Крез - Я - аферист. Признания банкира Страница 2

Обменявшись со мной мнениями о слетевшихся на курорт красотках, Нуриэль перешел к своей любимой теме — падению американской империи.

Я не мог поверить, что состояние американских банков соответствует его описанию, что Комиссия по ценным бумагам и биржам — жандарм Нью-йоркской биржи — не выполняет свою работу и что правительство Буша ничего не понимает в происходящем. Я старался не подталкивать его к развитию этой темы и предпочел перевести взгляд и разговор на ножки дефилирующих мимо нас девушек. Вот уже два года подряд Нуриэль упорно пророчил закат капитализма, а все внимали ему с полным безразличием. Он мне очень нравился, но я совершенно не верил в его россказни. Мои французские собратья величали Нуриэля авгуром в насмешку над его сумрачным и многозначительным видом. Окружающее нас благополучие ежесекундно противоречило его предсказаниям. Да, конечно, ипотечный кризис, неожиданно разразившийся в прошлом году, вроде бы подтверждал его правоту, но уверенность в себе нас не покидала. С нами ничего не могло случиться.

Это было летом. Мы сохраняли полное спокойствие. Разве не нам принадлежит мир?

2. МАЛЕНЬКИЕ СЕКРЕТЫ БАНКИРОВ

Вообще-то я с удовольствием вернулся в свой офис. Сколько ни критикуй Банк, он все равно остается моей вселенной, моим средством к существованию и главным развлечением. Это было двадцать третьего августа. Изабель предпочла бы еще позагорать, но Хлоя торопилась в Париж, чтобы побегать по магазинам за всякими модными канцелярскими штучками к началу занятий. На обратном пути мы сделали небольшой крюк — заехали в Швейцарию. Мне нужно было уладить в Женеве несколько дел. Я назначил две важные встречи. Первую — на улице Роны, в знаменитом бутике Jaeger-LeCoultre. Два года я мечтал о покупке одной из самых потрясающих в мире моделей с турбийоном — Reverse с тремя циферблатами. Культовые часы. Восемнадцать дополнительных функций и три циферблата — для текущего времени, времени восхода и захода солнца и для вечного календаря. Шедевр, выпущенный всего в нескольких сотнях экземпляров, заказанный и оплаченный наличными всеми миллиардерами планеты задолго до его появления в бутиках. Я умею ждать, и в конце концов получил вожделенные часы. Перед тем как направиться к кассе, немного постоял у прилавка в благоговейном молчании. Один на один с моими Reverse. Они обошлись мне в 335 тысяч евро. Понятно, что большинству цена покажется высокой. Однако она вполне вписывалась в мои возможности. К тому же эти часы не похожи ни на какие другие. Квинтэссенция роскоши.

Вторая назначенная мной встреча выглядела более ординарно. Мне предстоял ужин с моим другом Конрадом Хуммлером.

Бывший топ-менеджер UBS[3], он в 1990 году сбросил с плеч этот тяжелый финансовый груз, чтобы заняться Wegelin & Со, самым старым частным банком Швейцарии, который в то время был и одним из самых скромных. Менее чем за двадцать лет Wegelin вошел в число главных центров управления крупными состояниями. Это достижение привело Конрада на пост главы ABPS, Ассоциации частных банков Швейцарии. За границей Конрад абсолютно неизвестен, а на родине его считают банкиром-оригиналом, анархистом и нахалом. Неожиданная характеристика для одного из самых мощных финансистов Женевы, умеющего разговаривать жестко и бить сильно.

Выйдя из лифта отеля "Нога-Хилтон" на набережной Монблан и сделав несколько шагов, попадаешь в роскошный и одновременно сомнительный бар. Здесь можно встретить и бандитов, одетых, с их точки зрения, как деловые люди, и высокопоставленных функционеров ФАО[4], чья обязанность — бороться с голодом в мире, и пару-тройку изысканных созданий в поисках возможности с выгодой завершить вечер. Любопытно, что местные банкиры тоже жалуют это странное заведение — вероятно, из-за его экзотической атмосферы. И аромата смутной опасности, приглушенной и едва ощутимой, в женевском стиле.

Зато ресторан — место более спокойное и солидное. В тот вечер мы с Изабель пришли чуть раньше. У супругов со стажем не так много тем для разговора, но потрясающий вид на Женевское озеро скрасил ожидание. Конрад с женой должны были присоединиться к нам в восемь. Стоит заметить, что в Швейцарии это час ужина. И вот теперь ресторан постепенно пустел, потому что швейцарцы самым трепетным образом относятся ко времени, отведенному на сон. Странно было, что такой пунктуальный человек опаздывает. Причем сильно опаздывает. Больше чем на полчаса, пробормотала Изабель, которую эта неожиданная задержка начинала раздражать.

