Развод. Право на отцовство - Рита Нестерова Страница 8

Мои страхи, к счастью, оказались ложными, так как буквально через несколько секунд в кабинет вошла доктор в белом халате.

– Так, что тут у нас? – спросила она, надевая резиновые перчатки и поправляя маску на лице, которое я так и не смогла увидеть.

– Что тут происходит?! – крикнула я, обретая, наконец, голос.

– Аборт, милочка, аборт, – произнесла она так равнодушно, словно проводила такие процедуры против воли каждый день. Жестокая женщина.

От ее слов меня моментально бросило в пот и перехватило дыхание, заставляя мое сердце учащенно и надрывно колотиться с перерывами.

– Нет! Я не соглашалась на аборт! Прекратите! Нет!

Я кричала изо всех сил, лишь бы меня кто-нибудь услышал и спас, даже не вспомнив про предупреждения медбратьев, что никто меня не услышит.

– Не надо кричать, – сморщилась женщина и взяла в руки щипцы, – всё будет быстро и максимально безболезненно, не волнуйтесь…

– Нет! Нет! Нет!

Я практически ревела, чувствуя, как холодеют от ужаса конечности, но никто не обращал на меня внимания. Словно я и не человек вовсе. А те два санитара… они просто стояли у входа в кабинет и смеялись, о чем-то переговариваясь и периодически посматривая на меня.

Я уже начала чуть ли не захлебываться от собственных рыданий, пытаясь дергать ногами, чтобы сбить женщину с ног, но, к счастью, сделать ничего она не успела. В этот момент дверь кабинета чуть ли не вышибли с той стороны, и она громко ударилась о стену, срываясь с петель.

– Что тут происходит?! – прозвучал до боли знакомый голос.

Гордей. Неужели случилось чудо, и он каким-то образом так вовремя подоспел? Еще никогда я не была так рада видеть мужа. Даже забыла о его измене, ведь прямо сейчас это было неважно. Главное, чтобы не случилось непоправимое, а обиды я придержу на потом.

– Гордей! Гордей! Они хотят убить нашего ребенка! – тихо засипела я из последних сил, но он услышал.

Докторша отложила щипцы и растерянно посмотрела сначала на медбратьев, а затем на Гордей, словно не верила, что кто-то прервал незаконную операцию.

– Посторонним сюда вход воспрещен! Уходите! – не нашла она ничего лучше, чем напасть на него.

– Воспрещен? – холодно произнес Гордей, и я узнала этот голос. Он был на пике ярости. – Закрой свой рот и пошла вон отсюда, пока я не свернул твою цыплячью шею. И амбалов прихвати, вас уже ждут на выходе. И не надейся на защиту Ржевской, она тебе не поможет. Пошли вон!

Его рык был настолько пугающ, что медбратья отшатнулись, прижимаясь к стене, а, заметив снаружи охранников, даже не стали дергаться и пытаться сбежать. Было просто некуда. Окна зарешечены, а выход был всего один.

Я продолжала плакать, но уже от облегчения, что всё обошлось. Не могла остановиться, хоть и боялась, что вызову тем самым преждевременные роды.

Я не стала сопротивляться, когда Гордей взял меня на руки и сам понес в палату. Прикрыла глаза, чтобы не видеть медперсонал, который отныне вызывал у меня лишь страх и тревогу, а очнулась уже, оказавшись в кровати.

– Сонь, с тобой всё в порядке? – вывел меня из сонного состояния Гордей. – Они ничего не успели сделать, милая?

Каждый раз после перенесенного стресса меня тянуло в сон, так что я просто медленно покачала головой.

К счастью, разговор продолжать нам не пришлось. Вскоре в палату вошла обеспокоенная мама.

– Присмотрите за ней, пожалуйста, и никого не подпускайте к ней. Я разберусь с главврачом и объясню всё полиции.

– Конечно, Гордей, иди, я не отойду от Сонечки ни на шаг.

Гордей ушел, оставив нас одних, а мама погладила меня по волосам успокаивающим жестом.

– Дочка, что случилось? Мне толком ничего не сказали, так что я в курсе лишь, что ты внезапно исчезла из палаты, – обеспокоенно спросила она.

Я так много хотела рассказать маме, но ее вопрос заставил меня снова расплакаться, на этот раз от жалости к себе. Успокоившись, я приняла решение больше ничего не скрывать. И быстро заговорила, боясь передумать.

– Мне нужно кое-что тебе рассказать, мама. Гордей мне изменяет.

Всё. Нет пути назад.

Мама смотрела на меня не мигая и молчала. Долго молчала. Я аж нервничать начала, чувствуя страх, что она не поверит и встанет на сторону Гордея.

– Ты уверена, дочь? – спросила она тихо серьезным тоном, и взгляд у нее разочарованный.

Меня аж отпустило, накрывая волной облегчения, и я расслабленно откинулась на подушку.

– Я видела это собственными глазами, – прошептала я и прикрыла глаза, позволяя слезам покатиться вниз по щекам. – Хотела удивить мужа снимком, а в итоге он удивил меня.

– Мне очень жаль, милая.

Мама обняла меня, крепко прижимая к себе, а мне показалось даже, будто на ее глаза навернулись слезы. То ли смесь жалости ко мне, то ли боль за меня.

– Ты поэтому спрашивала меня, общаюсь ли я со знакомым из минздрава?

Я благодарна маме, что она не терроризирует меня вопросами, и впервые даже рада, что с подругами у меня как-то не сложилось с самого детства.

Что в садике, что в школе, что в университете девчонки всегда меня сторонились, и я никогда не понимала почему. Вроде не кривая, не косая, но единственные, с кем могла водить дружбу – это парни. И то те испарились, как только у меня появился Гордей.

Так что единственным моим другом и советчиком всегда была мама. Обычно девушки были папиными дочками, а вот со мной всё было ровным счетом наоборот.

Мама – это моя опора и поддержка, на которую я всегда могу положиться.

Так что мне стало стыдно, что я заподозрила ее в том, что она может принять сторону Гордея и начать его оправдывать. Нет.

Это не в стиле моей мамы.

Она всегда будет на моей стороне. Что бы ни случилось.

– Нет, мам, – собравшись с мыслями, ответила я на ее вопрос. – С Гордеем всё ясно, даже обсуждать нечего. Развод и точка. Просто меня из больницы не выпускают.

– Так тебе рано выписываться, солнышко.

Мягкий голос мамы действует на меня успокаивающе, и