The Founding of Modern States New Edition - Richard Franklin Bensel Страница 41

Отсутствие на рабочем месте сделало институт практически полностью бездействующим.

21 февраля 1787 года Континентальный конгресс, действовавший в соответствии со статьями Конфедерации, принял резолюцию, в которой говорилось следующее:

[По мнению Конгресса, целесообразно, чтобы во второй понедельник мая следующего года в Филадельфии состоялся съезд делегатов, назначенных несколькими штатами, с единственной и явной целью пересмотра Статей Конфедерации и представления Конгрессу и законодательным органам нескольких штатов таких изменений и положений, которые, будучи согласованы в Конгрессе и утверждены штатами, сделает федеральная Конституция, адекватная условиям правительства ["Конфедерации" в оригинале] и сохранению Союза.

В период с сентября 1786 г. по февраль 1787 г. восстание Шейса изменило мнение многих членов Конгресса и отдельных штатов, и они, пусть и неохотно, поддержали предложенный съезд.

Комитет, назначенный для рассмотрения вопроса о целесообразности проведения конвента, лишь вскользь (одним голосом) рекомендовал Конгрессу направить призыв штатам. После того как Конгресс ограничил предлагаемый съезд пересмотром Статей и внесением поправок в соответствии с обычным порядком, восемь из девяти штатов, присутствовавших на съезде, одобрили этот призыв.

До того как Конгресс принял решение, только семь штатов заявили о своем намерении направить делегатов в Филадельфию. После одобрения Конгрессом еще пять штатов назначили свои делегации. Только Род-Айленд, получив довольно значительное большинство голосов в своем законодательном органе, отказался от участия. 28 марта после долгих уговоров и уговоров друзей и советников Джордж Вашингтон согласился отправиться в Филадельфию во главе делегации Виргинии. Его согласие было получено уже после того, как на призыв откликнулись десять штатов (Коннектикут и Мэриленд также были очень близки к тому, чтобы откликнуться).

Ван Клив описывает одобрение Конгрессом Филадельфийского конвента как "окончательное голосование "против" Статей Конфедерации". Континентальный конгресс решил отказаться от участия в управлении государством только потому, что считал себя неспособным проводить государственную политику, обеспечивающую эффективное управление. Конвенция в Аннаполисе также обошла стороной Конгресс, который, согласно Уставу, был единственным институтом, способным предложить реформу. Любопытно, как основатели могли одновременно апеллировать к политической легитимности в смысле личного исполнения (как бы ни была изменена) воли народа, а также, по крайней мере, явно подразумевая, признавать, что эта воля создала политическую невозможность (т.е. неспособность Конгресса реформировать себя).

В отличие от провозглашения Декларации независимости, процесс написания и принятия Конституции США был практически полностью лишен вдохновляющих эмоций. Именно страх двигал делегатами, собравшимися в Филадельфии.

с отличием служил в революционной армии, и его преданность революционным принципам не вызывала сомнений. Однако его руководство восстанием в 1786-7 гг. привело к тому, что штат Массачусетс приговорил его к смертной казни. Позже, признав его преданность революционным принципам, штат помиловал его, а федеральное правительство даже назначило ему пенсию за военную службу во время революции. Амбивалентность обеих сторон этого восстания наглядно демонстрирует неоднозначность принципов и суверенитета при переходе от колонии к штату и федеральному правительству.

В том, что делегаты посвятили свои силы и репутацию разработке новой конституции, был и страх, и расчетливая уверенность в том, что это их последний шанс сделать новую республику жизнеспособным политическим проектом. Внутри страны делегаты опасались, что народный протест против неприкосновенности частной собственности нанесет серьезный ущерб их собственным владениям и средствам к существованию, а также подорвет общее процветание общин, которые они представляли. С внешней стороны, хищнические замыслы иностранных государств угрожали самому выживанию отдельных штатов, особенно небольших, если бы они продолжали настаивать на своем отдельном существовании. Хотя делегаты часто ссылались на абстрактные понятия политического представительства, место и качество суверенитета, преимущества разделения властей между институтами, большая часть "их якобы принципиальных аргументов просто служила рационализацией выдвигаемых интересов".

Опыт народной демократии на уровне отдельных штатов после окончания войны убедил многих представителей элиты в том, что неограниченная демократия может стать, а во многих случаях и станет, угрозой для жизнеспособности республиканского правления202. Основная угроза исходила от собственности и проявлялась в двух формах: печатание бумажных денег, порождавшее безудержную инфляцию, и, в связи с положениями о законном платежном средстве, обнищание кредиторов, вынужденных принимать эти деньги в счет погашения долгов, а также простой отказ платить по этим долгам вообще, независимо от формы, которую принимали деньги. Самым серьезным и печально известным эпизодом, в котором народная демократия, казалось бы, подняла свою нелепую голову, было восстание Шейса, начавшееся в августе 1786 г. и окончательно подавленное лишь в феврале следующего года, т.е. менее чем за четыре месяца до созыва Конституционного конвента.

С одной стороны, отдельные штаты могли быть сколь угодно демократически настроены, но национальное правительство не позволяло им угрожать частной собственности. С другой стороны, конструкция национального правительства, хотя и опирающаяся, как и штаты, якобы на волю народа, будет сдерживать его волю таким образом, что угрозы этим правам никогда не достигнут такого уровня.

Несмотря на инструментальные цели, создание Конституции, тем не менее, объединяло в себе трансцендентную социальную цель, волю народа и основание нового государства. Обсуждая несколько статей и сопутствующие им положения, делегаты предвкушали процесс ратификации, в ходе которого народ одобрит их работу, тем самым поставив печать на документе, который наделит новую республику суверенитетом. С одной стороны, они признавали, что в стране уже существовала политическая культура.

В этих концепциях народной воли, помимо прочего, задавался стандарт, по которому оценивалось и принималось (или отвергалось) их творчество. Таким образом, эти представления о народной воле действовали через их предвосхищение и интерпретацию этой культуры. Однако они также ожидали, что Конституция, если она будет принята, сама изменит эту политическую культуру таким образом, что, как они надеялись, новая республика станет самодостаточной, вызывая патриотические чувства, которых почти не было при создании нового государства.

С этой точки зрения делегаты делали ставку на то, что их усилия по изменению популярной культуры не приведут к фатальному подрыву ратификации. Таким образом, Конституция должна была работать сразу на нескольких уровнях, реагируя на: популярную культуру, которая, будучи импульсивной и интенсивной, имела очень короткий временной горизонт, в котором долгосрочные последствия (в частности, изменение собственных политических установок) были в основном не важны; возведение политической структуры, которая работала бы как на практике (т.е. создавала институты и институциональные отношения, обеспечивающие эффективное управление), так и в перестройке популярной культуры (т.е, Эти различные соображения привели к дискуссиям, в ходе которых изменения в одной части рабочего проекта часто влияли на отношение к другим