Записки Иуды Искариота - Алексей Леонидович Курилко Страница 8

Я наклонился вперёд и медленно проговорил:

–– Именно из любви.

–– Интересно…

–– Но не к нему, –– добавил я, –– а к истине.

………………………………………………………………………………………….

………………………………………………………………………………………….

20

Я сказал:

–– Если любовь и ненависть – суть две стороны одной медали, тогда – да, я ненавидел Иисуса. И я погубил его, ибо fiat veritas, pereat vita. Пусть свершится истина, хотя бы погибла жизнь.

21

Затем спросил я, какова будет плата. И Менахем спокойно назвал большую сумму, от которой я вроде как обезумел: попросил её удвоить и выдать половину вперёд. Помедлив, Менахем, к моему удивлению, сразу согласился. Ударили по рукам. После чего я набросился на еду, ибо у меня разыгрался зверский аппетит. И было вкусно.

22

Темница – не темница, но помещение глухое и мрачное.

Крепкий засов на двери. Грязь кругом, сырость…

Радует лишь слабый огонёк. Он, не разгоняя крыс и полумрак, нервно пляшет, к себе приковывая взгляд.

Пишу. Сидя за грубым столом, ноги подобрав под себя.

Узник на одну ночь. Ещё одна вынужденная необходимость.

Менахем признался, многие братья настаивали на том, чтоб ничего Иуде не платить и держать его взаперти, пока всё не напишет. Но Менахем, прирождённый оратор, убедил их, что птица на воле поёт слаще. Я поспешил его поблагодарить и заверить: решение Менахема мудрое; доверие, оказанное Менахемом, оправдаю; надежды, возлагаемые Менахемом, тоже… В общем, рассыпался перед ним песком сахарным и был противен сам себе, ибо задним числом здорово перетрусил.

Завтра же принесут мне Матфеево благовествование и деньги. И отпустят меня на все четыре стороны. А через три месяца – не позже – я должен буду закончить свой труд и вернуться в этот дом с одной из четырёх сторон, чтоб получить вторую половину обещанной суммы.

23

Ясно мне теперь, что если б и отказался я, меня всё равно б заставили это сделать. И уже не за деньги, но бесплатно! И писал бы я не где хотел… и что хотел, но под надзором строгим и вернее всего под диктовку.

24

О, как я одинок! Я одинок… как… Бог…

25

Денег же этих мне хватит лет на пять. Пять лет жизни свободной и безбедной. Пять лет, а там посмотрим…

Будьте как птицы, говорил Иисус. Те вон тоже не жнут, не сеют, не собирают в житницы, и всё-таки сыты, ибо Отец Небесный их питает.

Словом, будет день – будет и пища. Думал я так и до встречи с Иисусом.

26

Не то чтобы я человек ленивый. Вовсе нет. И труда физического я отнюдь не боюсь. Мне даже нравится ощущать силу свою во время работы. Однако хлеб добывать в поте лица –– унизительно. (Не даром Богом сие было назначено Адаму как одно из наказаний. Это кара Небесная за непослушание.) Порой вместо того, чтобы наняться к кому-нибудь в работники, я голодаю по несколько дней, надеясь Бог весть на что. И откуда во мне эта, присущая аристократам, черта?

27

И заметил я, что пишу чаще. Гораздо чаще, чем раньше. Чаще и больше. Должно быть, это возраст даёт о себе знать. Старики вечно болтают без умолку, точно дети.

Но в болтовне стариков и детей всё же есть разница. Дети стараются задать как можно больше вопросов. Вопросы же подчас совершенно глупые. А старики стараются дать как можно больше советов. И советы эти тоже подчас… совершенно…

Попросил принести мне вина. Выпить мне необходимо… Чуть-чуть. Чтоб разогнать тоску, неизвестно откуда взявшуюся.

28

Старики и дети.

Дети хотят всё знать.

Старики всё знают.

Дети хотят стать стариками.

Для нас старики - как дети.

Для детей мы уже старики.

Старики только думают, что всё знают.

Дети только знают, что думают.

Детей у меня нет… а я уже старик…

29

Смею даже предположить, что дети умней стариков.

В детстве я всегда знал, чего хочу. Теперь я не всегда это знаю.

В детстве я знал, как поступлю, когда увижу, что в реке тонет человек. Теперь я не уверен, что поступлю именно так.

В детстве я всегда знал, чем себя занять, когда делать было нечего. Теперь же я не в силах убить время. И время убивает меня.

В детстве я даже знал, чем питаются ящерицы. Теперь не знаю. Забыл…

30

А эскулап-то соврал. Мне хоть и худо невероятно, но я всё-таки жив, слава Богу. Жив…

31

Спрашиваю Менахема, что случилось с остальными учениками назаретянина. Но ему ничего о них не известно. Он обещает узнать что-нибудь.

32

Не таков был Иисус на самом деле.

Я вовсе не утверждаю, что всё написанное Матфеем – ложь. Не ложь написана им, но полуправда.

Да, Он исцелял, но и сам был подвержен хвори.

Да, Он ходил по воде (чего я, кстати, не видел), но ходил и в кусты справлять нужду, а однажды из-за протухшей рыбы его, как и всех нас, мучили рвота и понос.

Да, проповедовал милосердие, но торговцев из храма Иисус прогнал кнутом, и в гневе Он выкрикивал такие слова, от которых даже я краснел, точно девушка.

У Матфея Он не живой и однобокий какой-то. А ведь Он умел быть как добрым, так и злым. Он любил и ненавидел. Он был живым. Я видел его слёзы. Я слышал Его смех.

33

Вот что удалось узнать.

Синедрион за богохульство приговорил к побиванию камнями Иакова и Андрея. Иаков продолжает проповедовать. Андрей же вернулся в Галилею.

Иоанн с матерью и сестрой Иисуса живёт в Иерусалиме. Дом его вечно полон людей. Одни приходят, другие уходят. Кто такие, зачем приходили и куда потом идут – это пока неизвестно.

В Иерусалиме обитал и Пётр. Год назад был заключён под стражу в южную башню городской тюрьмы, где содержатся приговорённые к смерти. Спустя месяц Пётр был освобождён. Ходят слухи о чудесном явлении. Будто бы два ангела в белых одеждах, взяв Петра за руки, провели его прямо сквозь стены тюрьмы.

Менахем считает, что Пётр дал согласие на сотрудничество с властями. И всё. Обыкновенная история.

Об остальных учениках ничего толком не слышно. Разносят учение Христа. Себя называют апостолами.

34

Красноречивей всего о нас говорит то, как