Монах - Мэтью Грегори Льюис Страница 63

его запястьях и лодыжках были алмазные браслеты, а в правой руке он держал серебряную ветвь мирта. От него исходило ослепительное сияние, его окружали подсвеченные розовым облачка. Амброзио был очарован зрелищем, столь непохожим на то, чего он ожидал; однако, как ни прекрасен был дух, монах заметил дикий блеск в его глазах и печать таинственной печали на лице – это был падший ангел, и смотреть на него без тайного страха было невозможно.

Музыка стихла. Матильда обратилась к духу и получила ответ. Язык, на котором они говорили, был монаху незнаком. Она, по-видимому, чего-то требовала, а дух не хотел повиноваться. Он бросал на Амброзио сердитые взгляды, от которых у монаха замирало сердце.

Матильда разгневалась; она говорила громко и властно и, судя по жестам, грозила духу какими-то карами. Это дало желаемый результат. Дух опустился на одно колено и с покорным видом протянул девушке миртовую ветвь. Как только она взяла ветвь, вновь послышалась музыка; густое облако скрыло духа, голубое пламя угасло, и тьма воцарилась в пещере. Аббат застыл на месте, словно скованный радостью, тревогой и удивлением. Наконец тьма отступила, и он увидел стоящую рядом Матильду в рясе, с миртом в руке. От заклинания не осталось ни следа, своды освещали теперь только слабые лучи могильной лампады.

– У меня все получилось, – сказала Матильда, – хотя и с большим трудом, чем я ожидала. Люцифер, которого я призвала, поначалу не хотел исполнить мой приказ; чтобы добиться его послушания, пришлось прибегнуть к самым сильным чарам. Они подействовали, но я пообещала больше не вызывать его для помощи тебе. Так что уж постарайся получше распорядиться этим единственным шансом. Мое магическое искусство отныне тебе бесполезно; в будущем ты сможешь рассчитывать на помощь сверхъестественных сил, только если вызовешь их сам и примешь условия их службы. Этого ты никогда не сделаешь. Тебе недостает силы духа, чтобы заставить их подчиниться, и если ты не заплатишь указанную ими цену, они не станут твоими добровольными слугами. Только один раз согласились они послужить тебе, так что держи средство, которое подарит тебе новую любовницу, и гляди не оплошай!

Эту сверкающую ветвь ты должен будешь взять в руки, и тогда все двери распахнутся перед тобою. Завтра ночью ты войдешь в спальню Антонии; там трижды подуешь на мирт, произнесешь ее имя и положишь ветвь на подушку. Антонию немедленно скует беспробудный сон, и она не сможет тебе сопротивляться. Во сне она пробудет до зари, и ты успеешь удовлетворить свои желания, не опасаясь быть обнаруженным; ибо, когда дневной свет развеет чары, Антония поймет, что ее обесчестили, но не будет знать, кто над нею надругался. Будь же счастлив, мой Амброзио, и пусть эта услуга докажет тебе, что дружба моя бескорыстна и чиста.

Аббат взял талисман, выразив благодарность только взглядом. От всего пережитого его взяла такая оторопь, что он не мог пока ни говорить, ни вполне оценить полученный дар. Матильда забрала лампаду и корзинку и повела его прочь от таинственной пещеры. Она вернула лампаду на прежнее место, и дальше они пробирались в потемках до подножья винтовой лестницы, на которую уже упали первые лучи восходящего солнца. Матильда и аббат быстро поднялись наверх, вышли из склепа, затворили дверь и вскоре уже были у западного корпуса монастыря. Никто не встретился им, и они спокойно разошлись по своим кельям.

Путаница в мыслях Амброзио теперь начала проясняться. Он порадовался благополучному завершению авантюры и, поразмыслив над свойствами волшебной ветви, решил, что Антония уже в его власти. Воображение воссоздало те образы тайных прелестей, которые выдало ему зачарованное зеркало, и он с нетерпением ждал наступления полуночи.

Конец второго тома

Том III

Глава VIII

Трещит сверчок, и дух усталый ищет

Во сне отдохновенья. Так Тарквиний,

Раздвинув полог тихо, разбудил

Невинность оскорбленьем. Киферея!

Ты украшенье ложа своего,

Ты лилий чище и белее простынь.

Уильям Шекспир, «Цимбелин», перевод Н. Мелковой

Розыски, предпринятые маркизом де лас Ситернас, ничего не дали. Агнес была потеряна для него навсегда. Отчаяние подорвало здоровье Раймонда, и его свалила долгая и тяжелая болезнь. Из-за этого он не смог навестить Эльвиру, как намеревался; а она, не зная причины, сочла это признаком пренебрежения и глубоко опечалилась. Лоренцо же из-за смерти сестры не известил дядю относительно брака с Антонией и, не имея разрешения герцога, не посмел нарушить запрет матери; поскольку он не давал о себе знать, Эльвира пришла к выводу, что он либо нашел лучшую партию, либо ему велели забыть о ее дочери.

С каждым днем Эльвире становилось все труднее думать о судьбе Антонии; правда, пока она пользовалась покровительством аббата, разочарование относительно Лоренцо и маркиза не так тяготило ее. Но теперь она утратила и эту опору. Не сомневаясь, что Амброзио намеревался погубить ее дочь, и сознавая, что после ее смерти Антония останется без друзей и защиты в этом гнусном, изменчивом и развратном мире, она не могла побороть горечь и ожесточение, переполнявшие ее сердце. В такие моменты мать часами просиживала, не сводя глаз с ненаглядной доченьки, якобы слушая ее милый лепет, а на самом деле думая о том, что в любую минуту бедствия могут обрушиться на нее. И она внезапно обнимала свое сокровище, приникнув головою к груди дочери, и орошала ее слезами.

Между тем готовилось событие, которое, знай Эльвира об этом, успокоило бы ее. Лоренцо дожидался теперь лишь удобного момента, чтобы поговорить с герцогом; однако неожиданное обстоятельство заставило его отложить объяснение еще на несколько дней.

Болезнь дона Раймонда набирала силу. Лоренцо не отходил от его постели с истинно братской заботой. И причину, и последствия недуга брат Агнес воспринимал очень остро; но и Теодор горевал не менее искренне. Добрый паренек ни на минуту не прекращал своих забот о хозяине, всеми способами стараясь облегчить его страдания.

Любовь маркиза к пропавшей невесте была столь глубока, что, по общему мнению, пережить эту потерю он не мог. Его удерживала от гибели только уверенность, что она жива и нуждается в его помощи. Хотя окружающие в это не верили, они не мешали ему думать так, ибо иного утешения для него не находили. Изо дня в день ему докладывали, будто поиски продолжаются; выдумывали новые истории о возможной судьбе Агнес, о попытках проникнуть в обитель; докладывали, почему они не удались, намекали, что вот-вот… Этого хватало,