The Phoenix Economy - Felix Salmon Страница 5

Жители Голгафринчама делили население на три класса. Был класс А - правители и мыслители. Был класс С, люди, которые выполняли полезную работу, обеспечивающую комфорт классу А: мясники, водители, люди, меняющие вам постельное белье. А затем был класс В, посредники: "телефонные дезинфекторы, менеджеры по работе с клиентами, парикмахеры, продюсеры усталого телевидения, продавцы страховок, кадровики, охранники, руководители по связям с общественностью и консультанты по управлению".

Класс В убедили подняться на борт космического корабля, который в конце концов упал на Землю, объяснив тем самым обилие таких людей на этой планете. Они ошибочно полагали, что класс А и класс С присоединятся к ним в космосе, тогда как на самом деле космический корабль был планом, придуманным двумя другими классами, чтобы полностью избавить Голгафринчам от людей класса В. Что касается класса А и класса С, то они остались на Голгафринчаме. Что касается классов А и С, то они остались на Голгафринчаме, но ненадолго, поскольку все население вскоре было уничтожено вирулентной болезнью, подхваченной через грязный телефон.

Идея, от которой я не мог избавиться, по крайней мере, в начале, не была идеей экзистенциального краха как следствия эпистемического высокомерия, это была просто идея, что такие мелочи, как дезинфекция телефонов, могут спасти огромное количество жизней. Только позже я начал думать о том, что все пандемии характеризовались фатальным невежеством - действительно, фатальное невежество - это не столько человеческий недостаток, сколько человеческая константа.

И наоборот, самые большие успехи пандемии были достигнуты благодаря тому, что они противоречили общему мнению, сложившемуся в предпандемические годы. В мире вакцин до появления SARS-Cov-2 исследователи мРНК изо всех сил старались, чтобы их воспринимали всерьез, а крупнейшие в мире компании по производству вакцин - такие, как GlaxoSmithKline, Merck и Sanofi- все пытались использовать более традиционные пути создания вакцин.

Отечественные фармацевтические компании эпохи Covid - BioNTech и Moderna - закончили 2019 год с оценками в 7,7 млрд долларов и 6,6 млрд долларов соответственно, что едва ли можно назвать ошибкой округления по сравнению со стоимостью GlaxoSmithKline и Sanofi в 120 млрд долларов или около того. Самые богатые и технологически развитые компании в мире фактически отвергли мРНК как работоспособную технологию - до того, как она спасла планету.

Не менее впечатляющим было то, как разрозненные структуры правительства США - обе партии в обеих палатах Конгресса, Белый дом, Казначейство и, самое главное, Федеральная резервная система - сумели объединиться, чтобы обеспечить такой уровень экономического стимулирования, который был беспрецедентным, по крайней мере, со времен плана Маршалла, если не когда-либо. Более того, эти расходы сработали: К середине 2021 года в Америке было больше хорошо оплачиваемых рабочих мест для тех, кто хотел их получить, меньше голода, меньше бедности, выше зарплаты, меньше неравенства и больше богатства для рядовых американцев, чем в докризисный период. Ни один из этих результатов не был ожидаемым - экономисты всего политического спектра были искренне удивлены тем, как быстро восстановилась экономика. Большинство из них, в результате, были вынуждены вернуться назад и провести серьезную рекалибровку своих макроэкономических моделей.

Эта конкретная пандемия должна была окончательно сломить высокомерие эпохи Google. Но против такого смирения выступила приливная волна денег, которая разлилась по стране, оставив сотни миллионов американцев богаче, иногда намного богаче, чем они когда-либо были в своей жизни. Богатство, как правило, заставляет большинство людей считать себя умными, особенно когда оно приходит благодаря спекулятивным ставкам против зерна - то, что мы наблюдали в беспрецедентном количестве во время пандемии. Криптоактивы, в частности, создали несметное количество миллионеров, ни один из которых не умел смиряться.

На каком-то уровне, конечно, взгляды на мир у всех изменились, сознательно или нет. Вспомните март 2020 года, когда мы наблюдали экспоненциальное распространение вирусов, не представляя, когда это может закончиться - наше невежество в этом вопросе было очевидным для всех. Где-то, на миллиметр ниже поверхности, большинство из нас втайне верили - без каких-либо доказательств - что человеческие знания продвинулись настолько, что мы можем справиться с вирусом-изгоем так же легко, как, скажем, с оспой. Но "мы" в этой конструкции, похоже, никогда не включало "меня". Победа в борьбе со смертельным вирусом была делом рук других людей - экспертов в области общественного здравоохранения, и особенно людей из важных агентств с аббревиатурой из трех букв, таких как ВОЗ (Всемирная организация здравоохранения) или ЦКЗ - американские Центры по контролю и профилактике заболеваний.

Первой важной вещью, которую узнало большинство людей, было то, что коллективные действия - настоящее "мы" - были центральной, необходимой частью любой успешной попытки контролировать вирус. Только когда мир остановился, когда миллиарды людей просто прекратили все свои дела и остались дома, первая, самая страшная фаза кризиса начала выравниваться.

Впереди было еще много уроков, хотя ни один из них не был столь универсальным. Как жительница Нью-Йорка, я пережила пандемию совсем иначе, чем моя сестра из Новой Зеландии, хотя, конечно, нас объединяло то, что мы не могли видеться лично более двух лет. Пандемия радикально изменила почти все аспекты нашего понимания и жизни в мире: от того, как мы думаем о смерти и болезни, до того, как мы ориентируемся в городах, от полезности доверия до власти правительств, от того, как мы ощущаем течение времени, до того, как огромные новые области нашей жизни стали опосредованными экранами. Поэтому вполне логично, что его долгосрочные последствия будут глубокими.

В международном масштабе за пару месяцев произошло больше изменений, чем за несколько десятилетий. Более или менее за одну ночь "Ковид" создал барьеры между странами и даже между внутренними государствами, подобных которым не было на памяти человечества. В таких ранее открытых странах, как Новая Зеландия и Вьетнам, был введен сверхжесткий пограничный контроль, возник вакцинный национализм - накопление излишков вакцины внутри страны, даже когда в других странах в ней была острая необходимость.

В этом смысле кризис Ковида был небольшим испытанием для климатического кризиса: Могут ли страны сотрудничать на международном уровне из коллективных интересов? Или внутреннее политическое давление сделает это невозможным? Первые данные были не очень хорошими. Попытка COVAX централизовать производство и распространение вакцин провалилась, а первые истории экономического успеха