Повесть о прекрасной Отикубо. Повесть о старике Такэтори - Автор Неизвестен Страница 9

«Ах, вот оно что! Дождь, видите ли, помешал! А разве не говорит старая песня:

Пусть льется дождь еще сильней.

Я встречусь все равно

С моей любимой.

Но у господина сакон-но сёсё нет сердца! Ты пишешь самым беззаботным образом, что явишься к нам один. Навлек на мою госпожу такое несчастье, а самому и горя мало! О, недаром поется в песне:

Но если этой ночью

Ты не придешь ко мне,

Что ждать тебя напрасно?

Так он не изволит прийти даже на третью ночь! Ну и пусть!»

Отикубо написала только:

Ах, часто и в былые дни

Роняла я росинки слез

И смерть звала к себе напрасно,

Но дождь печальной этой ночи

Сильней намочит рукава.

Письма эти были доставлены поздно вечером. Уже минул час Пса[20].

Когда Митиёри при свете огня увидел стихотворение Отикубо, его сердце переполнилось жалостью к ней.

Прочтя письмо жены меченосца, он заметил:

– Здесь много несправедливых упреков, но ведь нынче и в самом деле третья ночь! Пропустить ее не предвещает ничего хорошего.

Дождь полил еще сильнее. В печальной задумчивости юноша полулежал, опершись щекой на руку.

Меченосец, тяжело вздохнув, собрался было отправиться в дорогу один, но Митиёри окликнул его:

– Подожди немного! Ты что хочешь делать? Идти туда?

– Да, я хочу сказать им несколько слов в утешение.

– Ну, в таком случае и я с тобой.

– Вот это отлично!

– Достань мне большой зонт. Я сейчас переоденусь. – И с этими словами Митиёри прошел в глубь дома, а меченосец отправился искать зонт.

Между тем Акоги, не зная, что Митиёри решился прийти пешком, несмотря ни на что, громко жаловалась:

– Ах, проклятый дождь!

Отикубо увидела, что Акоги выходит из себя от досады, и, стараясь скрыть огорчение, спросила:

– Отчего ты так бранишь его?

– Да если б он еще моросил понемногу! Так вот нет же, как назло, хлынул потоком, противный!

Отикубо еле слышно прошептала слова из одной песни о любви:

Узнав о печали моей,

Дождь пролил потоки слез…

«Что у нее на сердце?» – смутилась Акоги и молча прилегла, подперев голову рукой.

Между тем Митиёри скинул с себя верхнюю одежду, надел взамен простое некрашеное платье и пустился в дорогу в сопровождении одного только меченосца. Спрятавшись от дождя вдвоем под одним огромным зонтом, они потихоньку открыли ворота и крадучись вышли на дорогу.

Стояла непроглядная тьма. Спотыкаясь, путники еле брели по скверной, усеянной выбоинами дороге, как вдруг на перекрестке им попалась навстречу ватага каких-то челядинцев с факелами в руках.

Крича во все горло, они сгоняли прохожих с дороги; видно, должна была проехать важная персона.

Улица была такая тесная, что укрыться от них было негде. Митиёри и меченосец попробовали было пройти незамеченными вдоль стены, прикрываясь зонтом, чтобы их не узнали в лицо, но стражники загалдели:

– Эй вы там, прохожие люди! Куда это вас несет ночью в темноте под проливным дождем? И почему вы только вдвоем? Хватай их!

Что было делать! Пришлось остановиться, как было приказано, на самом краю дороги. Стражники, размахивая факелами перед самым их носом, орали:

– Гляньте-ка, да у них ноги совсем белые! Выходит, это не грабители с большой дороги.

Но один возразил:

– Так что же! У домушников ноги всегда белые.

Митиёри с меченосцем попробовали было пройти дальше, но стражники крикнули:

– Наглецы! Как вы смеете стоять во весь рост! А ну, кланяйтесь в землю, живо! – И давай молотить кулаками по зонту.

Хочешь не хочешь, пришлось бить челом на грязной, покрытой навозом дороге.

Но грубияны не унимались:

– А-а, вы еще нарочно зонтом загораживаетесь! – И потянули зонт в сторону, так что оба молодых человека свалились прямо на груду навоза.

А стражники, освещая их огнем факелов, издевались над ними:

– Вон на том, глядите, шелковые штаны. Это какой-нибудь бедняк вырядился так, чтобы пойти к своей любовнице.

Наконец они ушли, и путники могли подняться на ноги.

– Это, видно, начальник дворцовой стражи делал ночной обход, – разговаривали они между собой, смеясь. – Душа в пятки ушла от страха. «Домушники с белыми ногами». Ловко придумали. Вот потеха!

– Ну, идем скорее домой! – воскликнул Митиёри. – Мы перемазались в навозе. От нас дурно пахнет. Если явимся в таком виде к нашим возлюбленным, то нас ждет плохой прием. Еще, чего доброго, отвернутся от нас.

Меченосец прыснул от смеха.

– О нет! Если мы придем в такой проливной дождь, то докажем нашу преданность. Им покажется, что от нас исходит не вонь, а сладчайшее благоуханье. К тому же мы уже прошли более половины дороги. Домой возвращаться – дальше. Прошу вас, будем продолжать наш путь.

Митиёри согласился с ним в душе, что жалко будет упустить такой случай доказать Отикубо, насколько глубока его любовь, и снова пустился в дорогу.

Ворота были уже закрыты на ночь, и они с трудом достучались.

Меченосец провел молодого господина в свою комнату.

– Прежде всего нам нужна вода, – сказал он и, обмыв ноги Митиёри, помылся сам.

– Встанем утром пораньше и уйдем затемно. Нечего мешкать. Вид у нас самый плачевный, – решил Митиёри и постучал в окно комнаты своей возлюбленной.

Отикубо была полна печали, думая, что ее покинули – так скоро и так жестоко! Но больше всего она боялась, что строгая мачеха все узнает…

Бедняжка глаз не могла сомкнуть.

Уткнувшись в свою подушку, она заливалась слезами.

Акоги, огорченная тем, что все ее труды пропали даром, лежала, опершись на руку, напротив своей госпожи. Услышав стук, она проворно вскочила.

– Что это? Кажется, в окно постучали…

– Отоприте! – послышался голос.

Изумленная Акоги подняла решетчатую створку, и Митиёри появился в комнате, но в каком виде! На нем сухой нитки не было.

«Неужели пешком?» – подумала Акоги. Чувство радостной благодарности переполнило ее сердце до краев.

– Как случилось, что вы так промокли? – спросила она.

– Да вот твой муж, Корэнари, все тревожился, что ему предстоит строгий расчет с твоей госпожой, и мне стало его жаль. Я тоже закатал свои хакама до самых колен, подвязал шнурками – и в путь! Но по дороге упал прямо в грязь, – говорил он, торопливо раздеваясь. Акоги накинула на него одежду своей госпожи.

– Дайте сюда, высушу! – сказала она, принимая от него сырое платье.

Митиёри подошел к своей возлюбленной и сказал с упреком:

– Разве я не заслужил