Коллектив авторов - Невоенные рычаги внешней политики России. Региональные и глобальные механизмы Страница 11

Исключения же из этого правила (СССР и коммунистические страны вообще, чьи внешнеэкономические связи развивались не рыночным способом, а путем централизованного государственного планирования, и осуществлялись исключительно государством) рассматривались как девиации, которые в очередной раз подтверждали общее правило и рыночную природу внешнеэкономических отношений. В качестве подтверждения этого тезиса указывалось на общую неэффективность административно-распределительных экономических систем, приведшую к распаду СССР и краху коммунистического блока в целом.

Причины доминирования рыночной логики и подходов, наработанных экономической наукой, в оценке мировой экономики и внешнеэкономических связей в большинстве своем упираются в изначально двойственную природу экономических отношений, коренным образом отличающую ее от отношений политических. Если во внешней и тем более мировой политике главными участниками с 1948 г. и по сей день выступают государства, участниками внешнеэкономических отношений являются как государства, так и частные компании и даже индивидуумы. При этом именно бизнес-игроки являются, как правило, конечными участниками международных экономических отношений и внешнеэкономических связей. Именно они, а не государство, в большинстве случаев производят товары, услуги и капитал, и они же по своим собственным каналам направляют их за рубеж. Государство в данном случае выступает регулятором и (в ряде случаев) как бы еще одной компанией, когда участниками внешнеэкономических отношений являются государственные корпорации и государственный капитал. Однако при этом последняя функция с точки зрения классической либеральной экономической школы – аномалия, проявления которой следует минимизировать.

Компании же (причем как частные, так и в идеале с государственным капиталом), по мнению представителей классических экономических концепций, руководствуются во внешнеэкономических связях не политическими соображениями, а теми же законами и принципами, что и на внутреннем рынке: рыночными коммерческими принципами, в соответствии с которыми главной целью внешнеэкономических отношений является извлечение прибыли конечными участниками данных отношений – компаниями и частными лицами. С точки зрения классической экономической науки внешнеэкономические отношения и мировая экономика не более чем трансграничное продолжение рыночных отношений на национальном уровне, своего рода расширение того же самого рынка, не изменяющее сути коммерческой логики поведения бизнес-игроков.

В немалой степени доминированию «экономоцентризма» в оценке и анализе внешнеэкономических связей и мировой экономики в целом способствовало преобладание в общественных (в том числе экономических) науках западных стран либеральных англосаксонских подходов и традиций. В соответствии с ними государственное вмешательство в экономику как внутри страны, так и за ее пределами, должно быть минимальным и ограничиваться созданием предельно общих рамок и правил игры. Устанавливаемые государством правила игры, согласно данной традиции, должны являться в большей степени социальным, а не экономическим регулированием, нацеленным на предотвращение нарушения компаниями и бизнесменами общих законов общества. Собственно же экономическое регулирование, по мнению сторонников указанной традиции, участникам экономических отношений – бизнес-субъектам – следует осуществлять для себя самостоятельно. Именно этот подход, в частности, создал базу для формирования международного частного права – сосредоточения традиций и норм поведения, устанавливаемых частными игроками на международном уровне для самих себя. В соответствии с данной традицией, чем меньше государство вмешивается в экономику (как внутри страны, так и во внешнеэкономической сфере), тем лучше.

Наглядной иллюстрацией здесь может служить экономическая политика американских администраций (в первую очередь республиканских) вплоть до Франклина Д. Рузвельта, пересмотревшего базовые принципы отношений государства с обществом и частным сектором в Америке. Все же его республиканские предшественники (и Гардинг, и Куледж, и Гувер) придерживались политики максимального ограничения государственного вмешательства во внутриэкономические и внешнеэкономические дела, отдавая регулирование на откуп собственно экономическим субъектам. Президент Герберт Гувер, как известно, пытался даже распространить данный либеральный подход на участие США в мировых делах вообще, в том числе политического характера, назвав его «интернационализмом laissez-faire ». В соответствии с ним активное участие американского бизнеса в мировой экономике обеспечит международные стабильность и порядок в гораздо большей степени, чем «большие» межгосударственные политические соглашения и организации типа Лиги Наций [26] . Это в полной мере отражает традиционную для США (прежде всего республиканского истеблишмента) боязнь большого (в плане влияния на экономическую и общественную жизнь) правительства и государства как такового.

Следует отметить, что в следующие несколько десятилетий роль государства в экономиках развитых западных стран (в том числе и в США) усилилась, в целом окрепли позиции кейнсианской экономической традиции. Однако уже в 1980-е годы наступил новый этап государственного дерегулирования, связанный в первую очередь с деятельностью администрации Рональда Рейгана в США и правительства Маргарет Тэтчер в Великобритании. Вместе с тем тенденция нового сокращения государственного участия и регулирования распространилась далеко за пределы собственно территорий тэтчеризма и рейганомики, что, по сути, сформировало целую эпоху в истории мировой экономики – эпоху нового минимального вмешательства государства в ряде областей мировой экономики, эпоху, закончившуюся мировым финансово-экономическим кризисом 2008 г.

Позиции США в мировой экономике второй половины XX в. и динамизм англосаксонских экономик по сравнению с экономиками континентальных стран Западной Европы обеспечили распространение новой волны дерегулирования и сокращения государственного вмешательства на большинство стран мира. Наконец, в немалой степени укреплению веры в англосаксонский либерализм содействовало окончание холодной войны и крах коммунистических административно-плановых экономик именно в момент расцвета тэтчеризма и рейганомики – в конце 1980-х годов. Создавалось впечатление, что именно англо-американский либеральный вариант экономики, а не европейская социал-демократическая модель, одержал победу над коммунизмом. Кроме того, англо-американские традиции либерализации, сокращения государственного участия, приватизации и передачи максимальных полномочий собственно рыночным механизмам полностью соответствовали чаяниям реформаторов большинства посткоммунистических стран – как в Восточной Европе, так и на территории бывшего СССР (за исключением разве что республик Центральной Азии). Новые лидеры посткоммунистических государств видели главным инструментом трансформации своих экономик максимальную либерализацию и приватизацию, сокращение государственного регулирования до минимума или его полную ликвидацию и тем самым с большой охотой принимали «победившую» англосаксонскую идеологию.