Капитал и идеология - Томас Пикетти Страница 3

Как мы увидим, политические и имущественные режимы оставались неразрывно переплетенными от досовременных* троичных* и рабовладельческих обществ до современных постколониальных и гиперкапиталистических, включая, попутно, коммунистические и социал-демократические общества, возникшие в ответ на кризисы неравенства и идентичности, которые провоцировало общество собственности.

Поэтому для анализа этих исторических трансформаций я опираюсь на понятие "режим неравенства "*, которое включает в себя как политический режим, так и режим собственности (а также образовательный и фискальный режимы) и проясняет связь между ними. Чтобы проиллюстрировать устойчивые структурные связи между политическим режимом и режимом собственности в современном мире, рассмотрим отсутствие какого-либо демократического механизма, который позволил бы большинству граждан Европейского союза (и, соответственно, граждан всего мира) принять общий налог или схему перераспределения или развития. Это происходит потому, что каждое государство-член, независимо от того, насколько мало его население или какие выгоды оно получает от коммерческой и финансовой интеграции, имеет право наложить вето на все формы фискального законодательства.

В более широком смысле неравенство сегодня сильно зависит от системы границ и национального суверенитета, которые определяют распределение социальных и политических прав. Это породило трудноразрешимые многомерные идеологические конфликты по вопросам неравенства, иммиграции и национальной идентичности, конфликты, которые сильно затрудняют достижение коалиций большинства, способных противостоять росту неравенства. В частности, этнорелигиозные и национальные противоречия часто мешают людям разного этнического и национального происхождения объединиться в политическом плане, что укрепляет позиции богатых и способствует росту неравенства. Причиной этой неудачи является отсутствие идеологии, способной убедить обездоленные социальные группы в том, что то, что их объединяет, важнее того, что их разделяет. Я рассмотрю эти вопросы в свое время. Здесь же я хочу просто подчеркнуть тот факт, что политический режим и режим собственности были тесно связаны на протяжении очень долгого времени. Эта прочная структурная взаимосвязь не может быть должным образом проанализирована без использования долгосрочной транснациональной исторической перспективы.

Серьезное отношение к идеологии

Неравенство не является ни экономическим, ни технологическим, оно идеологическое и политическое. Это, несомненно, самый поразительный вывод, вытекающий из исторического подхода, которого я придерживаюсь в этой книге. Другими словами, рынок и конкуренция, прибыль и зарплата, капитал и долг, квалифицированные и неквалифицированные рабочие, местные жители и иностранцы, налоговые гавани и конкурентоспособность - ничего из этого не существует как такового. Все они являются социальными и историческими конструктами, которые полностью зависят от правовых, налоговых, образовательных и политических систем, которые выбирают люди, и концептуальных определений, с которыми они предпочитают работать. Этот выбор определяется представлениями каждого общества о социальной справедливости и экономической честности, а также относительной политической и идеологической силой противоборствующих групп и дискурсов. Важно отметить, что эта относительная власть не является исключительно материальной; она также интеллектуальна и идеологична. Другими словами, идеи и идеологии имеют значение в истории. Они позволяют нам представить себе новые миры и различные типы общества. Возможны многие пути.

Такой подход противоречит распространенному консервативному аргументу о том, что неравенство имеет под собой "природную основу". Неудивительно, что элиты многих обществ, во все эпохи и в любом климате, стремились "натурализовать" неравенство. Они утверждают, что существующее социальное неравенство выгодно не только бедным, но и обществу в целом, и что любая попытка изменить существующий порядок вещей причинит огромную боль. История доказывает обратное: неравенство сильно варьируется во времени и пространстве, как по структуре, так и по величине. Изменения происходили быстро и так, как современники не могли себе представить еще за некоторое время до их наступления. Иногда за этим следовали несчастья. Однако в целом политические процессы, включая революционные преобразования, которые привели к уменьшению неравенства, оказались чрезвычайно успешными. Из них возникли наши самые ценные институты - те, которые сделали человеческий прогресс реальностью, включая всеобщее избирательное право, бесплатные и обязательные государственные школы, всеобщее медицинское страхование и прогрессивное налогообложение. По всей вероятности, будущее не будет отличаться от этого. Неравенство и институты, существующие сегодня, не являются единственно возможными, что бы ни говорили консерваторы об обратном. Изменения постоянны и неизбежны.

Тем не менее, подход, используемый в этой книге, основанный на идеологии, институтах и возможности альтернативных путей, также отличается от подходов, иногда характеризуемых как "марксистские", согласно которым состояние экономических сил и производственных отношений определяет идеологическую "надстройку" общества почти механически. В отличие от этого, я настаиваю на том, что царство идей, политико-идеологическая сфера, действительно автономна. При наличии экономики и набора производительных сил, находящихся в определенном состоянии развития (если предположить, что можно придать этим словам определенный смысл, что отнюдь не однозначно), всегда существует целый ряд возможных идеологических, политических режимов и режимов неравенства. Например, теория, согласно которой переход от "феодализма" к "капитализму" произошел как более или менее механическая реакция на промышленную революцию, не может объяснить сложность и многообразие политических и идеологических путей, которые мы наблюдаем в разных странах и регионах. В частности, она не может объяснить различия, существующие между колонизируемыми и колонизирующими регионами и внутри них. Прежде всего, она не дает уроков, полезных для понимания последующих этапов истории. Если мы внимательно посмотрим на то, что последовало за этим, то обнаружим, что альтернативы всегда существовали и всегда будут существовать. На каждом уровне развития экономические, социальные и политические системы могут быть структурированы по-разному; отношения собственности могут быть организованы по-разному; возможны различные фискальные и образовательные режимы; проблемы государственного и частного долга могут решаться по-разному; существует множество способов управления отношениями между человеческими сообществами и так далее. Всегда существует несколько способов организации общества и составляющих его отношений власти и собственности. Более конкретно, сегодня, в двадцать первом веке, отношения собственности могут быть организованы многими способами. Ясное изложение альтернатив может быть более полезным для преодоления капитализма, чем просто угроза его уничтожения без объяснения того, что будет дальше.

Изучение этих различных исторических путей, а также многих не пройденных путей является лучшим противоядием как консерватизму элиты, так и алиби потенциальных революционеров, утверждающих, что ничего нельзя сделать, пока не созреют условия для революции. Проблема этих алиби в том, что они на неопределенное время откладывают все размышления о постреволюционном будущем. На практике это обычно означает, что вся власть отдается гипертрофированному государству, которое может оказаться не менее опасным, чем квазисвященные отношения собственности, которые революция стремилась свергнуть. В двадцатом веке такое мышление нанесло значительный человеческий и политический ущерб, за который мы до сих пор расплачиваемся. Сегодня посткоммунистические общества России, Китая и, в некоторой