Записки Иуды Искариота - Алексей Леонидович Курилко Страница 5

Год спустя дядя отдал меня за долги одному учёному греку, и больше мы с ним никогда не виделись.

4

Город Садаи. В нём самые богатые нищие. К концу дня каждый из них может позволить себе купить вина и женщину. Ибо и то, и другое стоит дешевле сушёных фиников.

5

А во всём мире продолжается поиск идеального бога. Ищут его среди живых и мёртвых. Среди грешников и святош. То тут, то там рождаются секты, личности и слухи.

Пророк из Египта послан прогнать римский гарнизон из Иерусалима! Некий иудей греческого происхождения предсказывает скорый конец света! Моний уводит народ в пустыню для покаяния! Но и тут Учитель всех переплюнул. Легенда его жизни растёт. Всё что угодно приписывают Иисусу. Теперь с ним сравнится только Аполлоний. Однако Аполлоний жив! Разве он может тягаться с тем, кто умер и воскрес? Чтобы воскреснуть, надо как минимум умереть.

6

В Садаи есть мудрец. Город очень гордится им. Как-то приводят меня к нему. Смотрю. Низенький. Брови косматые, глаза бесцветные.

Ты, говорит, купи вина, лепёшек и приходи один. Довольно мудрое предложение, думаю.

7

Прихожу. С вином. Выкладываю. Так, мол, и так. Зовут меня Иуда. Мне тридцать семь лет. У меня нет ни семьи, ни дома, ни друзей. И нет больше человека, который был бы мне интересен. Я не верю в Бога. Я хочу понять, кто я и для чего существую. И я боюсь смерти, даже тогда, когда не вижу смысла жить дальше. Он говорит: «Да ты философ! Наливай!»

8

— Что такое счастье?

— Всё что угодно. Пей!

………………………………………………………

— Что такое судьба?

— Бог её знает.

………………………………………………………

………………………………………………………

— А свобода! Что такое свобода?

Он неодобрительно качает головой и заявляет:

— Миф! Человек никогда не бывает свободен. Он связан.

— Что же его связывает?

— Да всё та же судьба, о которой ему ничего не известно.

Самое время возразить. И сказать, что судьба – это сам человек. И что порой последний раб в Тиберии обладает большей свободой, чем римский Прокуратор.

— Что же, по-твоему, свобода? – спрашивает он.

— Возможность выбора, – говорю.

Он не согласен. Голову наклонил и бурчит:

— Столько людей умирает во имя свободы…

—  Не понимая того, что она у них есть! Ведь и умирая, они делают выбор.

— Да! – повышает он голос. – Умирая – да! Но рождаясь?!

И мы выпиваем.

9

«Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». Так говорил Учитель.

10

Человек не животное, он умеет чувствовать, мыслить и говорить.

11

Не могу уснуть. Со мной такое случается время от времени.

12

Человек не животное.

Человек, как животное.

Человек и животное…

Человек…

Человек сам строит свою жизнь!

Человек ломает жизнь другому!

Человек ломает человека!

Человек, как животное, смертен.

Один человек бессмертен… Другой человек бессмертен…

Человек надоел до смерти.

Человека боюсь и смерти.

13

Вот что я знаю наверняка. Человек, часто думающий о жизни, рискует в ней разочароваться.

14

По дороге на рынок встречаю её. Она почти не изменилась. И эта бледность ей даже к лицу.

— Ты? (Забавный вопрос!) Я слышала, ты умер…

— Я воскрес, – говорю. – Здравствуй.

15

Я приглашаю её к себе.

Мы болтаем до темноты. Но, словно сговорившись, избегаем говорить о Нём.

16

Хочется объяснить ей, но…

Разве могут слова передать тот страх, ту боль и отчаяние, что переполняют душу.

Слова уродуют наши мысли! Молчите, люди!

Молчите, если не сказать больше.

17

И я говорю ей:

— Собаки кажутся умнее, потому что молчат.

Она говорит:

— Не стоит вести себя как животное. Расскажи о себе.

18

–– Поздно уже.

Я обнимаю её. Целую. Губы у неё холодные, безвольные… Целуя, пытаюсь её раздеть. Она не сопротивляется, но и не помогает.

–– Ты не хочешь? –– спрашиваю.

–– Не хочу.

Плевать, думаю. Другие вообще никогда об этом не спрашивают.

Треск разрываемой материи…

У неё совершенно ровное дыхание… И мокрое, солёное от слёз лицо.

19

Ничего не снилось. Сны вообще редко меня посещают. И хорошо. Без них чувствуешь себя именно отдохнувшим, а не прожившим ещё один день.

20

Кажется, я знаю, где её искать.

21

Их называют назарянами. Они собираются за городом, на Пустом Острове.

22

Как я понимаю, он у них за главного. Зовут Исааком. Он толстый. И седой. Щеки его безнадёжно обвисли, и когда он говорит, они смешно подрагивают.

— Принимаешь ли ты учение Христа?

— А в чём оно заключается?

Он терпеливо объясняет.

— Нет, – говорю, – не принимаю. Похоже на сделку…

И тут он перебивает:

— Что же тогда привело тебя к нам, Иуда?

23

………………………………………………………………..

………………………………………………………………..

………………………………………………………………..

24

— Его жизнь была и бледна, и незаметна для большинства нормальных людей. Не жизнь, а смерть явилась источником религиозного суеверия. Смерть дала Ему возможность воскреснуть! Смерть, как обычно, унесла с собой Человека, а взамен оставила Образ.

Входит она, и я умолкаю. Молчание длится целую вечность. Целую вечность, если не дольше.

— Зачем ты пришел?

— Я пришел за тобой.

— Что?

— Ты нужна мне!

— Вот-вот, ты всегда думал только о себе! Уходи, Иуда…

……………………………………………………………………….

……………………………………………………………………….

………………………………………………………….

25

— Мне жаль вас. Все вы слабые и трусливые люди. Хотите верить в другую жизнь, ибо в этой жизни ничего не достигли. Мир жесток, а борьба не для вас. После удара по правой щеке вы подставляете левую. Вы надеетесь, что, видя вашу покорность, вас не ударят дважды. Но повторяю: мир жесток… И скоро вам захочется умереть. Однако ваш Бог был не глуп. И недаром предупреждал, что наложивший на себя руки совершает тяжкий грех.

« Уходи, Иуда», – повторяют они. И я ухожу.

26

Напрасно всё.