Seven Crashes - Harold James Страница 36

Гельфферих родился в 1872 году, сын купца, который в условиях коммерческого и политического энтузиазма, сопровождавшего создание Германской империи, за год до этого открыл текстильную фабрику в своем родном городе Нойштадт ан дер Вайнштрассе, на краю живописного Пфельцервальда на западе Германии. Таким образом, сын был в буквальном смысле слова продуктом предпринимательского энтузиазма эпохи Грюндерства. В детстве он был вспыльчивым и спорным, и в чем-то даже задиристым по отношению к своим младшим братьям и сестрам. По-видимому, он всегда настаивал на немецкой стороне, когда играл с оловянными солдатиками.

Первым из своей семьи он поступил в университет, читал право в Мюнхене, а затем через друга семьи познакомился с Георгом Фридрихом Кнаппом, профессором политэкономии в Страсбурге (Страсбург), который интересовался экономической историей и в 1891 году выпустил очень влиятельную книгу под названием "Государственная теория денег". Эта работа была наполнена странной новой лексикой для описания того, как именно государство создает деньги. Кнапп называл себя чарталистом или номиналистом, противопоставляя себя "металлистам", которые утверждали, что драгоценные металлы имеют собственную стоимость. Новый язык экономики был заимствован из греческого и легко поддавался осмеянию и пародированию. Так, его теория стадий развития денежного обращения: «(1) Мы предположили гилогенез платежных средств, ибо только гилические платежные средства допускают пенсаторное использование. (2) Затем появляется морфизм; только морфические платежные средства могут быть прокламаторными и, следовательно, хартальными. (3) Наконец, только в случае чартальских платежных средств гилическая основа может исчезнуть; только они, следовательно, могут быть автогенными». Репутация Кнаппа за пределами Германии, никогда не бывшая высокой, становилась все более проблематичной, поскольку его стали считать одним из тех, кого экономист Т. Э. Грегори называл «главными интеллектуальными факторами, обусловившими катастрофу инфляции». Говард Эллис в своем обзоре немецкой денежной теории заключает: «Мы никогда не должны подозревать на основании теории государства, что закон Грешема иногда прямо противоречит воле государств, или что торговля полностью отказывается от государственных денег, если они безнадежно обесцениваются».

Но видение Кнаппа о государстве как центре денежного процесса соответствовало современному запросу, который хотел национального суверенитета над деньгами и рассматривал деньги как инструмент в борьбе за власть. Это видение, которое, несмотря на все свои проблемы, регулярно находит отклик - обычно в моменты сомнений относительно направления глобализации. Аргументация Кнаппа о том, как государство создает деньги, и его объяснение замечательных последствий структурно похожи на сегодняшние аргументы в пользу так называемой Современной монетарной теории, или ММТ. Кнапп рассматривал деньги в двух различных аспектах. Во-первых, существовала внутренняя валюта, которую он называл автогенными деньгами.

Вместо того чтобы всегда подчеркивать только недостатки автогенных денег, следует иногда подумать и о том, что они все-таки делают: они освобождают нас от долгов, а тому, кто отменяет свои долги, не нужно долго думать о том, получил ли он также и субстанцию или нет. Прежде всего, оно освобождает нас от долгов перед государством, потому что государство как эмитент категорически признает, что оно как получатель позволяет себе использовать это средство платежа. Чем больше налогов в государстве, тем более актуально это обстоятельство. Создавая автогенные средства платежа, государство наделяет эти инструменты силой погашения долга.

Во-вторых, существовали международные (или, как характерно выразился Кнапп, пантополические) деньги, которыми можно было управлять только с помощью "валютного контроля", или «экстрадронного контроля». Он абсолютно отвергает любую идею о том, что существует какая-либо связь между внутренней денежной ситуацией и обменными курсами.

Анализ, разработанный в конце девятнадцатого века, имеет современную американскую параллель в Современной монетарной теории. Центральной основой является идея денежного суверенитета. Ведущий сторонник MMT, экономист Стефани Келтон, дает современному американскому читателю лингвистически сокращенную версию взгляда Кнаппа на эмансипационные преимущества внутренних денег, которые следуют непосредственно из того, что они не являются обязательством государства. Деньги и государственный долг следует рассматривать не как пассив государства, требующий от граждан уплаты более высоких налогов в будущем, а как актив, позволяющий гражданам реализовать свои мечты. Долговая часть - это фикция, которая не имеет значения. "Если бы мы захотели, мы могли бы немедленно погасить долг простым нажатием клавиши". И снова: "Национальный долг в размере шин мог бы быть погашен завтра, и никому из нас не пришлось бы вносить ни цента". Расходные возможности правительства безграничны; все, что ограничено - это производственные ресурсы экономики. «Финансирование не является ограничением; ограничением являются реальные ресурсы. Ликвидация дефицита здравоохранения потребует больше врачей первичной помощи, медсестер, стоматологов, хирургов, медицинского оборудования, больничных коек и так далее».

Но затем следует решающая оговорка: Келтон становится "экстрадронной", как Кнапп. Она продолжает утверждать, что только государства, контролирующие свой валютный рынок, могут получить эти чудесные блага. Как это похоже на Кнаппа! Подразумевается, что государства, занимающие в своей собственной валюте, имеют большое, возможно, бесконечное пространство для маневра. Пятьдесят лет назад лишь относительно немногие богатые промышленные страны могли брать долгосрочные займы в своей собственной валюте. Остальные страдали от того, что Барри Эйхенгрин и Рикардо Хаусман назвали "первородным грехом": не было уверенности рынка в прочности валюты, и они зависели от долгов, деноминированных в иностранной валюте. Сейчас большое количество государств с уровнем дохода выше среднего, например, Мексика, могут брать долгосрочные займы в национальной валюте. Но проблема не исчерпывается государственными заимствованиями: при значительных корпоративных заимствованиях экономически важной группы компаний угроза неспособности платить может создать неявное обязательство правительства вмешаться в ситуацию с помощью спасения. Если смотреть на это в таком свете, то большинство, возможно, все страны, кроме США, больше не имеют подлинного денежного суверенитета, и ММТ становится чисто американской верой. Например, Великобритания выглядит так, как будто она имеет денежный суверенитет в соответствии с подходом ММТ, но там много частных заимствований в долларах, и, таким образом, подверженность иностранной валюте, стоимостью которой правительство не может манипулировать. Позиция США совершенно иная. Долгосрочный дефицит торгового баланса США не является проблемой с этой точки зрения и возникает просто из-за желания остального мира держать доллары. Если и существует дефицит частного сектора, то он возникает из-за того, что правительство позволяет своему дефициту опуститься ниже торгового дефицита. Таким образом, существует значительное пространство для расширения бюджетного дефицита, или фискальных расходов. Опять же, это специфически американский вопрос.

Существует еще более фундаментальное возражение против этой линии монетарного анализа, чем замечание, что она может применяться только в существенно закрытой экономике. Критики в начале ХХ века быстро отметили, что Кнапп совершенно не обратил внимания на вопрос об ограничении денежной массы: Эллис справедливо заключил, что работа была "стерильной". Но это была стерильность, которая имела большие и катастрофические