— На него не похоже. Ты уверен, что вы договорились на сегодня? Позвони ему, Дамьен, тут что-то не так.

Наши отношения с Конрадом основывались на глубоком взаимном доверии. Иногда он рассказывал мне крайне важные и в то же время весьма пикантные истории из жизни финансового рынка. Его доверие объяснялось свойственной нам обоим любовью к скрытности. Этот принцип, естественно, распространялся и на наших жен, что даже не требовало обсуждения. Я всегда придерживался мнения, что Изабель не нужно знать о том, что происходит в Банке. Непубличная сторона моей профессиональной жизни, будь она почтенной или не очень, ее не касается.

— Почему он не звонит? А она? Могли бы предупредить. Очень странно, такие воспитанные люди…

Изабель, чистейший продукт супершикарной частной школы Нотр-Дам-дез-Уазо, весьма чувствительна к такого рода вещам. Я промолчал. В подобных ситуациях обмен мнениями лучше свести к минимуму, чтобы не обострять разногласия в семье. Но вообще что-то, несомненно, произошло. Несчастный случай? Пробка? Оставалось еще одно предположение: их опоздание могло быть связано с секретным совещанием, которое планировалось на вторую половину дня. Конрад упомянул о нем по телефону, подтверждая время нашего ужина. "Мы начнем в четырнадцать часов и закончим не позже восемнадцати", — бросил он небрежным тоном, К которому обожал прибегать в разговорах на деликатные темы.

В центре обсуждения в очередной раз была банковская тайна.

Все наши неприятности возникли в начале двухтысячных из-за Соединенных Штатов. Вопреки сложившимся в Европе представлениям, налоговые правонарушения всегда считались у них едва ли не самым страшным злом. Буш-отец и Клинтон первыми погнали волну, требуя от Internal Revenue Service, американской налоговой службы, приструнить Швейцарию. Буш-сын продолжил начатое с еще большим рвением. Решающий поворот пришелся на 2001 год. Именно тогда Штаты вынудили Швейцарию подписать совершенно противозаконный текст: речь шла о сотрудничестве в фискальной сфере — использовалась именно такая формулировка, — и, согласно этим документам, банки, имеющие счета американских резидентов, обязаны были сообщать о них налоговым органам США. Иными словами, сдавать своих клиентов. Техасцы из Белого дома весьма напористо занялись проверкой исполнения Женевой этих требований. Помимо ЦРУ, в их распоряжении имеется еще и тщательно замаскированное Агентство национальной безопасности, NSA. На эту машину работает 80 000 человек, еженедельно регистрирующих сотни миллионов контактов во всем мире. Изначально NSA было создано для борьбы с коммунистами, а теперь стало инструментом, направленным против швейцарских банков. А заодно и против некоторых европейских структур. В результате Франция, страна не слишком популярная у администрации Буша 2001 года, оказалась под пристальным присмотром — в процессе наблюдения за учреждениями, подобными нашему, то есть имеющими филиалы в налоговых оазисах.

После и сентября дополнительный повод для усиления надзора весьма кстати предоставила борьба с безумцами из Аль-Каиды.

Но самое скверное свалилось на нас, когда вечно запаздывающая Европейская комиссия начала копировать генеральную линию американцев.

Много лет подряд Брюссель пытался сломать барьеры, окружающие офшорные зоны. Нарушить знаменитый "закон молчания", как его называют журналисты, которым недостает воображения. В Европе усилилось давление на карликовые государства, отлично устроившиеся со своей банковской тайной. Столкновения начались в 2000 году, когда ОЭСР[5] составила два списка налоговых оазисов. В первый черный список должны были войти три европейские страны: Люксембург, Австрия и Бельгия. Однако ОЭСР проявила делающую ей честь дипломатичность и квалифицировала их как "страны с излишней конфиденциальностью в банковском деле". Второй список, составленный ОЭСР, был более жестким: в нем речь шла именно о налоговых оазисах, "отказывающихся сотрудничать". Здесь обращали на себя внимание три европейские страны — Андорра, Лихтенштейн и… Швейцария, над которыми неожиданно нависла угроза серьезных санкций, если они не откажутся от банковской тайны применительно к налоговым нарушениям.

Давление неуклонно росло, и в 2003 году Европейская комиссия открыто потребовала от швейцарцев доносить на своих клиентов. Ни больше ни меньше! Тогда в игру вступил Конрад. В качестве ответственного функционера весьма элитарной Ассоциации частных банков Швейцарии, в которую входит всего лишь четырнадцать членов, он повел переговоры, вцепившись в еврократов бульдожьей хваткой.