Жизнь не сможет навредить мне - David Goggins Страница 4

Некоторые моменты все же бросаются в глаза, и один из них, о котором я думаю сейчас, до сих пор преследует меня. Это было в тот вечер, когда моя мама вошла в бар раньше положенного и увидела, как мой отец мило беседует с женщиной лет на десять младше ее. Труннис увидел, что она наблюдает за ним, и пожал плечами, а моя мама, чтобы успокоить нервы, выпил две рюмки "Джонни Уокер Ред". Он заметил ее реакцию, и ему это ни капельки не понравилось.

Она знала, как обстоят дела. Что Труннис переправлял проституток через границу в канадский Форт-Эри. Летний коттедж, принадлежащий президенту одного из крупнейших банков Буффало, служил ему притоном. Он знакомил банкиров Буффало со своими девушками, когда ему требовалась более длинная кредитная линия, и эти кредиты всегда выдавались. Моя мама знала, что девушка, за которой она наблюдала, была одной из девушек в его конюшне. Она видела ее раньше. Однажды она застала их на диване в офисе "Скейтленда", где почти каждый вечер укладывала спать своих детей. Когда она застала их вместе, женщина улыбнулась ей. Труннис пожала плечами. Нет, мама не была невежественной, но видеть это своими глазами всегда было неприятно.

Около полуночи моя мать поехала с одним из наших охранников, чтобы сделать банковский вклад. Он умолял ее оставить моего отца. Он велел ей уехать той же ночью. Возможно, он знал, что ее ждет. Она тоже знала, но не могла бежать, потому что у нее не было никаких независимых средств, и она не собиралась оставлять нас в его руках. К тому же у нее не было прав на общую собственность, потому что Траннис всегда отказывался на ней жениться, и эту загадку она только сейчас начала разгадывать. Моя мать происходила из крепкой семьи среднего класса и всегда была добродетельной. Он возмущался этим, относился к своим проституткам лучше, чем к матери своих сыновей, и в результате загнал ее в ловушку. Она зависела от него на сто процентов, и если бы захотела уйти, ей пришлось бы идти ни с чем.

Мы с братом никогда не спали спокойно в Skateland. Потолок слишком сильно трясся, потому что офис находился прямо под танцполом. Когда мама вошла в ту ночь, я уже не спал. Она улыбнулась, но я заметил слезы в ее глазах и вспомнил запах виски на ее дыхании, когда она взяла меня на руки так нежно, как только могла. Мой отец вошел следом за ней, неряшливый и раздраженный. Он достал пистолет из-под подушки, на которой я спал (да, вы все правильно поняли, под подушкой, на которой я спал в шесть лет, лежал заряженный пистолет!), продемонстрировал его мне и улыбнулся, после чего спрятал его под штаниной в кобуре на лодыжке. В другой руке у него были два коричневых бумажных пакета, наполненных почти 10 000 долларов наличными. В общем, это была типичная ночь.

Мои родители не разговаривали по дороге домой, хотя напряжение между ними не спадало. Мама подъехала к дому на Парадайз-роуд незадолго до шести утра - по нашим меркам, рановато. Труннис выскочил из машины, отключил сигнализацию, бросил деньги на кухонный стол и поднялся наверх. Мы последовали за ним, и она уложила нас обоих в кровати, поцеловала меня в лоб и погасила свет, а затем проскользнула в хозяйскую спальню, где застала его в ожидании, поглаживающего свой кожаный ремень. Труннис не любил, когда на него смотрела моя мама, особенно на людях.

"Этот ремень прибыл из Техаса только для того, чтобы выпороть тебя", - спокойно сказал он. Затем он начал размахивать им, сначала пряжкой. Иногда моя мама сопротивлялась, и в тот вечер она так и поступила. Она бросила ему в голову мраморный подсвечник. Он увернулся, и он ударился о стену. Она побежала в ванную, заперла дверь и прижалась к унитазу. Он выбил дверь и сильно ударил ее сзади. Ее голова врезалась в стену. Она едва пришла в себя, когда он схватил ее за волосы и потащил по коридору.

К тому времени мы с братом уже слышали звуки насилия и смотрели, как он тащит ее по лестнице на первый этаж, а потом приседает над ней с ремнем в руке. У нее текла кровь из виска и губы, и вид ее крови зажег во мне пламя. В тот момент моя ненависть взяла верх над страхом. Я сбежала вниз по лестнице, прыгнула ему на спину, впечатала свои маленькие кулачки в его спину и расцарапала ему глаза. Я застал его врасплох, и он упал на одно колено. Я зарычал на него.

"Не бейте мою маму!" крикнула я. Он повалил меня на землю, подошел ко мне с ремнем в руке, а затем повернулся к моей матери.

"Ты растишь гангстера", - сказал он с полуулыбкой.

Я свернулась в клубок, когда он начал замахиваться на меня своим ремнем. Я чувствовал, как на моей спине появляются синяки, пока мама ползла к пульту управления возле входной двери. Она нажала тревожную кнопку, и дом взорвался тревогой. Он замер, посмотрел на потолок, вытер рукавом лоб, глубоко вздохнул, застегнул ремень и поднялся наверх, чтобы смыть с себя всю эту злобу и ненависть. Полиция была уже в пути, и он знал это.

Облегчение моей матери было недолгим. Когда приехали полицейские, Труннис встретил их у двери. Они посмотрели через его плечо на мою маму, которая стояла в нескольких шагах позади него, ее лицо распухло и было покрыто засохшей кровью. Но это были другие дни. Тогда не было #metoo. Таких вещей не существовало, и они проигнорировали ее. Труннис сказала им, что все это сущие пустяки. Просто необходимая домашняя дисциплина.

"Посмотрите на этот дом. Разве похоже, что я плохо обращаюсь с женой?" спросил он. "Я дарю ей норковые шубы, бриллиантовые кольца, я надрываюсь, чтобы дать ей все, что она хочет, а она швыряет мне в голову мраморный подсвечник. Она избалована".

Полицейские хихикали вместе с моим отцом, пока он провожал их до машины. Они уехали, не допросив ее. В то утро он больше не бил ее. Да ему и не нужно было. Психологический ущерб был нанесен. С этого момента нам стало ясно, что для Трунниса и закона сезон открыт, а мы - объект охоты.

В течение следующего года наше расписание почти не менялось, и побои продолжались, а моя мама пыталась заслонить тьму светлыми пятнами. Она знала, что я