к Сувору маленькому. Радога что-то долго говорила старшему, тот кивал, понял, а все одно, приглядывает, чтоб Сувору больше внимания Сиркова не досталось. Решил и Сирко с ним поговорить, объяснить, что, мол, ты уже большой, взрослый, и сам должен маленькому помогать. Понял Радогин сын все сразу, только одно спросил:

– А я твой сын?

Хотя знал, что нет, а так в лицо смотрел, что Сирко кивнул, за плечи обнял:

– Мой! Не тот отец, от кого родили, а тот, к кому сердце ляжет. Мой!

Прижался мальчонка к названному отцу всем телом, крепко прижался, почуял Сирко, что за этих людей жизнь отдаст, если понадобится. И дом поставит, и наладит все, что сможет.

За маленьким окошком непогода, ветер завывает, как раненый зверь, швыряя в лицо дождевые брызги вперемежку с оборванными листьями, тучи стелятся низко над землей, тусклое солнце едва видно над зубьями деревьев на другой стороне Волхова. А где-то в самой избе капает с крыши, протекло, видно, под капли плошку подставили, вода в воду шлепает мерно и противно, от этого еще тошнее. Кап, кап, кап – точно оставшиеся дни жизни отсчитывает. И больше никаких звуков, кроме воющего ветра снаружи. В избе никого, ее девки во дворе возятся, жена конунга дома одна. Скучно, спать уже надоело, заняться нечем. Силькизиф встала, прошлась по тесной ложнице, отодвинула оконце, в образовавшееся отверстие ветер тут же плеснул дождем, на миг показалось, что это родные морские просторы прорвались в далекую Ладогу, что ветер принес привет из Скирингссала. Силькизиф даже зажмурилась, представляя себе, как хорошо дома! Но вслед за каплями дождя в лицо полетел оторванный от березы листок. Мокрый лист прилип к лицу, жена конунга содрогнулась от неприятного ощущения, сбросила листок как что-то мерзкое, отшатнулась от оконца. Рука дернулась закрыть его, все ощущение морского воздуха пропало, на дворе ветер нес только дождевые брызги и запах Волхова и леса. Волхов не море и морем не пахнет.

Где-то все так же противно стучало: кап, кап, кап… Терпеть это не было сил, и женщина, накинув на плечи плащ, шагнула к двери. Снаружи ее встретила непогода, темно-серые тучи низко висели над верхушками деревьев, по лужам, которые кое-где стояли на земле, моросил мелкий дождь, он превращал и без того невеселую картину в совсем серую. Только плащи варягов, которые таскали под крышу какие-то тюки, видно, прибыла дань, разбивали ее яркими пятнами. Силькизиф знала, что в тюках скора – меха, которые словене поставляют Рольфу. Завтра ей будет развлечение – смотреть эту дань. Как все женщины, да и мужчины тоже, она любила запускать тонкие пальцы в плотный мех, зарываться в него лицом, вдыхать запах, чувствовать его мягкость… Пожалуй, это единственное, что может как-то примирить ее с этим краем – возможность выбирать себе меха, а не покупать их у купцов, которые заламывают немыслимые цены в Скирингссале за вот такие шкурки белки-веверицы или соболька, бобра и других. Но женщина вздохнула, это будет, если муж разрешит раскрыть тюки, а не отправит их сразу в Скирингссал, на улице осень, последним драккарам, что повезут туда добычу этого года, пора отплывать, это понимают все, потому торопятся и Рольф, и дружинники. Будь ее власть, она оставила бы лучшее себе, и только остальное отправила продавать. Но Рольф не таков, он все сделает наоборот, жене достанется то, что он решит не продавать из-за невысокой цены!